На днях в Москве состоялась пресс-конференция рабочей группы Общественной палаты по делам Кавказа на тему: "От Нальчика до Владикавказа: грань между правосудием и реальностью". Эксперты рабочей группы ОП по делам Кавказа дали свою оценку последним событиям во Владикавказе и постарались разобраться в том, кто заинтересован в дестабилизации ситуации в регионе. В ходе мероприятия были также обнародованы итоги независимого расследования ситуации с защитой прав подследственных по "Нальчикскому процессу".
В мероприятии приняли участие председатель рабочей группы, журналист Максим Шевченко, обозреватели телеканалов "Дождь" и Russia Today Орхан Джамаль и Надежда Кеворкова, правозащитник из Северной Осетии Феликс Цоков, член Общественной палаты, адвокат Елена Лукьянова.
Видео с пресс-конференции можно посмотреть здесь.
Также вы можете ознакомиться со стенограммой пресс-конференции.
Ведущий: Уважаемые друзья, здравствуйте! Мы рады приветствовать вас в пресс-центре Российского агентства международной информации РИА Новости, и тема нашего сегодняшнего мероприятия - пресс-конференция «От Нальчика до Владикавказа: грань между правосудием и реальностью». Я с удовольствием представляю наших сегодняшних участников: это председатель рабочей группы общественной палаты по делам Кавказа журналист Максим Шевченко, обозреватель телеканала «Дождь» Орхан Джемаль, обозреватель телеканала «Russia Today» Надежда Кеворкова и правозащитник из Северной Осетии Феликс Цоков.
Максим Шевченко: Я рад еще представить адвоката, члена общественной палаты Елену Анатольевну Лукьянову. Здравствуйте, дорогие друзья! Я буду ведущим этого достаточно важного, на мой взгляд, мероприятия. Спасибо РИА Новости и спасибо тем журналистам, кто нашёл возможность прийти сюда, для того чтобы узнать о судьбе граждан России, находящихся в тюрьмах, которые шесть лет находятся под судом и следствием. Что является беспрецедентным не только для тиранических времен сталинской эпохи, но и вообще не имеет аналогов в мире. А также о том, что в последние дни происходит во Владикавказе, где арестованы, по разным слухам, пытаны и принуждаются к даче всяких показаний на себя и своих товарищей по фантастическим обвинениям члены мусульманской общины Владикавказа, которые группируются вокруг официального Духовного управления Северной Осетии. Мы сегодня постараемся вам обо всем рассказать. В двух словах. Я руководитель рабочей группы по развитию общественного диалога институтов гражданского общества на Кавказе. Во время визита в Кабардино-Балкарию, который у нас был на позапрошлой неделе, мы посетили балкарские села. Были очень откровенные пятичасовые встречи в Тырны-Аузе, в Хасанье с балкарцами по поводу 131 закона. Говорили все, кто хотел, все, что хотели. Люди высказывались, самые острые проблемы поднимались, самые острые темы. Мы были в кабардинских и казачьих селах тоже. Везде были длительные и очень напряженные дискуссии о путях развития республики. Но мы хотели вам рассказать, прежде всего, о нашем посещении следственного изолятора города Нальчик, в ходе которого мы смогли встретиться с восемью фигурантами дела «о государственном перевороте, мятеже 13-го октября 2005года». Мы запрашивали встречу с пятью людьми, но руководство УФСИН пошло нам на встречу и позволило встретиться еще с тремя. Сразу хочу выразить благодарность руководству УФСИН России, которая тоже пошла на беспрецедентную открытость, позволив нам посетить этот следственный изолятор, понимая важность этого политического процесса. Также хотел бы выразить благодарность судье Гореславской, которая ведет этот процесс, без разрешения которой тоже мы не смогли бы посетить СИЗО и встретиться с подсудимыми. Хотел бы выразить благодарность опять-таки за беспрецедентную открытость и содействие в этом вопросе руководству республики Кабардино-Балкарии, Арсену Канокову и руководителю его администрации, которые тоже, всецело содействовали максимальной открытости работы группы общественной палаты в Кабардино-Балкарии и, в частности, в посещении следственного изолятора. Нам кажется, именно так и должны строиться отношения общественных организаций гражданского общества с властями и с теми структурами, которые вынуждены в силу такой организации вообще социума заниматься тюрьмами и разными этими неприятными и скорбными местами. Более подробно сейчас о процессе, о его ходе, о линиях в процессе, расскажет Орхан Джемаль. О посещении СИЗО расскажет Надежда Кеворкова. О ситуации во Владикавказе, о том, что там произошло и что происходит в последние дни, расскажет правозащитник из Северной Осетии Феликс Цоков, который к нам приехал, и Елена Анатольевна Лукьянова - известный наш адвокат и член Общественной палаты. Потом я тоже попросил бы выступить. Давайте в таком вот порядке сейчас и будем мы говорить.
Напомню только о процессе. Процесс по делу о мятеже в Нальчике, который был - это никто не отрицает - 13 октября 2005 года, длится уже шестой год. И конца и края ему не видать. Количество томов, в рамках которых 59 человек были объединены в рамках одного дела, превысило 900 томов. Могу сказать, что я изучал этот вопрос. В Сталинское время не было такого объемного группового дела. Шесть лет идёт суд и следствие - это тоже беспрецедентное событие. Поражает в этом меня другое - что российское общество, которое так увлекательно боролось за права Ходорковского и Лебедева, что абсолютно правильно, - нужно бороться за права каждого сидящего в тюрьме и в узилище - будто бы не замечает этот беспрецедентный, жестокий достаточно процесс, в ходе которого подсудимые рассказывают о пытках, которые к ним применялись во время следствия в шестом отделе РУБОПа города Нальчика. В ходе которого один человек уже был признан невиновным после пяти лет следствия и суда. Потому что, наконец-то, судья приняла во внимание, когда дело пошло до его эпизода, то что, было с самого начало, что говорят четыре свидетеля - в день мятежа он целый день был дома. Он был освобожден в зале суда, что, возможно, будет и со многими другими. Хотя там есть люди, которые на самом деле были взяты с оружием в руках. Таких четыре человека из 59, а один из них умер. Сейчас в этих клетках, как звери, сидят 56 человек. Я был в этом зале. Зал полупустой. Журналисты этим не интересуются. Ну, конечно, кому это интересно? Сегодня вот я ехал в машине, слушал по Коммерсант FM, там рассказывали про Хьюстон и про Техас. Этому было посвящено 15 минут. Про то, как там обнаружили - не обнаружили останки детей. Кому интересно то, что происходит в России, то, что у нас арестовываются и пытаются сотни людей? Техас нам, конечно, гораздо важнее и гораздо существеннее для промывки мозгов наших граждан.
Сейчас я предоставляю слово Орхану Джемалю. Мы хотим Вам, тем журналистам, которые сюда пришли, все-таки рассказать о беспрецедентном не только в России, но и, на мой взгляд, в истории последних десятилетий, Нальчикском процессе, о его ходе и о Владикавказе, потому что, нам кажется, это связанные вещи. Сейчас, к сожалению, по всему Кавказу наблюдаются такие вспышки насилия, которые, на мой взгляд, как эксперта по этому вопросу, приведут к ситуации управляемого хаоса на Северном Кавказе. Например, конечно, надо было бы начать с этого разговор, я сразу хочу выразить соболезнование по поводу вчерашнего убийства в Дагестане известнейшего богослова, теолога, общественного деятеля, человека, которого я очень хорошо знал лично и относился с огромным уважением, Максуда Садикова. Это страшная трагедия. Он был расстрелян в своей машине вместе со своим племянником. И это и для Дагестана, и для Кавказа очень тяжелый удар. Последствия этого будут очень тяжелыми. И это был достаточно заметный человек, который всегда выступал за мир, за согласие. Самое интересное, что у господина Садикова не было врагов. Даже те, кого называют «ваххабиты», «лесные» и т.д., не относились к нему как к врагу, поэтому я надеюсь, что следствие тоже разберется, откуда пришли пули, оборвавшие эту достойную жизнь.
Сейчас, пожалуйста, по Нальчику слово Орхану Джемалю. Пожалуйста, Орхан. Где-то минут семь, наверно, у тебя.
Орхан Джемаль: Добрый день. Я бы с удовольствием сегодня говорил исключительно только о Нальчике и об этом деле. Но, к сожалению, ситуация такова, что эта пресс-конференция дополняется информацией по Осетии, и я даже решил немножко изменить, то, что хотел сказать по поводу Нальчика, потому что вчера на слушаниях Общественной палаты прозвучала страшная фраза. Фраза о том, что в Осетии сейчас ситуация моделируется по тому образцу, как она развивалась в начале нулевых в Кабардино-Балкарии и в Дагестане. Я ситуацию в Кабардино-Балкарии знаю очень хорошо и очень много занимался этим Нальчикским процессом. Я, может быть, один из немногих не только журналистов, но и юристов, который удосужился прочитать не только обвинительное заключение, но и уголовное дело. И поэтому я хочу рассказать вам сначала то, что было до мятежа. До мятежа в КБР находились две исламские группы, которых можно назвать оппозиционными. Это был очень малочисленный джамаат «Ярмук», в котором, по самым смелым оценкам, насчитывалось в лучшие времена до 30 человек. Это был действительно радикальный джамаат, там были люди, которые участвовали в первой Чеченской войне. Там были люди, которые, по информации, появившейся где-то в третьем году, участвовали в каких-то перестрелках с различными правоохранительными структурами. Но это была группа из 30 человек. Параллельно им в КБР существовал так называемый «джамаат Кабардино-Балкарии», которым руководили, условно говоря, четыре человека. Это Муса Мукожев (ныне убит), Анзор Асмиров (ныне убит), Расул Кудаев (ныне находится в миграции), и большую роль играл бывший офицер комитета госбезопасности Советского Союза Руслан Нахушев (формально считается пропавшим без вести).
С джамаатом «Ярмук» у этой группы до 2004 года были очень натянутые отношения. Вот этот большой, многотысячный, хочу отметить, многотысячный джамаат Мукожева обвинял ярмуковцев в радикализме; самих их обвиняли в трусости и приспособленчестве. Скажем так, этот мукожевский джамаат приложил много усилий для того, чтобы в какой-то форме сотрудничать с властью, хотя он был оппозиционным по отношению к властям - они критиковали, они раздражались какими-то гневными «филипиками». Но при этом я прошу обратить внимание, что, когда один из людей близких к этому джамаату, издал книжку «Сквозь призму Ислама», которая была действительно радикальной, экстремистской, именно лидеры джамаата потребовали объявить этому человеку бойкот, запретить ему вход в мечети, книжку изъять из мечетей, контролируемых им, и, в принципе, этот человек был допущен после этого только в мечеть официального духовного управления. Они вынесли экспертное заключение о том, что книжка является экстремистской, именно они выступили как эксперты именно по поводу этого и на основе этого заключения книжку запретили. Они сотрудничали. Я не буду перечислять все факты о сотрудничестве. Я просто показываю вам, что они сотрудничали даже с теми, кто по сути дела начал борьбу с ними.
К Нальчикскому мятежу на оперативном учете как сторонники экстремистского течения «ваххабизм» стояло 380 человек и по ним должны были проходить оперативно-профилактические мероприятия. Как это выглядело? Например, это выглядело как задержание прихожан мечети, доставка их в УБОП, где мусульманам, задержанным в мечети, на голове выбривали кресты. Это выглядело как единовременный арест 100 человек сразу, избиение их и дальнейшее оформление на 10 суток, чтоб побои сошли. У всех как издевательство стояло, типа, «оправлялись в неположенных местах», типа, «ругались матом» и т.д. Сто человек единным махом, вот они оправлялись в неположенных местах. Таких «оперативно профилактических мероприятий» проходило за 10 месяцев, например, 2004 года 9 штук. Этих людей обвиняли во многих вещах и время от времени задерживали. Например, Мукожева, Астемирова обвиняли в связях с Хаттабом. Дело было прекращено. Их обвиняли в том, что они доставили на отдых в 2003 году Шамиля Басаева в Республику. В ходе следствия выяснилось, что доставляли в республику не они, а сотрудники МВД. В Кабардино-Балкарии был суд в связи с этим. И, в принципе, к 2004 году, люди, которые изначально хотели сотрудничать и противостояли радикалам, находящимся в Республике, эволюционировали таким образом, что в декабре 2004 года во время нападения на отделение ФСКН в Нальчике, там уже участвовали не только «ярмуковцы», но и люди из мукожевского джамаата. Оставалось меньше года до мятежа.
Почему я рассказываю вам об этом и в контексте Осетии? Я исхожу из того, что ситуация с мятежом была смоделирована с двух сторон. С одной стороны, были те, кто готовил этот мятеж, участвовал, входил в сговор с Басаевым. С другой стороны, было республиканское МВД. Я не хочу обвинять голословно, поэтому я буду говорить сейчас исключительно о фактах с именами и фамилиями.
В августе 2005 года задерживается некто Хамуков во время фотографирования здания республиканского УБОПа. В его фотоопарате обнаруживаются еще фотографии офисов силовых структур. Он допрашивается. Допрашивается он сотрудником УБОПа (на тот момент он был сотрудником УБОПа) Бесланом Мукожевым. Выясняется, кто ему дал фотоаппарат, кто ему велел фотографировать здание, после чего он отпускается и на стол Шогенову, министру МВД, ложится заявление, что готовится нападение. Т.е. они проанализировали, зачем это делают люди, ложится заявление о том, что будут нападать. Два месяца до мятежа.
В сентябре, остается две недели до мятежа, задерживается Амшуков, который снимается с поезда, выезжая в Москву, с 22000 долларов, списком раций и прочих таких вещей, которые могут понадобиться при нападении. Обнаруживаются фотографии в телефоне - со всех сторон снят уже 43-й погранотряд. Он допрашивается. Дает согласие на сотрудничество, т.е. становится агентом, и называет имена людей, кто поручил ему произвести эти закупки для готовящегося нападения. Это Астемиров, который считается руководителем всего мятежа, и Тлеужев, который считается руководителем одного из крупнейших эпизодов в рамках этого дела - нападения на МВД КБР. Вы запомните, пожалуйста, эти фамилии, это очень важные вещи. Далее нужно выявить, найти этих лидеров. За неделю до мятежа в городе обнаруживается машина Тлеужева - одного из крупных руководителей этого мятежа. Вместо того чтобы установить за ним наблюдение и произвести задержание, машина публично изымается, об это дается информация по местному телевидению и человек исчезает. Его как бы сбрасывают с учета.
Далее задерживается Алакаев - еще один участник мятежа. Это человек, о котором известно, что его джамаат, верхенеаульский джамаат, т.е. часть джамаата, получил информацию, т.е. ему было передано, никуда не исчезать из города, «вы скоро понадобитесь». Все понимают, уже два месяца есть информация, что мятеж готовится. Он задерживается и … отпускается. За ним не устанавливается наружное наблюдение и за два дня до мятежа они все участвуют в знаменитом совещании с участием Астемирова. И Алакаев и Тлеужев участвуют в знаменитом совещании, на котором еще присутствовал Шамиль Басаев и Астемиров. За два дня до мятежа. Была полная возможность установить наблюдение за одним и другим, вычислить эту встречу, произвести арест верхушки, не допустив этого мятежа. Этого не делается. Феликс, который здесь присутствует, долгое время проработал офицером милиции, в УБОПе, в осетинском УБОПе. Как оперативник … у Феликса, я не так, чтобы сильно любил милицию, но я просто знаю Осетию, у Феликса была всегда репутация честного мента. Вот он как оперативник может сказать, что значит такая информация. То есть приходит сведение о появлении мятежа, о подготовке мятежа, выявляются фигуры, появляется возможность проследить и взять ключевых лиц, всякий раз это срывается, дается возможность мятежникам перейти к следующему этапу, и так до самого мятежа. Иными словами, у меня нет информации о том, что агентура МВД Кабардино-Балкарии инспирировала этот мятеж, хотя в окружении Астемирова были люди, которые до 2005 года возглавляли, являлись амирами каких-то там структурно входящих, допустим, джамаатов, а после 2005 года являлись оперуполномоченными. Были и такие. Официально являлись оперуполномоченными. Но у меня нет информации, что вот эти, впоследствии официальные оперуполномоченные, как-то вот, толкали этих людей. Но, безусловно, этому мятежу дали возможность состояться, имея всю информацию о его подготовке и имея все возможности для его предотвращения.
Теперь о самом состоянии дела. Само дело разбивается на 13 эпизодов. В свое время была попытка такого здравого решения - «давайте сделаем 13 судов». Было нападение на МВД - будем судить нападавших на МВД, на погранотряд - будем судить нападавших на погранотряд, на пост близ поселка Хасанья - будем судить этих. От этого отказались, объединив это дело в один огромный процесс. Почему это было сделано, я вам сейчас объясню. Как уже здесь прозвучало, 4 человека были взяты именно непосредственно как прямые участники мятежа. Все остальные, помимо тех, кто чисто невиновен и внесен в это дело до кучи, за плохую репутацию. Там есть люди, которых, допустим, привлекали к заговору, ну испугались, скажем так прямо. Люди не донесли, но и участвовать ни в чем не стали. О них есть оперативная информация или показания, что они участвовали в одном из совещаний. А дальше происходит следующее. Вот человек был привлечен к некой беседе, к которой, судя по дальнейшим действиям, отнесся негативно. Его вводят в дело, но его вводят в дело не по конкретному эпизоду, где ему предлагалось участвовать, а его вводят в дело во всем объеме, чтобы завести на него статью по мятежу, по терроризму, по убийству, хотя на том объекте, где он, может быть, должен был участвовать, вообще не было жертв. Но он отвечает за всех и за все места, где эти жертвы были. Именно эта задача: обвинить всех во всем объеме преступления, хотя там люди очень косвенно участвовали.
Максим Шевченко: Т.е., иными словами, связать воедино все эпизоды, т.е. человек не нападал на РУБОП, но, так как он входит по общему делу, то, как бы, он обвиняется, в том числе и в нападении на РУБОП.
Орхан Джемаль: И во всех убийствах при нападении на РУБОП. Именно такая была задача: создать такое масштабное дело вместе со следствием и с ходом процесса. Люди сидят уже шесть лет. А что касается того, как они сидят, об этом расскажет Надежда Витальевна.
Максим Шевченко: А по ходу процесса у вас есть еще какие то…
Орхан Джемаль: По ходу процесса. Я не согласен с Максимом Леонардовичем, что журналисты не проявляют интереса. Великолепный, талантливейший кабардинский журналист Олег Гусейнов, фактически дает хронику процесса, не пропуская никаких заседаний. И если мы что-то знаем об этом процессе, ну помимо того, что у людей там есть возможность правдами и не правдами добыть копию уголовного дела, их прочитать, это мы знаем благодаря ему. Вообще хвала этому человеку.
Я присутствовал на нескольких заседаниях. Могу сказать следующее. Все свидетели обвинения, которые предъявлены на обозрение, говорят о том, что «да мы видели, да мы слышали стрельбу, окна моей квартиры прострелили, допустим, со стороны там одного объекта или нападавшие или оборонявшиеся в этих объектах». Но есть только один случай, когда кто-то опознает из тех, кто присутствует на суде этих 59, сейчас один умер, осталось 58 человек. Т.е. весь огромный поток свидетелей, которые допрашиваются, кстати, допрос свидетелей обвинения уже подходит к концу, собственно, сводится к тому, что люди подтверждают, что факт мятежа действительно был. Было нападение, стреляли. Вот суд занимается несколько лет, установлением этого факта. Никаких свидетельств, кроме выбитых показаний внутри обвиняемых друг на друга, у суда нет, за редчайшим исключением. Это огромная проблема именно для тех, кто ведет этот процесс. Вот так вот выглядит дело в настоящий момент.
Максим Шевченко: Спасибо! Мы еще вернемся к более подробному описанию процесса. Сейчас, пожалуйста, о содержании в СИЗО, о состоянии подсудимых в СИЗО, Надежда Кеворкова. Прошу.
Надежда Кеворкова: Поскольку вы выслушали такой подробный рассказ, я думаю, что большинство участников этой пресс-конференции не в курсе. Вот коротко: из 58 ныне находящихся под судом только четыре человека имеют хоть какое-то отношение к тому, что их можно хоть каким-то образом связать с этим мятежом. 54 человека не имеют к этому никакого отношения, это невинные люди.
Мы посетили тюрьму. Сложно посетить эту тюрьму. Мы добились этого. Мы смогли пройти в камеры, и мы беседовали с пятью.... мы запросили пять встреч и они нам были предоставлены и дополнительно мы получили еще три встречи. Мы встречались с Расулом Кудаевым, Эдуардом Мироновым, Хусейном Хуболовым, Саблировым Мусой и Анзором Ашовым. Я не буду рассказывать о каждом. Достаточно сказать, что Саблиров Муса не имеет зубов до сих пор, прошло шесть лет, ему эти зубы были выбиты во время допросов и пыток в 2005 году при задержании. За шесть лет меняющееся начальство СИЗО не нашло возможности вставить человеку зубы, у него просто их нет.
Некоторым людям выбивают зубы до сих пор. Когда человек выплёвывает этот зуб, выбитый начальником тюрьмы Поповым, в ответ он получает карцер. Большинство узников страдает тяжелейшими заболеваниями. У нас есть целая пачка свидетельств, которые нам отдали ребята, не только эти 8 человек, но и за других они отдавали. Они больны туберкулезом, астмой, гепатитом С, пиелонефритом. Это тяжелейшие букеты заболеваний. Им запретили передачи из дома лекарств. Мы были в тюремной аптечке, это такой интересный набор лекарств. Им дают цитрамон и валокордин от всего того, что я назвала. После девяти часов врачи к ним не допускаются. Никакие обследования для них не разрешены. Большинство людей требуют этих обследований на протяжении многих лет. Все это запрещено.
Муса Саблиров был тем узником, который возгласил миру о том, что новое начальство, заступившее в СИЗО в марте этого года, применяет снова пытки, растяжки, избиение и все то, что не дозволено. Лично Мусе Саблирову лично начальник СИЗО Попов угрожал изнасилованием, к нему врывались люди в масках. Муса Саблиров не может назвать этих людей по именам, поскольку они не представлялись. Его очень сильно избивали, и, собственно, его записка на волю дала возможность, как-то внешнему миру отреагировать. Новое начальство запретило все передачи, в том числе лекарственные. Мы видели и нюхали еду, которой кормят тюремщиков, но, извините, вот это черное мясо, о чем свидетельствуют узники. Мы видели рыбу, вот ту рыбу, которую лично я видела, была без червей, обычно рыба бывает с червями, по словам подсудимых. У нас есть их свидетельства. По законодательству всем подсудимым обязаны предоставлять раз в три месяца, трехчасовое свидание с родственниками. С марта месяца свидания сведены к 15 минутам…
Максим Шевченко: Официально сократили до получаса, давайте конкретно говорить, просто эти полчаса включают выход из камеры, доход до места свидания и возвращение в камеру. Таким образом, на собственно свидание остается 15 минут.
Надежда Кеворкова: Я сделала выписки из тех записок, жалоб и обращений, которых нам передали, вот о чем свидетельствуют узники.
Азамат Ахубеков: Попов сказал, что я у него из карцера не выйду до распада легких. 27 мая я должен был выйти из карцера, но ему продлили карцер еще на 10 дней, т.е. человек сидит в карцере 20 дней. Я повторяю, это подсудимый, это не заключенный, это человек, находящийся, в принципе, в состоянии презумпции невиновности.
Азрет Шаваев: 27 марта меня и сокамерника Закураева поставили на растяжку в коридоре и били по ногам. Растяжка, это когда человека выводят в коридор, заставляют широко расставить ноги, широко расставить руки, опереться на стену и бьют по ногам, пока он не садится на шпагат или на то, на что он может сесть. Попов, начальник СИЗО, нанес мне удар по ребрам, потом впечатал мое лицо с размаху в стену. Врача отказались прислать. В камере 134 меня снова ставили на растяжку, примерно, на час-полтора. Попов заходил и говорил, что ему в Москве дали разрешение на ломку нас.
Этот же узник свидетельствует: Закураева Попов избивал резиновой дубинкой, требовал писать заявление под его диктовку в оправдание своих действий. Начальник медицинской части Кармуков отказался зафиксировать побои.
Обращение Хабарса Юмпучева: Корпус СИЗО, который сейчас считается аварийным, вот в этот корпус помещают людей для того, чтобы, ну это, там во время разлития канализации вода стоит по колено, вот в этот корпус помещают людей для усмирения.
Расул Кудаев - это один из самых знаменитых узников этого процесса. Это человек, который от беспредела в отношении мусульман ушел из республики. В свое время он попал в Афганистан, там он попал в американскую тюрьму. Из американской тюрьмы он был продан, как множество других афганцев и приезжих людей, он был продан американцами в Гуантанамо. Находился в Гуантанамо. Из Гуантанамо он был, как и все семеро российских узников, освобожден без предъявления какой-либо вины, т.е. он невинен. Он снова вернулся в Кабардино-Балкарию и так же, как и большинство мусульман, подвергался постоянному давлению. Ему заявляли неоднократно работники 6-го отдела и ФСБ, что если где-то что-то в республике случится, то он будет первым виновным. Надо понимать, что этот человек практически не может ходить. Он сидел перед нами на кровати, ему трудно сидеть. Ему трудно сидеть на процессе. У него пуля, которую нельзя оперировать, находится в нервном узле в тазобедренном суставе. С марта этот человек, как и большинство узников, сидит на воде и хлебе, потому что передачи из дома запрещены. Повторяю, тюремную пищу есть невозможно. Этот человек находится практически на грани физического истощения, при этом этот человек очень сильный духом, он пишет очень много жалоб, он обращается во все инстанции и вот нашей комиссии.
Из обращения Султана Бекуева: Попов заявил ЗЕКам (Попов начальник тюрьмы): «Я вас буду убивать. Мне на всех плевать. Мне дали с Москвы добро на вашу ломку. Мы с вами враги» и лично Султану Бекуеву «я тебя с педерастами в камеру посажу».
Когда он обращается к русским, принявшим ислам, Попов применяет следующие слова: «Ты христопродавец. Погоди, ты у меня в связьблок сядешь и быстро перекрестишься».
К работникам СИЗО в присутствие заключенных Попов обращается так: «Распять на решетке наручниками, раз-два сказали и начали избивать того, кто не послушается. Что непонятного? Если спит днем ЗЕК, то вывести на продол в коридор и поставить на растяжку. Полчаса так постоит и сон сразу пойдет».
Солтан Бекуев свидетельствует, что Попов лично бьет ЗЕКов, таскает за бороду и очень многим угрожает изнасилованием.
В мае месяце, по разным подсчетам разных ЗЕКов, от двухсот до трехсот человек из 430 заключенных этого СИЗО, держали голодовку. Некоторые в течение 5 дней, некоторые в течении 10.
Максим Шевченко: Голодовку, о которой в России никто не знал, никто не писал.
Надежда Кевркова: Обращение Аслана Касроева: «Заключенных избивают люди в масках, у некоторых переломаны пальцы и ребра». Он приводит список из полутора десятков фамилий, у кого сломаны пальцы и ребра. Гергов Тимур был избит второй раз через неделю, после чего его полностью парализовало, он утратил дар речи, он прикован к постели, находится в камере, за ним ухаживают тоже его сокамерники.
Еще одно высказывание я все-таки прочитаю. Свидетельствует Дугулупов Залим, о том, что говорит Попов ЗЕКам: «ему плевать на международные организации по правам человека, ему дали добро в Москве, а Европа будет молчать, потому что ей перекроют краник с газом».
По итогам нашего визита в СИЗО очень скромные результаты, тем не менее это какие-то результаты. Саблирова перевели в камеру, как он просил. Подняли Казиева Сергея, это абсолютно больной человек, пиелонефритом, которого поместили в карцер в спецблок на первом этаже. И некоторым из заключенных вернули холодильники, которые разрешены в СИЗО, которые покупали их родственники на собственные деньги. И совсем умирающим, доходягам разрешили покупать молочные продукты или передавать необходимую пищу через родственников. Это разрешение получено, но пока оно не осуществлено.
Суд по-прежнему откладывается. Суд проходит примерно раз или два в месяц. Судебные заседания затягиваются. Вот в последний раз суд отложен, потому что конвой, который охраняет заключенных, присланный из других регионов, должен поменяться. Вот собственно все.
Максим Шевченко: Спасибо большое. Потом, я думаю, вы еще ответите на какие-то конкретные вопросы. Я бы от себя еще вот что добавил. У нас была такая встреча с руководством всех уголовных заведений Кабардино-Балкарии. Полковник Федоров возглавляет эти уголовные заведения Кабардино-Балкарии. Он недавно приехал туда. 11 мая был назначен. Честно говоря, у меня было ощущение, что он был потрясен некоторыми вещами. Он просто понятия не имел ни о ситуации в республике, ни что привело к этой ситуации. Ну, может быть, ему и не положено иметь, он должен охранять людей в тюрьме просто-напросто. Но господин Попов, начальник СИЗО, имеет очень хорошее впечатление и хотя я дал слово, что не буду пересказывать наши разговоры в СИЗО с ним и слово это сдержу, хотя это мне не совсем понятно, почему так, но я могу сослаться на его интервью Московскому Комсомольцу в Кабардино-Балкарии, где начальник Следственного изолятора, в котором содержатся люди, многие из которых выходят по решению суда будучи признанными невиновными потом. Он говорит про этих людей в интервью Московскому Комсомольцу о том, что они террористы и что они виновны. Начальник СИЗО относится к людям, которые ждут суда и решение суда, как к людям, вина которых, безусловно, доказана. Говорит об этом в интервью. Интересующиеся это интервью могут поднять. Оно есть в интернете. Это МК Кабардино-Балкарии. Он дал подробное интервью, как и зачем он сюда приехал. Более того, в этом интервью есть совершенно ясный мотив, что он собирается им мстить за погибших сотрудников правоохранительных органов. Таким образом, следственный изолятор превращается не в место содержания людей до приговора, а в место осуществления мести со стороны активного в данном случае офицера, не знаю каких там уж войск. Мне уже эти петлицы были не понятны.
Но и в процессе общения тоже много было интересного. Слов я пересказывать не буду. Вот характеристика господина Попова, например. Все сидят, мы сидим за большим столом… все сидят молча, как каменные, разговаривают, ситуация тяжелая в принципе, веселиться особо нечего, место невеселое. Господин Попов - единственный мнет бумажку постоянно, постоянно мнет бумажку, то кораблики строит, то самолетики строит. Постоянно ведет себя, как будто, ну не знаю... ну как-то странно себя ведет. Ну, он, конечно, волновался, пришла комиссия. Ну, это честно говоря, поведение, которое назвали бы психопатическим, опытные психологи. У меня лично возник вопрос, как человек, у которого есть такое вот бурление идей и бурление, скажем так, неких таких взглядов и психической энергии, такой неспокойный человек, который шутит постоянно, причем шутит достаточно остро, может возглавлять место, начальник которого должен быть абсолютно хладнокровным и нейтральным. Это даже не тюрьма. Проблема в том, что господин Попов никогда не был начальником СИЗО. Он приехал из Красноярского края, очевидно, по приглашению нового руководства округа, где он возглавлял тюрьму. Но быть начальником тюрьмы и быть начальником СИЗО - это совершенно разные должности. В СИЗО находятся люди, вина которых не доказана судом. Суд не установил для них наказание и поэтому у меня вообще вопрос будет, я потом Елену Анатольевну попрошу прокомментировать, насколько постоянное применение карцера по отношению к людям, которые находятся под судом, может интерпретироваться как давление, вынуждение подсудимого занять определенную позицию, когда подсудимого ставят заведомо в тяжелейшие физические, психические условия, для того чтобы он пошел на согласие с судом, со следствием и т.п. Скажу еще о том, что я видел в ходе процесса. В ходе процесса, я там был один день, сидел на процессе, подсудимые требовали вызова в суд бывшего министра внутренних дел Шогенова и упоминавшегося здесь следователя-оперативника Беслана Мукожева. На каком основании? Они, в частности, Эдуард Миронов, человек которому светит пожизненное, и который как раз входит в число тех, кто был с оружьем в руках взят в ходе мятежа, мы с ним тоже встречались, уверяет, что министр Шогенов говорил ему следующие слова перед мятежом, когда он с ними постоянно встречался, с этими ребятами из этого джамаата: «Ну что ж ты, не мужик что ли, шахидом стать не хочешь? Чтож ты в лес-то не уходишь? Смотри, настоявшие мужики в лесу сидят, а ты тут сидишь в городе». И такие слова им говорили постоянно в РУБОПе, сотрудники правоохранительных органов, которые в принципе должны были вести профилактику с этими молодыми людьми, если они заподозрены были в чем-то таком. Наоборот, подталкивали их. Я все понимаю, кавказский темперамент, но есть же и грань какая-та. Подталкивали их к совершению преступления, будем называть вещи своими именами. И суд упорно не вызывает для дачи показания, ни со стороны обвинения, ни со стороны защиты бывшего министра внутренних дел, который, на наш взгляд, например, является ключевым фигурантом этого дела. Благо есть масса показаний, масса свидетельств.
Почему мы связали это дело с Владикавказом? Я хотел бы, наверное, тоже, чтобы Владикавказ тоже послушали.
Елена Лукьянова: Хотела попросить прощения у Феликса. Можно я скажу свое мнение, я спешу на следующее совещание, если вы позволите. Не потому, что я не хочу вас выслушать.
Максим Шевченко: Да, конечно. Да, просто там очень похожие ситуации по подталкиванию людей во Владикавказе, прям вот симметрично идет с Нальчиком, поэтому мы объединили Нальчик и Владикавказ в теме одной пресс-конференции.
Лукьянова Елена: Когда вы будете об этом писать, вы в праве поставить в верху того что вы напишите следующие слова – «Просим считать это официальным заявлением о совершении преступления». Дело в том, что 144 статья УПК РФ обязывает все, что опубликовано в СМИ, по этим фактам возбуждать дела и проводить проверки.
По поводу карцера и принуждений, мне кажется, здесь речь гораздо серьезней идет не о том, что кого-то принуждают, а речь идет о попытке уничтожения людей до вынесения судебного приговора. Здесь совершаются целенаправленные действия, целью которых является не дать возможность этим людям дожить до приговора. Всем нам понятно, каково значение правосудия в отношениях государства и общества, это одно из важнейших условий мира, взаимопонимания и поддержки населением государства. То, что мы сейчас слышали, это очень страшно. К сожалению, сейчас начали выходить из тюрем первые сидельцы по заказным делам. В 2002-2003 гг. уголовное преследование стало либо формой бизнеса для правоохранительных органов, либо формой политической, номенклатурной и прочей борьбы – получением звездочек, наград, заслуг. Эти люди рассказывают, что половина сегодняшних заключенных – это заказные. Об этом же говорят и руководители учреждений, которые очень быстро раскладывают все дела поступающих к ним осужденных на две кучки. Одна - это так называемые злодеи. Вторая - это дела, в которых нет ущерба, нет потерпевших – сегодня таких более 400 000 человек находятся в местах лишения свободы. Но то, что слышали сегодня, это выходит за все разумные пределы, это нарушение не только международных конвенций, это нарушение наших внутренних законов и принципов, главным из которых является наличие причинно- следственной связи между неким действием или бездействием и наступлением общественно опасных последствий. Поэтому сегодня Общественная Палата, я думаю, вправе еще раз написать серьезную резолюцию и поставить перед президентом вопрос о том, что у нас не работает та глава УК, в которой содержатся нормы об ответственности за преступления против правосудия.
Сложная ситуация в КБР, да был мятеж, но одновременно в ходе следствия, в ходе суда совершается преступление против правосудия. Такие преступления особенно опасны в современном мире, потому что они оставляют самые страшные генетические шрамы, которые не заживают десятилетиями и они опасны для мира на земле. Итак, надо ставить вопрос о том, что не работает глава УК об ответственности за преступления против правосудия. Надо ставить вопрос о том, что в отдельных регионах РФ нарушаются все международные обязательства и законодательства РФ по отношению к заключенным. Мне представляется, что в данной ситуации мы можем ставить вопрос более глобальным образом - вопрос о преступлениях против мира и человечности, это те преступления, которые не имеют срока давности. Вот такой у меня примерный диагноз.
Феликс Цоков: Около 20 лет я являюсь практикующим мусульманином и около 20 лет работал в правоохранительной системе. Я являюсь старшим лейтенантом ФСБ и полковником следственного комитета прокуратуры. Последние 8 лет с 2000 по 2008 гг. возглавлял отдел по расследованию особо важных дел следственного комитета прокуратуры РСО Алания. За все это время мне удалось раскрыть 24 из 25 терактов на территории Республики. Систему бандформирования, терроризма знаю не понаслышке. В 2008 году был отправлен на пенсию. Уже несколько месяцев работаю в ДУМ по приглашению нынешнего муфтия Северной Осетии Хаджимурада Гацалова в качестве начальника отдела по связям с общественностью. Вместе с ним мы решили поднять именно просветительскую часть ислама. Зная, как вербуют в леса, исходя из слов президента России Д. Медведева о том, что исламу должны учить имамы, которым нужно помогать, а не сайт “Кавказ-центр”, который базируется в Лос-Анджелесе - даже не в лесах - мы взялись за широкую, открытую просветительскую работу. Мы сделали марши мира в Дагестан, чтобы разбить блокпостовое сознание, в Чеченскую республику, где сам муфтий Чечни, некогда бывший в масхадовских структурах, официально заявил о том, что все, происходившее там было втравливанием народов в братоубийственную войну, и что наконец-то Чечня от этого оторвалась. Мы видели это и показывали нашей молодежи. За 20 лет существования осетинской мусульманской общины с постсоциалистической эпохи осетинскими мусульманами не было совершено ни одного террористического акта, ни одного преступления на основе религиозного экстремизма. Что нас сейчас встревожило? Почему мы с муфтием сделали выступление о параллели с Нальчиком? Почему мне вменяют, что я подталкиваю ситуацию к 2005 году? Я вовсе не 2005 имел в виду. Уголовное дело №19/593 - это подрыв автобуса в Моздоке. Расследуя его, мы вышли на систему вербовки, установленной Басаевым среди нормальных мирных мусульман. В мусульманские общины внедряется один-два-три человека. Потихонечку, потихонечку: «вставайте на джихад, а вы юбки, среди вас нет мужчин», в последствии просят собрать медикаменты: «хотя бы так помогите». После сбора медикаментов им объявляют, что они оказали содействие вооруженным банд-формированиям и, если они не уйдут в лес, им будет плохо. Таким образом, удалось завербовать 18 человек. Это по материалам того уголовного дела. 18 человек начали им оказывать активное содействие, помощь. В материалах данного уголовного дела вы найдете информацию о том, что на машинах сотрудников высокопоставленных силовых структур Басаева перевозили в КБР. И почему именно после этого начинаются массовые избиения и репрессии?
Работая по недопущению проезда двух КАМАЗов с пятью и восьмью тоннами во Владикавказ, мы не были экстремистами-вахабитами. Работая по пресечению взрывов в Питере у Исаакиевского собора, в Нижнем Новгороде, пресекая те или иные теракты, по которым мы получали информацию, мы были нормальными. И вдруг мусульманская община СО после убийства становится, цитирую, «экстремистским анклавом появившимся на территории нашей республики». И это слова первых лиц. С Хаджимуратом Гацаловым, занимаясь просветительской частью, мы быстро нашли общий язык с христианством (Русской православной церковью СО) и точки соприкосновения. Мы начали решать проблемы, которые стоят перед нашей молодежью, вместе с отцом Сергием, настоятелем бесланской церкви и другими. Это наркомания, алкоголизация, аборты, разврат... Мы пошли с этой темой в население. Прочитали более 40 лекций. И вдруг в апреле мы начинаем подвергаться разным проверкам! На основании чего мы проводим эти лекции? Почему наши фильмы не сертифицированы? И т. д.
Когда в апреле начались все эти проверки, вот тогда и появились проблемы вокруг нашей работы. «Наша основная задача - сохранить святость трех осетинских пирогов и традиционной веры». Это сказал министр внутренних дел Республики. В ночь с 31 на 1 прошли аресты, а затем было сказаны эти слова.
Максим Шевченко: Если кто считает по другому, эти люди должны быть отторгнуты, выгнаны из осетинского общества. Это дословная цитата практически.
Феликс Цоков: Он так же потребовал от подчиненных принять исключительные меры по недопущению вовлечения молодежи Осетии в ряды сторонников радикального Ислама, которого не было до первого числа.
К нам в общину за несколько месяцев до моего прихода явился человек – некто Абдуллах. Он был осужден за грабеж в Иркутске и появился в Осетии. Он говорил о том, что «ментов надо валить», «надо взрываться», «надо убиваться». Мы, пытаясь остановить это, выгнали его из общины, после чего он покаялся, но продолжал свои действия. Я лично сообщил в МВД и ФСБ. При том, что он говорил: «Одну из своих жен я взорвал во Владикавказе», - и другие подобные слова, он не был задержан и не задержан по сей день. Мурашев был единственным, кто не поддержал уход этого Абдуллы из общины. Сам Мурашев ранее был членом гесовской группировки, в свое время привлекался к ответственности и был судим. После всего этого и началась дробилка нашей общины.
Максим Шевченко: Скажите, кто арестован, и как с ними обращаются?
Феликс Цоков: Из 18 человек двое были выпущены. Клипсы на уши, ток, пытки… – это то, что они рассказали. Вот, что пишет адвокат Михаил Александрович Васильев: «Установлено, что 31 мая при задержании Лаккуев получил многочисленные телесные повреждения. Наличие у Лаккуева телесных повреждений отраженно в постановлении от 2 июля об избрании его меры пресечения. До настоящего времени следователем Кукоевым не назначена и не проведена судмедэкспертиза». Это первое письмо, которое нам шестого числа удалось официально внести в прокуратуру. Прокуратура не реагирует. В силовых структурах хранят полное молчание по поводу дальнейшего расследования уголовного дела. Звонки корреспондента в республиканское МВД завершились сухим ответом: материал передан в следственный орган. Звоним непосредственно сотрудникам (в том числе на сотовые телефоны) – трубку никто не берет. Между тем информационный ажиотаж продолжает нарастать, порождая предположения, версии и догадки, только увеличивая градус накала. И если это сейчас не остановить на уровне госмашины, отсюда, из центра, то ситуация может привести к дестабилизации обстановки в Северной Осетии.
Возвращаясь к Мурашеву, - он год назад на стене в центре около мэрии Владикавказа пишет слова, разжигающие межконфессиональную рознь. Его задерживают, доставляют в отделение. Подержали - отпустили. Второй раз он уже на церковной стене пишет тоже самое, - отпустили. В третий раз после пятничной молитвы он учиняет драку, - его опять отпускают после задержания. Притом что он судим, и община выносила свое негативное отношение ко всему этому. В конце концов, свершается то, что свершилось.
Когда я услышал слова «анклав», «принять исключительные меры по недопущению радикализации», я очень испугался, что республику втравят. Четвёртого числа, спустя три дня после задержаний, на НТВ в программе «Максимум» вышла передача, посмотрев которую, вы ужаснетесь. Это можно расценивать как бандитизм. Репортаж чёрных ястребов только в Осетии. Сегодня водят спичку над цистерной бензина. Цистерна - это Северная Осетия.
Максим Шевченко: Почему мы собственно обращаем на это такое внимание? Потому что есть ощущение, что поджигают целенаправленно, стравливая людей, создавая ситуацию управляемого хаоса. На самом деле Северная Осетия не знала подобных событий. Она была объектом атак террористов, как правило, приходивших из вне. Но сейчас пытаются разжечь конфликт внутри республики. Этот конфликт может иметь очень тяжелые последствия. Задержанные ребята - бывшие активисты мира и дружбы, активные противники радикализма во всех формах. Осетинская община была известна, как одна из самых антирадикальных общин на Кавказе. И сейчас 18 человек из этой общины арестованы с применением (как говорят) пыток, жестких каких-то мер и, более того, никто из них не обвинен ни в терроризме, ни в ваххабизме, - они обвинены в хранении наркотиков и оружия. Невозможность этого совершенно очевидна для любого, кто знаком с практикой российской жизни на Кавказе. Мне трудно представить, чтобы имам мечети Владикавказа не только хранил, но и употреблял героин. Да, в доме не нашли. Но есть показания от ребят, что их заставляли пить растворенный в воде героин. Чтобы потом в крови при проверке обнаружить его следы. Честно говоря, здесь у органов правопорядка есть некая странная смысловая коллизия. С одной стороны ваххабит и героин – вещи несовместные. Эти люди максимально далеки от употребления наркотиков. У них есть другие какие-то черты, но уж точно не употребление наркотиков. И все это накладывается на слова министра МВД: «Кто не поклоняется трем пирогам, тот будет выкинут из осетинского общества» … Куда выкинут?! Уже после кавказской войны несколько десятков тысяч осетин-мусульман совершили хиджру. Жители Бислана, Чекалы и др. ушли оттуда. Я думаю, кто-то поставил перед собой задачу: очистить Северный Кавказ от мусульман. А я слышал такие мысли от отдельных активистов – они ставят перед собой безумную задачу по превращению России в пространство гражданской войны.
Мадина Чибирова: Максим Леонардович, скажите, пожалуйста, кто в этом заинтересован, кому это выгодно? И какая связь между этими заинтересованными в расколе России сторонами с теми, кто заявляет о себе как о правозащитниках, защищают Ходорковского и подобных преступников?
Максим Шевченко: Мне трудно сказать, кому это выгодно, но упомянутые республики КБР и РСО в 90х -2000х были известны, как республики, которые производили максимальное количество нелегальной водки. Особенно РСО. А там, где нелегальная водка, - там всегда криминал. Я считаю, что нормальные законопослушные граждане, какой бы они ни были веры: мусульмане, или поклонники уастерджи, или христиане, или др., - всегда будут мешать криминалу. А криминал, в какие бы официальные формы он не рядился: в форму полиции, ФСБ или в костюмы чиновников, - он, будучи связанным с нелегальным оборотом денег, всегда будет испытывать ненависть к тем, которые просто хотят жить как нормальные граждане, как нормальные люди. В данном случае, на мой взгляд, имеет место еще и следующая тенденция. К сожалению, за последние годы в Осетии развивается тенденция к некому эйфорическому отношению к событиям 2008 года и к созданию великой Осетии, лежащей по обе стороны кавказского хребта. При этом есть мнение, что эта Осетия должна быть православной и традиционалистской. Это мнение неоднократно высказывалась разного рода журналистами и официальными чиновниками. Каждый осетин, не следующий языческим обычаям осетинского народа, согласно этому мнению, является неполноценным. На мой взгляд, это обычаи, несовместимые с православием. Это я говорю, как православный человек, потому что уастрджи - это никакой не святой Георгий. Это языческий бог. Достаточно почитать работы академика Абаева, который был одним из авторов комплектования сказаний о нартах. Вообще, этот культ возник в сталинское время в 40-50 годах с помощью трудов этнологов и этнографов, создававших для каждого из народов Кавказа свои традиционалистские национальные культы, так как и ислам, и христианство были запрещены. Потом интеллигенция это с энтузиазмом восприняла и стала выдавать за истинную веру этих народов. Так вот официально заявляется, что мусульмане из Осетии должны быть удаленны, выкинуты, хотя значительная часть северных осетин (дигорцев и иронцев) были мусульманами. Вот сейчас у нас есть ощущение, что сознательно нарушаются права граждан России по идеологическому – религиозному признаку, сознательно им приписывают преступления - наркоторговлю и т. п. Потому что приписать этой общине вахабизм невозможно – она была на виду, она была всегда известна. Все прекрасно знали муфтия Гацалова, который был заместителем министра Строительства СО. Могу сказать, что эта община является прямой антитезой радикалам и всем тем, кого принято ассоциировать с поджиганием междоусобной войны на Кавказе. Кому-то надо было это устроить в предвыборный год за два месяца до начала избирательной компании. Я считаю, это сознательная дестабилизация северного Кавказа, а стало быть и России, может быть имеющая своей конечной целью и срыв избирательной компании или по крайней мере создание ситуации 1999 года. Я с общим большим опасением к этому отношусь, вчера в ОП были слушания в комиссии по межнациональным отношениям, которые вел Николай Сванидзе и на которых присутствовал и Засохов - один из авторитетных людей Осетии. Я сейчас зачитаю цитату из заявления комиссии ОП: «В настоящее время родные и близкие не имеют информации о месте нахождения задержанных. По мнению местных жителей, обратившихся в ОП, не исключено, что к задержанным применяются незаконные методы воздействия. Подобная ситуация вызывает серьезное опасение не только в том, что касается нарушения прав граждан РФ (что само по себе недопустимо), но и в смысле возможных последствий для этнической и религиозной стабильности РСО. Комиссия ОП по Межнациональным Отношениям и Свободы Совести берет под контроль ситуацию, связанную с защитой прав граждан России, задержанных по данному делу».
Это крайне сложно, поскольку это закрытая ситуация, и любые попытки даже вопроса о том, какова судьба задержанных, воспринимаются очень враждебно. Воспринимаются, как вмешательство во внутренние дела Осетинского народа. Хотя, на территории России нет ни народа, ни религиозной группы, которая не подпадала бы под законы РФ.
