Я лицо кавказской национальности, в милицейских документах таких как я называют аббревиатурой ЛКН. Я родился в Москве, мой отец и моя мать тоже, здесь же родилась и большая часть моих дедушек-бабушек. О том, что я не русский, узнал, когда мне было лет семь: собрал своих друзей первоклашек и торжественно им объявил: «Я не русский». В ответ услышал удивленное: «Ух, ты!». Дня три я гордился открывшейся мне собственной особостью, а потом опять забыл о своей национальности лет на пятнадцать. А когда мне было уже за тридцать, появилась эта аббревиатура – ЛКН. К сорока окончательно привык к тому, что я, коренной москвич, здесь чужак.
О московских погромах в прошлую субботу я узнал, когда все кончилось. Электронную почту и новости я проверяю утром, телевизор вообще не смотрю, так что когда я вечером позвонил на работу жене и предложил пойти к друзьям в гости, то удивился: чего это она так настойчиво просит заехать за ней на такси. Тут-то я услышал, что сегодня в метро бьют «чёрных», днём на Манежной собиралось до 5 тысяч погромщиков, а милиция максимум, что делала, – просила не добивать тех, кто уже не мог стоять на ногах.
Разозлился, когда понял, что жена, просидевшая весь день перед компьютером отслеживая новости, специально не звонила мне. Сунул в карман старый кизлярский нож и из принципа направился к ближайшей станции.
В гости мы ехали к моему бывшему начальнику – обычный московский парень. Сам себя он, кстати, считал националистом и государственником. Его национализм никогда не мешал нашей дружбе и вообще никак не проявлялся, разве что в Холокост он не верил. А его вечно декларируемое государственичество не мешало ему ненавидеть всю российскую власть в целом. В общем, типичный московский винегрет вместо убеждений.
Все гости сгрудились перед включённым ноутбуком с фото окружённых толпой подростков-кавказцев, прижатых к автобусу. Кровавые сопли, выставленные вперед кулаки, кто-то уже забился под градом ударов под колеса, на лицах страх, отчаяние и ещё что-то... Следующее фото: станция метро и россыпь тел по полу, беснующаяся толпа, невозмутимые менты.
Когда почти все разошлись, хозяин неожиданно сказал:
– Знаешь, Орхан, я погромную тему не поддерживаю, но хотел бы быть в той толпе, даже не знаю почему, почувствовать адреналин, дерзость и чтоб рядом были такие же наадреналиненные и дерзкие...
– Вот если бы ты захотел быть среди прижатых к автобусам... На той стороне адреналина ещё больше, и нет уверенности, что через 5 минут будешь жив. А если тебе нужна толпа, чтоб почувствовать себя необывателем, то ты не пацан...
Поговорили ещё с полчаса на тему «Кто тут крутой» и разошлись не поссорившись.
Дома включил телевизор, послушал Нургалиева, рассказывающего, что столкновения спровоцировали леворадикальные группировки, затесавшиеся в толпу спартаковских фанатов. Надо понимать, это антифа кричала на Манежной: «Россия для русских».То ли глава МВД, имеющий историческое образование, перестал понимать, где право, а где лево, то ли министр неуклюже попытался перевести стрелки с «социально близкой» фашни на более привычного противника. Заснул под мысль: кто вы, мистер Нургалиев – идиот или провокатор?
С утра запретил узбечке-няне выходить из дома, вызвонил коллег-журналистов, бывших вчера на Манежной, выслушал рассказ о том, как глава Московского ГУВД Владимир Колокольцев вышел к толпе уговаривать их разойтись и обещал разобраться со всеми кавказскими обидчиками болельщиков, а переговорщики от спартачей хлопали его по плечу и спрашивали: «Ну, вы с нами?». И генерал отвечал: «Конечно, с вами».
Прошерстил Интернет, выяснил, что за три дня до погромов на нацистских и фанатских форумах начали оповещать людей о сборе на Манежной.
И те и другие группировки считаются радикальными, в недрах МВД существует Центр Э (по борьбе с экстремизмом), в котором для работы с этим контингентом есть специальный департамент. Оперативный учёт активных участников, профилактические беседы с лидерами, платные стукачи-агенты... Но тут ничего этого не нужно было – два часа посёрфить в сети и понятно, что в субботу несколько тысяч человек соберутся у стен Кремля.
Зачем соберутся? Да понятно, зачем. Тремя днями раньше фанаты прошли маршем по ленинградскому проспекту, скандируя «Россия для русских». Тогда московский ОМОН не стал им препятствовать, а глава пресс-службы московского ГУВД Виктор Бирюков, заявил, что «у болельщиков «Спартака» сложились очень хорошие отношения с ОМОНом».
Вот когда другие подопечные Центра Э планируют собраться…
В канун петербургского саммита большой восьмерки по стране прокатилась волна превентивных арестов левацких активистов, собиравшихся побузить в Питере. У них, видимо, отношения не сложились. Саммит прошёл без эксцессов.
К вечеру проявился Дмитрий Медведев, назвав действия милиции адекватными. Сразу встала перед глазами картинка с россыпью тел в метро и ментами, уговаривающими не добивать тех, кто уже перестал шевелиться. А ведь могли бы и не уговаривать... Наверное, президент подразумевал именно это. А что ещё?
В понедельник информационное агентство Росбалт отмечало десятилетний юбилей. Надел костюм, сунул в карман кизлярский нож, пошёл. На входе в филиал Малого театра, где отмечали, стояла рамка металлоискателя – нож пришлось выложить на стол. Охранник с каменно-невозмутимым лицом сказал, что кинжал положат в ячейку, а мне дадут номерок, и, уходя, я его могу забрать. Все это с интонацией непробиваемой вежливости. Почувствовал себя идиотом. Потом ещё раз, часа через два, когда он также невозмутимо вернул мне моё хозяйство.
На следующий день отмечал издательский дом Axel Springer, в котором я работал до недавнего времени. На современном русском новоязе это называется новогодний корпоратив. Тусовка московских мажоров слегка приправленная немецкими менеджерами. Погромы – главная тема. Говорили, что всё это было устроено специально, чтобы отвлечь внимание от вынесения приговора Ходорковскому. Как-то покоробило от этого: выходило, что десяток-другой искалеченных кавказцев сами по себе не могут быть чем-то важным. Вот если это привязать к страдающему символу отечественного либерализма, то всё обретает смысл.
Ещё обсуждали, что в Сколково на съезде инновационной молодежи какой-то профессор среди нашистов, присланных туда в качестве делегатов, узнал участников погрома. Всплывало имя куратора «Наших» в АП Владислава Суркова. Заинтересовался, стал выяснять, что за профессор, кого именно узнал... Примерно через час выяснил, что профессор действительно был, но на самом деле он сказал, глядя на присланную по разнарядке массовку: «Ну, чем эти отличаются от тех на Манежной».
Когда уходил, какая-то полузнакомая подвыпившая девушка, кокетливо хихикая, спросила: «А вы экстремист?». Скроил физиономию «серьезного придурка», отчеканил: «Безусловно». И даже слегка прищёлкнул каблуками. Девушка от этого захихикала ещё сильнее и упорхнула.
Уже на улице подумал, что про погромы вперемешку с хлопаньем пробок шампанского читал в каких-то мемуарах и учебниках истории. Мысль о том, что живу в канун римейка 1917 года, успокаивала.
Ночью просмотрел новости в Интернете: Москва ждала оборотки от кавказцев, по рассылке приходили сообщения о том, что федеральные трассы забиты легковушками кавказских мстителей, едущих на подмогу московской диаспоре, что завтра у Киевского вокзала перед торговым центром «Европейский» грянет час расплаты. Рамзан Кадрыров грозил разобраться по законам гор с любым мстителем, который покинет в этот день Чечню.
Поставил на зарядку фотоаппарат, позвонил в Нальчик и Махачкалу, выяснил, что там слыхом не слыхивали про подмогу.
С утра, в среду, пока пил кофе, думал: брать с собой кизлярский нож или нет, вспоминал рамку металлоискателя, вежливого охранника и собственное чувство мучительной неловкости. Потом вспомнил россыпь тел на станции метро и взял.
Никто из кавказцев в этот день у Киевского вокзала не появился, только менты. Я знал, что это правильно, но в глубине души всё равно ворочался червяк: «Ну, нельзя же так оставлять». Так, что когда вернулся домой и в Интернете прочитал, что какие-то стычки фанатов с кавказцами всё же ближе к вечеру были, испытал странное облегчение.
