Отправляясь со своими коллегами в Дагестан впервые в жизни, что я знала об этой земле? Всего лишь несколько образов формировали для меня картинку, которая якобы и была Дагестаном. Дагестан – это Расул Гамзатов с его пронзительными «Журавлями». Это - наибы Шамиля, которых великий имам посылал в XIX веке на мою родину, в Черкесию, и третий из них, Мухаммад-Амин, стал одним из лидеров освободительной войны черкесов в XIX веке и пытался в Абадзехии организовать жизнь адыгов на принципах шариата.
Дагестан – это земля наук, или земля ученых, край алимов, древних арабских рукописей и мусульманской философии, земля, о которой академик И.Ю. Крачковский в 1930-1940-е гг. писал, что изучение кавказской средневековой арабоязычной литературы еще принесет потрясающие открытия для востоковедов.
Я знала, что в Дагестане в 1930-е годы спаслись от репрессий несколько черкесских семей и что здесь есть мои дальние родственники, предки которых бежали от «красного колеса» и породнились с одним из уважаемых кумыкских родов.
Но то, что я увидела в Дагестане всего за четыре дня нашего путешествия, - перевернуло все прежние представления, сделав их блеклыми и невыразительными. Дагестан обрушивается на тебя сразу и навсегда – и становится понятным обаяние кавказского мифа, под влиянием которого молодые русские дворяне устремлялись на Кавказ.
Вспоминаешь Якова Гордина, современного питерского историка, одного из лучших исследователей черкесской истории: «Символом Кавказа для русского человека были горы — тип ландшафта, резко контрастировавший с российской плоскостью. Если мы вспомним "дорожную лирику" русских поэтов, то окажется, что доминирующий элемент пейзажа — степь, равнина, подавляющая своим однообразием. Разумеется, среднерусский ландшафт гораздо разнообразнее, но нам важна именно доминанта восприятия. Горы очаровывали русского дворянина при первом своем появлении на горизонте. Горы сами по себе были вызовом жизненной тривиальности. Это был мятеж природы против унылой упорядоченности».
Ощущение, что дагестанцы сами словно продолжение этих гор – сплошная манифестация против унылой повседневности и однообразия. Само языковое многообразие Дагестана есть одновременно и дар Всевышнего, и испытание на способность жить вместе, и вызов повторяемости и предсказуемости. Как следствие – многообразие и в тоже время внутреннее единство характеров и человеческих типажей.
Наш коллега замечательный журналист и политолог Орхан Джемаль на встрече нашей делегации в Дербенте сказал мне: «Здесь каждый – словно персонаж Толстого. Как будто вокруг одни Хаджи Мураты».
И оказался прав – внутренняя свобода, самодостаточность, чувство собственного достоинства – в каждом. Независимо от того, где мы – в маленьком городке или в Махачкале, или среди студентов Дербента, на равных спорящих с Максимом Шевченко, или на встрече с умнейшим вице-премьером Ризваном Курбановым, так запросто вечером приехавшим к нам в «Приморскую» без всякой чиновничьей спеси и дистанции поговорить о том, о чем болит его сердце за свою родину.
Или – вместе с седовласыми почтенными старцами в каракулевых папахах, которые задавали такой уровень полемики, с каким не справился бы и искушенный столичный политолог.
Или в гостеприимном доме Али Камалова, за его сдержанностью и немногословием – настоящий дух Кавказа.
Везде - пассионарная созидающая энергетика. Для этих людей нет преград, им открыт весь мир и вся Вселенная. Здесь нет толпы, здесь каждый – Личность, абсолютно свободная. Постоянное ощущение абсолютной внутренней свободы в дагестанцах и есть главное чувство, не покидающее меня все это время. В людях словно нет страха и того, что известный журналист и культуролог Сулиета Кусова назвала «немотой, холопством и потерей лица» – так дерзко сказать власти в лицо о том, с чем не согласен, могут только в Дагестане.
Внутреннюю свободу как главную ценность в горской системе координат прекрасно понимали еще в XIX веке и такие неоднозначные персонажи, как «проконсул Кавказа» Ермолов.
Ермолов неслучайно в феврале 1819 года писал императору Александру: "Государь! Внешней войны опасаться не можно. Голова моя должна ответствовать, если вина будет со стороны нашей. Если сама Персия будет причиною оной, и за то ответствую, что другой на месте моем не будет иметь равных со мною способов. Она обратится во вред ей! Внутренние беспокойства гораздо для нас опаснее. Горские народы примером независимости своей в самых подданных Вашего Императорского Величества порождают дух мятежный и любовь к независимости".
Где мы ни были – в Хасавюрте, Буйнакске, Кизляре, Дербенте, Избербаше – все с болью и негодованием говорили нам о Жириновском, о его безобразных выпадах в сторону Кавказа. Дорогие дагестанцы, это того не стоит! Жириновский – это временно, а Вы – это вечность. Такие политики уйдут, и на следующий день о них никто не вспомнит. А Дагестан – останется навсегда.
Уезжая из Дагестана, я хочу сказать, что это было счастьем – быть Вашей гостьей, что я горжусь, что Вы есть на Кавказе, и горжусь тем, что история моего народа, черкесов, связана с Дагестаном.
Это очень искренне: Дагестану – с любовью..
