Критическая острота, которую приобретает проблема Ислама в России, делает необходимым изучение его прошлого, чтобы осмыслить настоящее и попытаться спрогнозировать будущее. Эта работа представляет собой попытку взглянуть на современное положение Уммы в России именно в контексте их взаимной истории, чтобы можно было понимать, является ли политика государства по отношению к Исламу в наши дни случайностью или закономерностью.
Но то, как ведет себя государство по отношению к нам – это лишь одна часть. Вторая – попытка осознать историю российских мусульман и ее взаимосвязь с их современным составом и положением.
Автор исходит из того, что многие тезисы, озвученные в этой работе, требуют более объемного и детального раскрытия, невозможного в формате статьи, и поэтому будет признателен за любую конструктивную критику и дискуссию, которые бы способствовали более выверенному осмыслению поднимаемых здесь вопросов.
История Ислама в России: основные этапы государственно-исламских отношений
1. История Ислама в России начинается в момент возникновения единого геополитического пространства, включившего в себя территории и народы, которые позже войдут в состав России и без которых ее невозможно представить на карте мира. В этом смысле неверно отсчитывать историю Ислама в России ни от Волжской Булгарии, ни от проникновения сахабов в Дагестан, так как обе эти земли развивались абсолютно самостоятельно от России, которой на тот момент также не существовало.
Геополитическое пространство, на основе которого возникает будущая Россия, появляется после завоеваний Чингис-хана и Бату-хана, создавших империю (Орду) с теми землями и народами, без которых Россия немыслима. Об Орде мы имеем все основания говорить как о геополитическом истоке и предшественнике России, тогда как существовавшая до нее Русь (конгломерат княжеств со славяно-финно-балтским населением под руководством варягов), так же, как и упомянутая выше Волжская Булгария были самостоятельными и несвязанными между собой (кроме как соседством) геополитическими образованиями.
2. Самый первый этап религиозной политики и жизни в (пред) российской истории можно определить как неупорядоченный плюрализм, которым можно охарактеризовать в этом отношении раннюю Орду. «Монголы» (почему данный термин закавычен, станет ясно позже) включили в свой состав земли как христиан (Русь), так и мусульман (Волжская Булгария), будучи при этом гетерогенны в смысле религии сами: язычество, несторианское христианство, проникающий в их общество Ислам.
Надо отметить, что гетерогенность религиозной карты Орды еще больше увеличится, если иметь в виду, что и «православная Русь», которую принято считать чем-то монолитным, не была таковой.Прежде всего, русские земли на тот момент и еще очень долгое время официально окормлялись греческой церковью, и это очень важно понять – обретение автокефальной русской церкви происходит только в Российском государстве, тогда как в эпоху «Киевской Руси» и подчинения Орде русских княжеств Русь окормлялась назначаемыми из Константинополя митрополитами. В этом смысле подчиненная в духовном отношении Византии Русь была для нее разменной монетой в греческо-ордынских отношениях, учитывая, что Византия с Ордой были союзниками и хозяйственными партнерами. Именно поэтому абсурдны обвинения некоторых «русских патриотов» в «предательстве русской церковью борьбы русского народа против монгольских захватчиков»: никакого предательства не могло быть, потому что греческая церковь на Руси проводила политику в греческих же интересах.
Далее, не все русские земли, даже входившие в протекторат Орды (думается, это вполне корректное определение вассальной зависимости русских князей от Сарая), были догматически безупречно православными. В Северо-Западной Руси, Новгороде и Пскове долгое время фактически развивался внутриправославный протестантизм, который на определенном этапе прямо принял антицерковные формы.
И если подобная гетерогенность внутри христианства на тот момент была присуща и Западной Европе, то плюрализм Орды, включившей в свое пространство две мировые и этнические языческие религии, для Запада был совершенно немыслим.
3. Второй этап ордынской истории (в эпоху зрелости Орды) можно охарактеризовать как пред-Вестфальскую систему в Северной Евразии, то есть, оформление предпосылок для создания в будущем аналога Вестфальской системы - упорядоченного и ограниченного политическими рамками религиозного плюрализма. Это выразилось в религиозно-политической унификации двух основных составляющих ордынского (пред-российского) пространства.
С одной стороны, начиная с хана Узбека (1313 год) религиозная анархия внутри самой Орды заканчивается признанием Ислама государственной религией (хотя, как показала дальнейшая история, исламизация ордынской элиты и была достаточно поверхностной). С другой стороны, с захватом Византии мусульманами-османами начинается трансформация церкви в Руси из филиала космополитической в самодостаточную церковь государственной религии ясно прочерчивающегося русского централизованного государства – Московии.
В Московии в этот период практически одновременно происходят два процесса.
Первое – высадка десанта византийских рейдеров в лице второй жены Ивана III Софии из лишившейся своей империи греческой династии Палеолог и последующая консолидация вокруг нее греческой партии из осевших на Руси греков, новых беглых греков и находящихся под их влиянием автохтонов. Фактически на фоне аморфной этнократической московитской знати, которую устраивали конфедеративные реалии угасающей Орды, не вмешивающейся в порядки Московского улуса, именно греческая партия становится мотором борьбы за создание идеократического, мессианского православного государства и не только обретение им независимости от Орды, но и ее разгром в отместку за завоевание турками Византии. Устранив законного наследника Ивана III Дмитрия, его сына от первого брака, приведя к власти вместо него своего сына Василия (отца Ивана Грозного) и настояв на войне Ивана III и нежелающей этого московской аристократии (по данным Татищева) с ханом Ахматом, София заложила фундамент для превращения Московии из обычного формирующегося государства-нации в мессианско-реваншистскую империю.
Второе – именно в это время и на этом фоне происходит резня «русских гугенотов» первоначально лояльным к ним, но позже склоненным греческой партией (Юрий и Дмитрий Траханиот) к расправе Иваном III. Под русскими гугенотами имеется в виду, естественно, массовое христианско-реформатское движение, охватившее не только Северо-Западную Русь, но и проникшее в саму Московию, на которое был навешен пропагандистский ярлык «ереси жидовствующих». На самом деле в данном случае имел место классический протестантизм ветхозаветного образца, то есть низовое религиозное движение с характерной для формирующихся буржуазных обществ (Новгород и был таковым) пуританско-законнической ориентацией. Естественно, существование такого движения, с каждым днем набирающего все больше сторонников уже и в Московии, было несовместимо с достижением неовизантийскогогегемонизма и превращением Московии в Византию 2.0. (Третий Рим). Это предопределяло объективную неизбежность «зачистки» превращающейся в однородное религиозно-политическое пространство Московии от «русских гугенотов». Забегая вперед, следует отметить, что как и Никоновские реформы в будущем подобное «закручивание гаек» в религиозной жизни русских христиан под влиянием византийских советчиков (при Романовых в этом качестве выступили украинцы) имело целью еще и отдаление самобытного русского христианства от Ислама, ведь законнический ветхозаветный пуритантизм «жидовствующих» был вполне близок законническому духу Ислама, особенно с учетом того, что «русские гугеноты» не отвергали Иисуса, мир ему, что им приписывает пропаганда, а считали его пророком или «Сыном Божьим» в арианском духе, подобно мусульманам.
4. Третий этап религиозной жизни на прото-российском пространстве является исторически первым для Ислама собственно в России и начинается с включения мусульман в состав исторического Российского государства практически одновременно с его возникновением.
Если само создание российского или, точнее, независимого и централизованного русского государства со столицей в Москве вписывалось в логику разделения ордынского имперского пространства по религиозно-политическому принципу, то есть, создания евразийского аналога Вестфальской системы, то разгром им практически всех своих мусульманских соседей по Орде (Казанского, Астраханского и Сибирского ханств) и включение их территорий и населения в свой состав, предопределил развитие не только России, но и всей Северной Евразии по принципиально иной логике, чем Европа, в сторону от будущей системы национальных государств.
Основатель Российского государства, довершивший завоеванием Пскова и Новгорода «собирание русских земель» и начавший присоединение земель нерусских, Иван Грозный, внук Софии Палеолог по одной линии и потомок хана Мамая по другой, не был «русским националистом» даже условно (с учетом того, что эпоха национализма еще не наступила). Кроме того, что, как это следует из мемуаров английского послаФлетчера, он не только не считал, но и противопоставлял себя русским, при формировании новой служивой элиты вместо подвергнутого им репрессиям русского боярства (московитскаяэтнократия, оттесненная, но не «зачищенная» Софией), он опирался в значительной степени на лояльные ему лично кадры крещенных тюрок (Опричнина).
Кадры новой российской элиты массово пополнялись пятой колонной Казанского ханства – промосковской партией, активно способствовавшей взятию Москвой Казани и не просто легко переходившей после этого в религию победителей, но и вливавшейся в их элиту.
Тем не менее, завершить характеристику первого этапа истории Ислама в России следует указанием на определенную двойственность: подвергая геноциду и религиозным чисткам мусульманское население завоеванного Поволжья и активно кооптируя тюркских ренегатов в русскую элиту, Москва при этом впервые пытается создать «ручных мусульман», центром которых в России становится вассальное ей Касимовское ханство (в нынешней Рязанской области). Следует отметить, что и помимо этого полусамостоятельного государства поселения тюрок-мусульман и их служба русскому царю имели место в ряде других, собственно русских (не аннексированных у ханов) территориях, вплоть до Подмосковья. Таким образом, разгром мусульманских геополитических конкурентов и религиозный геноцид их населения на первом этапе истории Российского государства сочетается с определенной терпимостью к «ручным мусульманам» в его внутренних территориях.
5. Второй этап истории Ислама в России характерен и недооценен как первый прецедент совместной борьбы русских христиан и российских мусульман за общие права (вторым таким эпизодом будет союз Емельяна Пугачева с Салаватом Юлаевым). Ввергнутая в хаос мессианско-террористической политикой Ивана Грозного, Москва провалилась в Смуту, закончившуюся ее подчинением иностранным силам (полякам). На этом фоне в России начинается национально-освободительное движение, оно же фактически и первая (несостоявшаяся) буржуазная революция, учитывая то, что его оплотом становятся торговый центр Нижний Новгород и в значительной степени именно «третье сословие» («черная сотня»). Весьма показательно, что в этом буржуазно-национально-освободительном движении приняли активное участие и мусульмане-татары, а подписи трех татарских мурз стоят под призванием Земским Собором на царство династии Романовых в 1612 году.
6. «Благодарностью» Романовых мусульманам-татарам стала развязанная ими в скором времени невиданная компания гонений уже на внутренних, доказавших свою лояльность России, мусульман. Однако прежде чем перейти непосредственно к описанию этого, надо отметить, что мусульмане-татары были не единственными, кто испытал на себе «благодарность» приведенной к власти династии.
Пришедшие к власти на волне русского аналога буржуазной революции (1572-1648 гг.-похожая, но успешная и доведенная до конца буржуазно-национальная революция в Нидерландах), поставленные на царство русским аналогом парламента (Земский Собор), Романовы, пользуясь тем, что у русского общества не хватило зрелости ввести их правление в договорные рамки, шаг за шагом начинают разрушать его субъектность. В числе таких действий не только нарастающее закрепощение крестьян, которое, судя по всему, касается непосредственно мусульман и Ислама, но и уничтожение самобытной русской версии православия, весьма схожей в обрядовом отношении с Исламом - разновидности буржуазного пуритантизма, недостаточно подконтрольного и не отвечающего интересам вестернизирующихся Романовых. Проводники западного, то есть, применительно к России восточноевропейского (того же поствизантийского) влияния в лице выходцев из Юго-Западной Руси (украинцев) вдохновляют избавляющихся от пут Земского Собора Романовых на искоренение русского (великорусского) православия. «Зачистивший» в очередной раз местное боярство Петр I, таким образом, не упал с неба, а всего лишь довел до логичного завершения политику своей династии по денационализации русского общества в широком смысле, от ликвидации его представительного органа и закрепощения значительной части населения до искоренения его культуры с ее замещением иностранной. Политика Романовых по отношению к российским мусульманам в этом смысле является закономерным продолжением не только изначального исламофобского курса основателей России, но и их политики по отношению ко всему русскому обществу.
7. В правление Романовых (не надо путать их с Голштейн-Готторпской династией, начинающейся с 1762 года при Петре III) завершается процесс ассимиляции в русскую служивую элиту крещенных тюрок и начинается процесс планомерного выдавливания с ранее закрепленных позиций верноподданных мусульман, не готовых отказаться от своей веры. Этой политикой Романовы фактически запускают процесс формирования этносоциального ядра будущего татарского этноса, а именно мишар. Происходит это в результате массового переселения, кроме прочего, теснимых уже из Московии служивых тюрок-мусульман на родину предков (Поволжье, Идель-Урал), где они получают за службу, покупают или просто занимают пустующие земли, на которые вместе с ними приходят бегущие разноплеменные крестьяне.
В итоге, выдавившее мусульман из метрополии правительство обнаруживает, что стимулировало этим исламизацию немусульманского населения на окраинах, очагами которой становились поместья тюркских землевладельцев, на которых оседали, принимали Ислам и сохраняли (или получали) за это свободу беглые угро-финские и даже русские крестьяне, из которых и возник субэтносмишар. Разумеется, на это последовала соответствующая реакция в виде запретов мусульманам сначала иметь слуг православного исповедания (1628 год – всего через 16 лет после воцарения Романовых), а затем и вовсе иметь вотчины и поместья (1713 год – царствование Петра).
Таким образом, третий этап истории Ислама в России охватывает правление природных Романовых и сводится к гонениям с их стороны на верноподданных мусульман, попыткам последних приспособиться к новым условиям и реакцией на это государства в виде стремления не позволить этого путем введения дополнительных запретов. Апофеозом этой политики, как и политики наступления абсолютизма на само русское общество становится массовое восстание как православных казаков и беглых крестьян под руководством Емельяна Пугачева, так и мусульман под руководством сына служивого российского мусульманина Салавата Юлаева (им предшествовали восстание Булавина и Разина и джихад имама Батырши соответственно). На этом фоне, а также на фоне войны с Османским халифатом Россия в лице представительницы уже германской династии, просвещенной немки Екатерины склоняется к пересмотру политики в отношении верноподданных мусульман в сторону ограниченной веротерпимости.
8. Четвертый период в истории российского ислама, который иногда называют его «золотым веком», берет начало от Указа ЕкатериныII 1788 года, гарантировавшего российским мусульманам право исповедовать и соблюдать свою религию и иметь определенную религиозно-общинную автономию.
Однако даже без учета того, что правительственные чиновники при каждой возможности вмешивались в деятельность духовных управлений мусульман, надо отметить, что либерализация в отношении мусульман уже освоенных Империей территорий чередовалась с рецидивами геноцидной политики на вновь завоевываемых мусульманских территориях: целенаправленный геноцид черкесов в Западном Кавказе (мухаджирское движение – исход горцев в Турцию) и карательная геноцидная политика Ермолова на Северном Кавказе.
Тем не менее, надо признать, что в отношении уже замиренных территорий политика зрелой Российской империи под руководством германской Голштейн-Готторпской династии отличалась гораздо большей гибкостью и веротерпимостью, чем политика природных Романовых. Мусульмане на многих территориях обладали общинной автономией, во многих местах действовали шариатские суды (хотя регулярно и возникали попытки ограничить все это), а вместо давно уже ликвидированного Касимовского ханства в Империи снова появилось вассальное исламское государство – Бухарский эмират.
9. Пятый этап истории российского ислама знаменует собой третью по счету попытку активной борьбы мусульман за свои права внутри России, причем, в третий раз синхронно с остальным русским обществом: буржуазная революция 1612 года, восстание Пугачева и Юлаева (тоже возникшее из вполне буржуазных требований) и – в этот раз – активное участие мусульман в становлении буржуазно-демократической общественно-политической системы, начиная с 1905 года.
Мусульмане России создают свою политическую партию, получают фракцию в Государственной Думе, организуют Всероссийский Мусульманский Съезд как руководящий орган мусульманской уммы Империи. Множатся мусульманские типографии, печатные издания, активизируется интеллектуальная жизнь и дискуссии внутри общины российских мусульман, появляются идеологи их активного гражданского позиционирования в Империи вроде Исмаила Гаспринского.
Однако надо указать, что гражданско-правовая трансформация русского государства и общества, которая не состоялась уже во второй раз (первый раз – в 1612 году), вновь оказалась жертвой, в том числе, мессианско-неовизантийских идей о «возвращении Константинополя», «освобождении братьев-христиан» и т.п., изначально заложенных в идейный фундамент Российского государства. Эскалация подобных идей и настроений, закончившаяся вступлением хрупкой буржуазно-демократической России в Первую мировую войну, стала решающей причиной ее краха.
10. Следующий, шестой этап истории Ислама в России охватывает весь советский период. Несмотря на явную, на первый взгляд, разницу в политике Советской власти в отношении Ислама в различные ее периоды, для меня очевидно, что она обуславливалась исключительно техническими соображениями, будучи единой в своей сути.
Суть политики Ивана Грозного можно охарактеризовать как геноцид мусульман на завоеванных территориях при одновременной терпимости к верноподданным мусульманам. Суть политики природных Романовых – освоение всех завоеванных территорий путем планомерной зачистки от Ислама всей России. Суть политики Голштейн-Готторпской династии – новые завоевания территорий и послабления мусульманам на уже завоеванных ранее территориях. Суть политики Советской власти – новая романовщина, но в гораздо более агрессивной и тотальной форме, максимальное искоренение Ислама на всех присоединенных ранее территориях. Таким образом, как видно, в истории взаимоотношений Российского государства с Исламом захваты и зачистки чередуются с послаблениями ради новых захватов, за которыми следуют новые зачистки – освоения захваченного.
Эту логику и место советского периода в подобной смене циклов подтверждает то, что первая же попытка Советской Империи выйти за рамки уже завоеванной территории и, по сути, присоединить к себе новую исламскую территорию – Афганистан, распространив на нее советские порядки, привела к ее краху.
11. Вырождение советской системы, ее мутация и имитация восстановления преемственности с императорской Россией (обреченного быть фарсом без десоветизации и люстрации, с одной стороны, и реставрации и реституции, с другой) на выходе привели к установлению в постсоветской России гибридной системы, которую можно определить как КапСовок. В экономике это колониальный, сырьевой, паразитический капитализм, неспособный производить не только конкурентоспособные товары и услуги, но и воспроизводить людские ресурсы, обеспечивать позитивный демографический баланс, вместо этого импортирующий избыточную рабочую силу из государств Средней Азии. В политике по подходам к строительству и управлению обществом это в целом наследие советской системы, идеологическое банкротство которой пытаются компенсировать апелляцией к ценностям дореволюционной России.
Поэтому по отношению к Исламу и мусульманам она враждебна втройне. Во-первых, потому что нуждается в контроле над так и не «переваренными» Россией Северным Кавказом и государствами Средней Азией для восполнения с помощью их демографии тающего населения обескровленной империалистическими авантюрами Северной Евразии. Во-вторых, потому что для сохранения «социальной однородности» как основного признака советской системы, завоз гастарбайтеров из Средней Азии и активное перемещение жителей Северного Кавказа по стране требуют от нее борьбы с реальным Исламом, не позволяющим их ассимилировать и потенциально могущим превратить их в самостоятельную силу, требующую своих прав. В-третьих, потому что все это происходит на фоне возрождения и массового распространения идей «Третьего Рима» и «борьбы с басурманами», в сочетании с предыдущими двумя факторами делающих из мусульман главного врага.
«Перспективы» Ислама и мусульман в этой системе вполне очевидны: целенаправленное искоренение сознательной религиозной активности и ликвидация автономии мусульманских регионов (в рамках упразднения республик и «укрупнения регионов») с целью окончательной ассимиляции растущего населения кавказско-среднеазиатского происхождения в «новую историческую общность людей» - «российскую нацию».
Татары как российские мусульмане в дореволюционной России
У того, кто не знает своего прошлого, нет будущего – фраза избитая, но не теряющая своей актуальности. Одна из проблем современных российских постсоветских мусульман заключается в том, что они не имеют своего исторического самосознания, тогда как им противостоит общественно-политическая система с мощной антиисламской исторической мифологией. Надо оговориться, что историческое самосознание, конечно же, есть, но свое у каждой группы, народа или региональной общности, при том, что живут они в единой стране, имеющей единое понимание истории, прямо или косвенно заостренное против Ислама и мусульман.
Тем не менее, у Ислама в России, именно в России, а не в отдельных ее частях, есть своя, не менее древняя история, чем у противостоящей ему неовизантийской антиисламской идеологии. И история эта, нравится это кому-то или нет, неразрывно связана с историей татар.
Почему я выделяю именно татар среди других мусульманских народов? Да, потому что татары исторически это не просто народ в обычном понимании этого слова. Татары и не этнос, точнее, это не один, а много этносов, объединенных в зонтичную систему, и в этом смысле могут претендовать на звание «суперэтноса» с куда большим правом, чем русские.
Надо помнить, что самоназвание «татары» укоренилось относительно недавно, а само это слово использовалось шире этнических рамок современных татар (например, азербайджанцев еще в XIX веке называли «кавказскими татарами»). В Российской империи «татарин» было фактическим синонимом мусульманина, то же самое, но наоборот, было верно для татар, ведь те, кто перестали быть мусульманами, ушли либо в русские, либо выделились в отдельную общность – «кряшены».
Но суть не в этом, а в том, что татары большую часть истории России и были единственными российскими мусульманами. Татары – это не булгары, точнее, булгары это только один из источников формирования татар, поэтому попытки представить татар просто другим названием булгар, населения конкретной Волжской Булгарии, не выдерживают никакой критики. Булгарское население было сметено дважды: первый раз «монголами», которые, как уже известно, были и не монголами, а широким племенным союзом с тюркским ядром (или, как минимум, участием), частью которого были предки татар. Второй раз Россией, начиная с Ивана Грозного и почти до Екатерины II, христианизировавшей одну часть населения завоеванных ханств, перемещавшей другую и заселявшую эту территорию колонистами. В итоге, из тюрок, те, кто приняли христианство, стали русскими (кроме небольшой группы кряшен), а те, кто несмотря ни на что сохранили свой Ислам, стали в будущем татарами.
Татары начали формироваться не в «национальном государстве» Булгарии, но в многоплеменной Орде и окончательно сформировались в Российской империи. Ядро современных татар – мишары сформировались непосредственно в России как продукт переселенческого (мухаджирского) движения тех ее мусульман, которые не захотели креститься, но при это и не покинули Империю подобно мухаджирам-черкесам, а пытались найти свою нишу и закрепиться на неосвоенных православной церковью землях тюркских предков.
Поэтому к концу существования императорской России практически вся ее исламская умма была татарской или тюркской: литературным языком мусульман центра современной России был тюркИ, языком межнационального общения горцев Кавказа – тюркский кумыкский язык, азербайджанцев называли «кавказскими татарами» (нарождающаяся интеллигенция считала себя турками), в Крыму – крымские татары, Средняя Азия – Туркестан. Очевидно, что это огромное пространство в реальности состояло из десятков разных этносов, с различным этническим и расовым происхождением, но всех их объединяли два фактора: тюркоязычие и Ислам, и при этом именно этнический костяк современных татар, имевших наибольшую историю адаптации к российской империи, был объективным держателем этого тюрко-исламского зонтика. Поэтому, когда Исмаил Гаспринский ставил знак равенства между «русскими мусульманами», то есть, мусульманами русского подданства, и татарами, подразумевая под ними всех «тюрко-татар», он имел для этого все основания.
Национальное единство российских мусульман: разрушение и перспективы
За семьдесят лет советской власти был причинен колоссальный урон не просто Исламу в ряду других религий, но и сложившемуся к 1917 году национальному единству «русских мусульман» (в понимании Исмаила Гаспринского) на описанной выше тюрко-татарской основе. Мусульмане Империи были не только деисламизированы, но и детюркизированы, так как одновременно происходили два процесса: русификации и создания обособленных национальных культур и языков, формирования на месте мусульманского единства отдельных наций, порой с их противопоставлением друг другу (татары с башкирами, узбеки с киргизами и т.д.).
В условиях выкорчеванного «русского», тюрко-татарского Ислама с падением коммунизма на арену истории выходит русскоязычный Ислам, лидерство в котором принадлежит уже более молодым, пассионарным, позже присоединенным к России кавказским народам, к тому же снова предпринявшим попытку сбросить ее господство. Возникает разрыв, определяющий реалии российского ислама и до сих пор: между веками закрепившими свое положение в Империи татарскими имамами и неформальным исламом с ведущей ролью кавказских мусульман.
Разрыв этот обуславливался еще и тем, что речь идет о принципиально разных исторических традициях и условиях существования и проявления Ислама. Исламская традиция татар – это, по сути, многовековая история российского ислама, мусульман, веками живших в немусульманской империи, пытавшихся адаптироваться к ней или сопротивляться ей, но так же изнутри (от глухого саботажа до восстаний), в ряде случаев совместно с православными соседями (пугачевско-юлаевская герилья). Историческая традиция мусульман Кавказа – это либо антироссийская традиция сопротивления чисто внешнему захватчику (русские князья и татарские ханы все-таки имели вековые связи уже при Орде) и стремления освободиться от него, либо вообще отсутствие таковой. То есть, кавказские мусульмане, если они не являются носителями антироссийской традиции освободительной антиколониальной борьбы, не представляют никакую историческую традицию, но при этом, либо оспаривают, либо размывают остатки многовековой татарской. В этом смысле весьма характерно, что кавказские народы сопротивлялись завоеваниям не только России, но и Орды, из геополитического пространства которой она возникла, и в которую уходят корни татар и ряда других тюркских народов Евразии.
Проводниками русскоязычия постсоветского Ислама являются именно кавказцы – это парадоксально, учитывая сепаратистский характер их исламской традиции, но легко объяснимо: только единый язык позволяет стать единой силой представителям десятков разноязычных народов. Рука об руку с русскоязычием постсоветского ислама идет и его салафитизация, направленная, против мазхабов вообще, но политически в первую очередь против ханафитского мазхаба – многовекового стержня всего тюркского ислама в Евразии. В такой композиции любой носитель постсоветской русскоязычной антимазхабной салафитской парадигмы является представителем кавказского ислама, будь то этнический кавказец, татарин, башкир или этнический русский.
В последние годы внутри этого русскоязычного постсоветского кавказского ислама появляются кадры, претендующие быть носителями российской исламской идентичности и российского исламского проекта, ориентированного на существование внутри России, а не отделение от нее. Они закономерно пытаются прислониться к реформистской, более открытой к ней части татарского духовенства в лице Совета Муфтиев России или, как минимум, взаимодействовать с ней. Однако представляется, что попытки Совета Муфтиев лавировать между приверженностью ханафитскому мазхабу и лояльностью к русскоязычному кавказскому салафизму, если и могут быть до поры эффективны тактически, то стратегически все равно не избавят его от выбора: либо отказ от татарской гегемонии и постепенная сдача лидирующих позиций «кавказцам», либо сохранение изоляции от самой активной части своей паствы и поражение в борьбе с более удобными для государства духовными управлениями.
На фоне объективной конкуренции татарского и кавказского сообществ за лидерство в российском исламе и неудачи попыток их объединения, стратегическое значение стал приобретать новый фактор – среднеазиатский, ворвавшийся в российскую действительность с массовой миграцией гастарбайтеров из этих республик. Во многих крупных (и не только) российских городах среднеазиаты уже стали основным контингентом посетителей мечетей, задавив массой не только татар, но и кавказцев. Однако не стоит испытывать иллюзий: среднеазиаты, как и кавказцы не имеют своей традиции российского ислама, но в отличие от последних еще и являются иностранцами и в целом достаточно плохо знают русский язык. Без обиняков, это значит, что среднеазиаты не способны быть «третьей силой», однако, от того, на чью чашу весов ляжет эта «гиря» (при условии сохранения единой России) в значительной степени и будет зависеть, «чья возьмет».
С одной стороны, обездоленные, не укорененные в российской истории и почве, как и кавказцы, отторгаемые российским обществом, среднеазиаты в России являются естественным кадровым резервом салафитского интернационала с лидирующей ролью кавказцев. С другой стороны, не надо забывать, что за исключением таджиков все среднеазиаты - тюрки и исторически абсолютно все (включая уже и таджиков, кроме исмаилитов) – ханафиты, и в этом качестве они являются естественным резервом уже татарского ислама.Татарский ислам в наши дни теоретически может восстановиться и вернуть себе реальную гегемонию в российской исламской среде при условии решительной и эффективной тюрко-ханафитской мобилизации с вовлечением в нее новой среднеазиатской паствы. В этом смысле фигура нового муфтия Татарстана, реального, образованного и убежденного (фанатичного в хорошем смысле этого слова) ханафита Камилля Самигуллина может стать поистине судьбоносной, если ему удастся пустить из Татарстана мощную ханафитскую, с тюркской основой волну на всю Россию.
Но в этой ситуации татары в целом оказываются перед судьбоносным выбором между национальным и имперским путями. Национальный путь для татар требует от них одновременно максимальной изоляции от нетатарского сообщества и максимальной консолидации татарского на широкой платформе с переходом татар-мусульман за его пределами исключительно в режим закрытых диаспор-махаля, связанных с Татарстаном. Имперский, уходящий корнями в Орду, путь означает растворение татар в новом тюрко-ханафитском интернационале, точнее, возвращение татарскому бренду его наднационального качества, что приведет к утрате гегемонии этнического ядра современных татар – мишар, но может обернуться новым витком этногенеза татарского суперэтноса как уже не нации, но тюрко-ханафитского интернационала.
Впрочем, вполне возможно, что как это уже не раз бывало в их истории, выбор за татар сделает Москва, упразднив Татарстан как республику, либо путем лишения ее этнической доминанты, либо путем объединения с соседними регионами. В таких условиях, лишенные возможностей национально-государственного развития, татары уже не в первый раз будут вынуждены искать иную нишу для своего сохранения в Империи и реванша, средством которого и может выступить интернациональная ханафитская мобилизация.
Русские мусульмане в российском исламском треугольнике
Но прежде чем обсуждать взаимоотношения в татарско-кавказско-среднеазиатском треугольнике, пожалуй, следует немного остановиться на зарождающемся собственно русском исламе, то есть этнических русских (и других русскоязычных из немусульманских народов), принимающих Ислам уже примерно два последних десятилетия.
В принципе, тут тоже не должно быть особых иллюзий – говорю это как ветеран русского исламского движения – большинство русских, принявших и принимающих Ислам на данный момент, вероятнее всего, растворятся в иноэтнических сообществах: большинство, скорее всего, в русскоязычном кавказском, меньшинство в тюрко-ханафитском. Впрочем, соотношение может и измениться в случае успешности тюрко-ханафитской мобилизации, о которой было сказано выше.
Формирование своего самостоятельного сообщества – удел меньшинства русских, принимающих Ислам, по крайней мере, на данный момент. Именно такие русские мусульмане, флагманом которых является НОРМ (но необязательно все они состоят в ней) оказываются в непростых отношениях с двумя мейнстримами современной российской уммы: официальным татарским и неформальным кавказским. Появление русских мусульман первоначально вызвало напряженность у части татарских имамов, которые воспринимали их как проводников русификации и вытеснения татарского языка из обихода российских мусульман. По этой же причине русским мусульманам первое время очень благоволили русскоязычные кавказские салафиты, но только тем, кто фактически вливался в ведомый ими интернационал. Но когда появились этно-ориентированные русские мусульмане, не желающие не только «отатариваться», но и «окавказиваться», напряженность возникла уже и здесь.
С другой стороны, с дистанцированием русско-идентаристских (то есть, желающих сохранять и воспроизводить свою идентичность) мусульман от русскоязычного кавказского интернационала к ним стали лучше относиться адекватные татарские патриоты. Стало ясно, что такие русские мусульмане не только не заинтересованы в русификации татар, но и в целом воспринимают русификацию всего исламского пространства в России как проблему, ибо она устраняет национальные перегородки и приводит к растворению также и русских мусульман в новом интернационале без роду, без племени. Напротив, русские мусульмане, желающие формирования своего сообщества, заинтересованы в ясном как в мазхабном, так и культурно-языковом разграничении среди мусульман России: понятно, что изъять русский как язык общения и обмена информацией мусульман в России нереально, но при этом можно стремиться к исламским центрам и общинам, в которых господствует язык той этнической группы, с которой они прежде всего ассоциируются.
Кстати, надо отметить, что именно с этих позиций русские этно-ориентированные мусульмане за последние годы стали центром интеллектуального притяжения других аналогичным образом настроенных представителей исламских этносов: ингушей, чеченцев, ряда северокавказских народов, которые, придерживаясь мазхабных и тарикатистских позиций, не желают растворяться в постсоветском салафитском интернационале и поэтому заинтересованы во взаимопризнании и в тесном взаимодействии с такими же, как они.
С излечением от «болезней роста» и переосмыслением российской истории, в том числе истории российско-исламских отношений, к повзрослевшим русским мусульманам неизбежно должно придти и переосмысление роли татар в ней. Надо признать, что за ревностным отношением татар к «русскому исламу» стоит сермяжная правда истории, ведь именно татары веками и были такими «русскими мусульманами», как их прямо называл Исмаил Гаспринский перед революцией. С возникновения Российского государства в нем, по сути, формировались и присутствовали два народа, созданные в первую очередь по религиозному принципу: православные и те, кто ими становился – русские, мусульмане и принимающие Ислам – татары. И там, и там при этом присутствовали люди разного происхождения: сотни фамилий крещенных тюрок в российский аристократии и тысячи крестьян, переселявшихся на земли тюркских мухаджиров и смешавшихся в мишарский субэтнос, в который они принесли гаплогруппы (генетические метки), характерные для славянских и угро-финских народов.
Исторически в Российской империи сложилось так, что русские как народ это не только и не столько этнос, сколько носители религии и идеологии антиисламских элит и государства. Татарами же становились мусульмане, которые пытались сохранить от этого государства свою религию и основанный на ней образ жизни, будь то путем приспособления к его реалиям или открытого сопротивления, сочетание которых и составляет канву их истории последние несколько веков. Поэтому, логично, что пронеся через века свой Ислам в условиях Российского государства и завоевав, как им кажется, свою нишу, нишу «русских мусульман», татары не могли иначе отреагировать на появление русских, «русских русских», которые без году неделя приняв Ислам, стали претендовать на то, что они и в российском исламе представители «государствообразующего народа», того самого, от которого татары - российские мусульмане отстаивали свой Ислам.
Но дело в том, что помимо «обычных русских» всю историю России были примеры и «других русских» - тех, которые противостояли и государству, и его официальной религии/идеологии, причем, делали это не менее радикально, чем татары: «русские гугеноты», ранние старообрядцы, булавинцы, разинцы, пугачевцы, некрасовцы, липоване, молокане, духоборы, русские богоискатели, русские борцы за свободу как своего, так и других народов вроде Михаила Бакунина. Да, они были немусульманами, хотя многие из них и не знали Ислама и не имели возможности его изучить. Да, те русские, кому тогда удавалось узнать и принять Ислам, уходили потом в мусульманские народы и растворялись в них. Но не надо забывать и того, что в те времена у мусульман и не было как такового национального самосознания, что в отличие от них их потомки сегодня определяют себя не только по религии, но и по нации. И если войти в сложившиеся мусульманские нации со стороны еще можно в индивидуальном порядке, то насколько такое возможно в массовом масштабе (учитывая то, что мусульмане должны стремиться к массированному исламскому призыву, чтобы люди «входили в религию Аллаха толпами»)?
Поэтому стремление русских мусульман оформиться в самостоятельную общность, в которую мог бы влиться принимающий Ислам русский, не желающий растворяться в уже существующих мусульманских народах, естественно и закономерно. Другое дело, какой может быть роль такой общности в условиях России. Тут тоже надо смотреть правде в глаза: русские мусульмане могли бы играть в мусульманском сообществе России доминирующую роль только в том случае, если бы им дало ее государство, как это происходит в Китае с мусульманами-китайцами. Но Россия не Китай и ожидать этого приходится в последнюю очередь. Напротив, само существование русских, выбирающих Ислам, в условиях стремящейся к гегемонии РПЦ и повсеместной исламофобии рассматривается как вызов духовным основам и единству «государствообразующего народа». Поэтому если русским мусульманам и приходится ожидать чего-то от «своего» государства, да и народа, то только неприятностей и проблем.
Впрочем, может быть одно исключение: события 2012 года, когда нарождающееся гражданское общество в России робко попыталось избавиться от диктата чекистов и попов, показали, что со стороны исламского сообщества именно русские мусульмане оказались в авангарде этих процессов и центром притяжения других мусульман, желающих перемен. Это не случайно, потому что источником гражданского сопротивления и стремления к трансформации России в правовое государство и гражданское общество некоторые даже называли «русских образованных горожан» или, иначе говоря, «русских европейцев». Оказалось, что среди таковых есть и мусульмане, причем, закономерно это были мусульмане, многим из которых близка англоязычная исламская культура Запада и европейская исламская ментальность. Они необязательно могут быть русскими этнически, но очевидно, что органическая ниша русских мусульман это европейская культурная ниша, где их принимают равноправными партнерами другие европейские мусульмане (испанцы, немцы, англичане и т.д.) и готовы вести с ними диалог продвинутые «русские европейцы».
У русских мусульман вряд ли может быть свое национальное будущее в традиционной ханафитской или салафитской нишах, где они обречены раствориться в тюрках или кавказцах. Другое дело – европейский исламский проект, учитывая трехвековую историю причастности части русских к европейской культуре. Здесь мусульмане из числа русских европейцев могли бы найти и уже находят нишу и для себя, и принести пользу остальной исламской умме России в качестве проводников передовых тенденций, многие из которых идут сегодня с Запада. Кроме того, на этой основе возможно более интенсивное взаимодействие таких русских мусульман с представителями других сообществ, тяготеющих к европейской интеллектуальной культуре, в первую очередь из числа кавказцев и татар.
Таким образом, по-видимому, русским мусульманам, стремящимся к созиданию своей групповой идентичности, придется выделиться в отдельный, как минимум, субэтнос с характерным для него названием и европейской исламской ориентацией. Что же касается бренда «русский ислам», в духе Исмаила Гаспринского, но с учетом необратимости описанных выше трансформаций исламского сообщества в России, его, скорее всего, ждет участь «зонтика», который каждая из групп российских мусульман при необходимости сможет использовать в своих целях.
«Поистине, верующие - братья»
Но какими бы разными ни были мусульмане в России, и какой бы ни была их предшествующая история, надо помнить, что Аллах в Своем Писании говорит (перевод смыслов, сура «Худжурат», аят 10): «Воистину, верующие — братья. Посему примиряйте братьев и бойтесь Аллаха, — быть может, вы будете помилованы». И если даже мы сами иногда забываем это под влиянием тех или иных разделяющих нас факторов, сегодня нам напоминают это те, кто поставил своей целью, как уже не раз в истории, выкорчевать в России любой Ислам и окончательно отвратить мусульман от их религии.
Еще в середине нулевых годов их риторика гласила, что они против терроризма и экстремизма, но не против ваххабизма, потому что это «государственная идеология Саудовской Аравии», «дружественного государства». Тем самым признавалось, что помимо «плохого ваххабизма» может быть и «хороший ваххабизм», на что уповали те наивные салафиты, которые пытались заручиться покровительством государства ценой его поддержки в борьбе со своими братьями. Однако очень быстро оказалось, что «хороший ваххабит – мертвый ваххабит» или отправленный на перевоспитание в места не столь отдаленные.
Затем был разыгран второй акт пьесы под названием «государство поддерживает традиционный ислам против ваххабизма». Поверив в эти сказки, можно было надеяться, что в пику салафизму теперь будет поддерживаться возрождение мазхабов, суфизма, распространение знаний о классической исламской теологии и т.д. Итогом этого розыгрыша стали гонения уже на суфийские издательства и джамааты, а апофеозом – запрет в прошлом году десятков наименований литературы классических суннитских, в том числе, суфийских авторов.
Третий акт уже не оставляет никаких иллюзий – война ведется не против какого-то направления, а против Ислама как такового, приверженности мусульман своей религии в самих ее основах. Это подтверждают и запреты на хиджабы в государственных образовательных учреждениях, и фактические запреты на строительство мечетей в крупных городах, и убийства имамов-проповедников далеко за пределами зоны боевых действий на Кавказе, и массированная пропаганда на государственных телеканалах против «угрозы исламизации» не только в России, но и в Европе.
Характерны и утечки в прессу «экспертных докладов», иллюстрирующих смену умонастроений в штабах, где планируется госполитика по отношению к мусульманам: лет пять назад они пытались балансировать между всеми централизованными духовными управлениями, затем сделали ставку только на ЦДУМ и новосозданныйРАИС, а Совет Муфтиев оказался в опале, теперь уже и ЦДУМ объявляется «агентом турецкого влияния» и звучат призывы ввести прямое управление мусульманским сообществом России госкомиссией во главе с православным чиновником (и это в формально светском государстве!).
В этих условиях позволять врагам Ислама играть еще и на наших внутренних противоречиях, сталкивая «татар» и «кавказцев», ханафитов и салафитов, кадимистов и джадидистов и т.д. может либо откровенный дурак, либо враг и предатель. Это не значит, что каждая из групп должна отказаться от своих позиций и интересов, но это значит, что все исламские группы в России должны принять за основу один простой принцип – в отношении защиты интересов Ислама от враждебных посягательств со стороны мы должны держать единый фронт, невзирая на наши разногласия. Последнее означает и то, что запрещено вступать в союз с откровенными врагами Ислама против других мусульман, невзирая на расхождения и противоречия с ними. Эту аксиому приверженности и непричастности было бы хорошо закрепить в каком-то публичном документе с изложением этих самых общих принципов, под которым бы поставили свои подписи представители основных конкурирующих, формальных и неформальных групп. Подписание или неподписание такого документа стало бы водоразделом, разделяющим все в основе исламские силы от антиисламских предателей и марионеток.
Самыми глубокими трещинами среди мусульман в наши дни сегодня являются вопросы, связанные с разным пониманием религии (ибадат), потому что в том, что касается мирского (муамалят), когда придет время, договориться не составит труда, если на то будет милость Аллаха. С различным пониманием религии дело обстоит сложнее, потому что – будем смотреть правде в глаза – придти к единому пониманию, тем более, сразу, традиционалистам (ашаритам-матуридитам-мазхабникам) и салафитам будет нереально.
Однако это не значит, что мы должны удовлетворяться той враждой друг к другу, которая охватила многих представителей этих направлений, горячие головы с обеих сторон. Все-таки мы должны понимать, что, несмотря на их разное понимание, у нас одни источники и истоки: Коран, основные корпусы достоверных хадисов, авторитеты праведных халифов и предшественников, ранние имамы, которые признают обе стороны. К слову сказать, в том числе по этой причине, не может быть никакого диалога между нами и шиитами, так как мы расходимся с ними в самих этих основах – они не признают все это, и даже непризнание имеющегося текста Корана считается среди их ученых дозволенной позицией, которая в отличие от суннизма не выводит ее последователей из Ислама.
В этой связи отношение к шиитам может стать точкой консолидации исламского сообщества России, потому что этот вопрос приобрел явно не только религиозное, но и политическое значение. Об этом совершенно верно написал недавно в своей статье «Российские мусульмане и кризис в Сирии» один из ведущих современных исламских публицистов Абдулла Ринат Мухаметов:
«Также высветилась грань в отношении к Ирану. Если до Сирии в целом у активных российских мусульман присутствовал позитивный взгляд на политику этой страны и ее роль в умме и в мире, при этом на регионально-экспансионистском и шиитском ее характере предпочитали внимания не акцентировать, то сегодня Ирану даются прямо противоположные оценки. Быстро вспомнились все то, что раньше вслух не проговаривалось из соображений общемусульманской солидарности.
Гейдар Джемаль, на котором стоит остановиться отдельно, тоже крупно потерял на сирийской войне. Он и его единомышленники заняли позицию близкую к официальной российской.
После того как на «1 Канале» он заявил, что победа повстанцев в Сирии и консолидация суннитов грозит Москве войной, и поэтому она должна срочно еще больше сблизиться с шиитским Ираном, Джемаль практически исчез с исламских сайтов. Информация о нем и его высказывания, если и встречаются, то только в негативном ключе. Это при том, что ранее глава Исламского комитета России был одним из интеллектуальных хед-лайнеров отечественной мусульманской общины».
Абдулла Мухаметов совершенно верно пишет о шиитском Иране, но дело в том, что сегодня для «активных российских мусульман», наконец-то, стало очевидным не только то, что Россия противопоставила себя всему Исламскому миру, сделав ставку на шиитский клин Иран – алавитский Дамаск – ливанская Хизбулат во внешней политике. Давно уже ни для кого не секрет, что антиисламские штабы в Москве сделали ставку на шиитский фактор в борьбе против Ислама в России: активное проникновение шиизма не только в Дагестан, но уже и Поволжье, попытка поставить на должность главы мусульман СНГ азербайджанского муфтия-шиита поверх российских суннитских муфтиев, различные инициативы «диалога шиитских и суннитских ученых на респектабельных площадках» в Москве – все это явно звенья одной цепи. И ничего удивительного в этом нет, так как, начиная с взятия «монголами» Багдада и срыва Сефевидами наступления Османов на Вену, шииты регулярно играют роль пятой колоны антиисламских сил, за что некоторые ученые и назвали их «евреями этой уммы». Поэтому так же, как естественна смычка врагов Ислама в России с шиитами вовне и внутри страны, так же едина должна быть позиция российских мусульман, исторически относящих себя к ахль-сунна вальджамаа (несмотря на разное понимание этого термина), как к первым, так и ко вторым.
В этом смысле, хотя это и не очевидно на первый взгляд, но «диалог между шиитами и суннитами» и «диалог между суфиями и салафитами» представляют собой две взаимоисключающие альтернативами. Шииты и те, кто делают на них ставку, заинтересованы в максимальном разобщении групп, относящих себя к ахль-сунна вальджамаа, что позволит манипулировать ими и, пользуясь их конфликтом, утверждать свою гегемонию, к которой, к слову сказать, прошиитское лобби в исламских СМИ было очень близко в середине нулевых. Мы, относящие себя к ахль-сунна вальджамаа, имея общие источники и истоки Ислама, напротив, заинтересованы в наведении мостов и нормализации отношений между собой и выведении за рамки этого процесса отрицающих наши основы групп, которые могут восприниматься как сугубо внешний по отношению к российскому исламскому сообществу фактор.
И такой диалог вполне возможен – как показывает опыт, между адекватными традиционалистами и адекватными салафитами вполне могут существовать приязненные отношения, если каждую из позиций представляют образованные и ответственные люди. Если это будет так, то горячие головы с обеих сторон с удивлением обнаружат для себя, что ранние и крупные авторитеты их школ в ряде серьезных вопросов занимали позиции, вполне комплиментарные тем, кого они считают своими врагами. Поэтому в первую очередь ответственностью лидеров основных лагерей, относящих себя к ахль-сунна вальджамаа, является разъяснение своим последователям вопроса приемлемых разногласий и минимизации остальных таким образом, чтобы это не приводило к обвинению в неверии и чтобы этот вопрос (такфир) в наши дни был оставлен исключительно на усмотрение соответствующих авторитетов, а не кого попало.
Очень важно сменить сам вектор призыва каждой из сторон с полемического на утверждающий позитивное понимание. Ученые и студенты знания салафитов, даже если для себя и своих последователей они избирают позицию, отклоняющуюся от доминирующей в мазхабе данной местности, должны наставлять и воспитывать их в уважении к другой позиции, даже если они сами ее не придерживаются, потому что узаконенное в одном мазхабе узаконено в Исламе. Напротив, представителям этих мазхабов стоит не затачивать свою пропаганду против салафитов, а популяризировать свой мазхаб, раскрывать его позиции, объяснять его логику, методологию, приводить доводы в соответствии с ними и т.д.
Также вопросом колоссальной важности именно для традиционалистов является реабилитация их имиджа от стереотипа, возникшего из-за преступной недальновидности ряда местных лидеров этого направления (главным образом, в Дагестане и Татарстане), согласно которому традиционалисты, суфии являются опорой власти в ее политике нейтрализации Ислама. По этой причине крайне важно вывести на первые позиции, по крайней мере, в медийном представительстве русскоязычного традиционализма молодое поколение его представителей, получивших образование в мировых центрах знания, свободных от советского идейного влияния, и/или поддерживающих связи с такими центрами. К счастью, сегодня можно констатировать, что процесс такого обновления и расширения горизонтов активно идет – главным образом, здесь можно отметить русских суфиев из «Мурабитун» и зачатки собственной интеллектуальной школы у ингушского традиционализма, свободного от сервилизма как по отношению к республиканской власти, так и по отношению к ее патрону – Кремлю.
В целом же, сейчас наша задача минимизировать разногласия в религии между указанными группами до той степени, чтобы они не мешали нам вместе и порознь решать наши мирские задачи в Исламе, исходя из того, что все мы братья и сестры, у нас одна религия и одни источники и истоки в ней. А вот что касается мирского, тут надо отталкиваться от практических проблем и потребностей и занимать прагматическую позицию, руководствуясь приоритетом интересов Ислама и осознанием вызовов ему, то есть, нам всем. Это значит, что даже если те или иные национальные группы или политические силы, придерживающиеся разных методов, идут своим путем, по отношению к другим мусульманам им следует держаться принципа «кто не против нас, тот с нами», а не «кто не с нами, тот против нас», конечно, при условии аналогичного отношения и с другой стороны.
Северная Евразия, территорию которой контролирует Россия, одно из стратегических мест мировой политики. Поэтому, несмотря на то, что каждый из описанных в этой статье блоков исламской уммы объективно стремится закрывать в первую очередь свой участок, учитывая объективную переплетенность человеческих и национальных судеб на этой территории, а также ее стратегическую значимость, на всех нас ложится обязанность хотя бы в интересах мировой исламской уммы стремиться координировать свои действия.
Будущее России ведает Один Аллах, но уже совершенно очевидно, что мусульманам как носителям Ислама в этой стране предстоят серьезные испытания, с которыми они сталкиваются уже сейчас. Наша задача в этой ситуации – прежде всего, пронести и передать следующим поколениям Ислам и создавать как внутренние, так и внешние предпосылки для изменения положения мусульман на этих территориях к лучшему. До этого момента, даже если мы будем работать в этом направлении разными джамаатами и группами, с разной методологией и охватом сторонников, что неизбежно, в условиях наступления врага, ставящего цель извести нас всех под корень, мы должны стремиться не причинять вреда другим мусульманам, входить в их положение, извинять их ошибки, сочувствовать и соболезновать им, поддерживать их как минимум в нашем сердце.
Аллах говорит в Коране (перевод смыслов): «…соперничайте друг с другом в благих делах…» (5:49), а также «Помогайте друг другу в благочестии и богобоязненности, но не помогайте друг другу в грехе и вражде»(5:2) Этим мы должны руководствоваться. Мы не знаем, кому, какой группе или силе Ислама Аллах дарует успех и как распределится влияние между ними. Поэтому сегодня всем активным и ответственным исламским силам в России требуется не только стремиться к своему успеху, но и не мешать своим братьям, и думать о том дне, когда с ними, может быть, придется оказаться в одном окопе или за одним столом решения общих насущных проблем после победы или просить их покровительства и защиты.
И вся хвала Аллаху, Господу миров.
