Запад испытывает ярко выраженные опасения по поводу того, что свержение Хосни Мубарака подорвет стабильность в регионе и положит начало правящей коалиции исламистского толка.

Этот страх по большей части объясняется достаточно сильными позициями «Братьев-мусульман» и их давней неприязнью к «Израилю» и Западу.

Американские эксперты правых взглядов сравнивают Египет с предреволюционным Ираном и говорят, что в стране вот-вот придут к власти исламисты. По каким-то непонятным причинам существуют опасения, что «Братья-мусульмане» победят на выборах и начнут превращать Египет в шариатское государство.

Как и Иран перед революцией, Египет является получателем огромных сумм американской военной помощи и считается стратегической точкой опоры внешней политики США в регионе. Как и в Иране, египетская служба безопасности имеет репутацию жесткого ведомства, которое часто прибегало к силовым средствам подавления инакомыслящих. Экономическое неравенство и потребность в больших свободах заставили угнетенное население обеих стран выступить против своих правителей. С этой точки зрения, обе революции, действительно, похожи друг на друга как две капли воды. Отсюда и почва для предположений, что революционные изменения почти наверняка приведут к власти исламистское правительство.

Однако, это слишком упрощенный анализ, и он не учитывает особенности социальных движений в каждой стране. Если копнуть глубже, мы обнаружим, что каждая из этих стран уникальна, и в Египте нет факторов, которые привели к созданию Исламской республики Иран.

Схожие требования, разные лидеры

Хотя требования протестующих во многом похожи, в характеристиках их лидеров нет практически ничего общего. Катализатором египетского движения стали события в Тунисе, тогда как иранская революция 1979 года произошла под влиянием аятоллы Хомейни.

Революции и широкомасштабные социальные движения нуждаются в стимуле, который подтолкнет к действиям даже обывателей, вообще, всех тех, кто, возможно, симпатизирует идее, но предпочитается отсиживаться дома из страха репрессий и других жестких ответных мер.

В предреволюционном Иране таких тихих оппозиционеров вытолкнули на улицы речи Хомейни, которые на аудиокассетах контрабандой завозились в Иран из Ирака и Парижа.

Что еще более важно, иранские духовные лица в изгнании создали организацию с определенной иерархией под руководством аятоллы Хомейни. Это оказалось возможным, потому что им был запрещен въезд в Иран и их не могла достать жестокая тайная полиция САВАК – Министерства государственной безопасности Ирана времен шаха. Эти политические меры сами по себе были отходом от шиитской традиции, которая считает, что политическая и религиозная власть может принадлежать только скрытому имаму, и поэтому любая другая форма правления незаконна.

После революции аятолла Хомейни заявил, что религиозные лидеры и духовенство облечены полномочиями, чтобы править Ираном, и силой отодвинул в сторону другие фракции революционного движения. Хомейни мог так поступить, потому что для всех он был лицом революции, а его сторонники – ее главной движущей силой.

В отличие от Ирана, в суннитском Египте нет организации, которая была бы способна консолидировать свою политическую власть и побудить все население к протестам в свою поддержку, нет и того, кто мог бы претендовать на роль лидера революции.

В отличие от иранских шиитов, египетские сунниты не признают религиозную иерархию и не имеют высшего ранга духовных лидеров, которым должен повиноваться народ. Эта разница хорошо видна на примере тех, кто начал революцию в Египте: это разветвленная социальная сеть, ничем не напоминающая иранское революционное движение – с жесткой иерархией и контролем.

Что касается организаций, сравнение с египетскими «Братьями-мусульманами» тоже не учитывает различия между этими движениями. «Братья-мусульмане», конечно, расположили к себе большой процент населения Египта, открыв целую сеть больниц, школ, мечетей и других социальных учреждений.

Принято считать, что «Братьев-мусульман» поддерживают 20-25% египтян. Если бы сейчас состоялись выборы, «Братство» получило бы большое количество кресел в парламенте, но, почти со стопроцентной уверенностью можно сказать, что ему пришлось бы править вместе с партнером по коалиции. То есть «Братьям-мусульманам» пришлось бы принимать во внимание желания и требования других политических партий, представляющих остальные 75% населения.

Будучи избранными, «Братья» столкнулись бы с разнородной смесью противоположных идеологий и политических сил в новом египетском парламенте. История показывает, что после избрания в парламент политические партии, стоявшие во время избирательных кампаний на радикальных платформах, вынуждены научиться идти на компромиссы.

Более того, это сравнение не принимает во внимание разницу между египетской и иранской экономическими ситуациями. Хоть Египет довольно хорошо интегрирован в мировую экономику, в отличие от Ирана в 1979 году, он не может рассчитывать на доходы от сбыта нефти.

Класс торговцев

В политическом смысле будущее Египта связано с требованиями влиятельного и политически однородного класса торговцев.

До революции в Иране власти притесняли местных торговцев, а в Египте, наоборот, их деятельность поощряли с тех пор как президент Анвар Садат утвердил новую экономическую политику. В предреволюционном Иране торговцы быстро откликнулись на призыв Хомейни, потому что это давало им возможность увеличить прибыли. В Египте торговцы давно преуспевают за счет тесных связей с Западом и активно добиваются частного производства и промышленного партнерства с иностранными компаниями. С трудом верится, что эти люди могут поддержать политическую партию, идеи которой могут нанести ущерб их экономическим интересам.

Кроме того, любая правящая политическая партия должна поддерживать хорошие отношения с этим классом. Следовательно, любая правящая партия будет добиваться сбалансированных отношений с Западом, несмотря на требования непримиримой части электората.

Скорее всего, в результате появится гораздо более независимый Египет, который активно защищает свои политические и экономические интересы в регионе. В конечном счете, все может свестись к коалиционному правительству, которое внешне более требовательно в таких вопросах, как американская внешняя политика и израильская оккупация Палестины, но на самом деле хочет сохранить статус-кво, чтобы обеспечить экономический рост и западные инвестиции.

В высказываниях американских и западных консервативных сил преобладают страхи перед подводными камнями, которые могут таить выборы в Египте.

На самом деле, характер и соотношение социальных, религиозных и политических сил в этой стране, позволяют прийти к выводу, что Египет не станет еще одной ближневосточной страной с исламским правительством.

Аарон Штейн (Aaron Stein) – независимый журналист из Стамбула