Новый жестокий удар по мирным жителям в московской подземке и подписание договора по СНВ с США – это два знаковых события последних двух недель, определяющих контуры и угрозы безопасности России на ближайшие десятилетия. И если с подробным анализом того, что дает стране договор по СНВ, недостатка нет, то с осознанием того, с чем наша страна столкнулась лицом к лицу 29 марта в московском метро, дело обстоит намного хуже.
Россия увидела новое лицо терроризма. Это уже не боевики, берущие заложников и перекладывающие ответственность за их жизни на сами российские власти. И это уже не повстанцы, захватывающие целые города. И это уже даже не смертники, осуществляющие самоподрыв в гуще сотрудников силовых структур. Это молодые девушки, которые вместо того, чтобы давать начало десяткам новых жизней, уносят с собой десятки жизней чужих.
Причем обе девушки оказались не чеченками и ингушками, а дагестанками. Для того, чтобы осознать то, что произошло, недостаточно беглого и поверхностного анализа тех фактов, которые сейчас бурно обсуждаются в СМИ – были ли знакомы Джанет и Марьям или нет, была ли Марьям женой лидера даргинского джамаата Магомедали Вагабова или нет, была ли она за сутки до подрыва в Махачкале или нет, подводил ли ее к месту взрыва ее брат или кто-то другой…
Эволюция террора
Нам нужно копнуть хотя бы немного глубже и осознать, какую эволюцию прошло кавказское подполье за последние годы. Прежде всего, стоит отметить, что, террористическая тактика, использовавшаяся боевиками Кавказа, прошла, как минимум четыре этапа в своей эволюции.
На первом этапе, терроризм, как мощное орудие достижения независимости Ичкерии от России, использовали чеченские сепаратисты. Хрестоматийными примерами терроризма чеченских повстанцев являлись захват заложников Шамилем Басаевым в Буденновске и Салманом Радуевым в Кизляре, подрывы силовиков и также мирных жителей в московском метро, на рынках и иных местах в столице и других городах России и Кавказа.
На втором этапе началась одновременная интернационализация рядов боевиков в чеченских горах за счет ингушских, дагестанских, карачаевских, а также арабских, турецких и африканских добровольцев и стремительная исламизация самих боевиков, их риторики и провозглашаемых ими целей. Именно на этом этапе началась жесткая борьба между «ичкерийцами» и «моджахедами» и между проектом независимой Ичкерии и более широким проектом – общекавказского Исламского государства.
На этом же этапе террористическая тактика, которая уже вовсю использовалась чеченцами, начала подаваться как один из инструментов ведения уже интернационального «джихада» против государства неверных – России. Своей кровавой кульминации практика террористического ответа России со стороны интернационального, исламизирующегося подполья достигла в Норд-Осте и Беслане.
Отказ и возвращение
На третьем этапе продолжилась исламизация подполья, вливание в ряды боевиков интеллектуалов с хорошим уровнем исламского образования, таких как дагестанцы Ясин Расулов, Абу Загир Мантаев, кабардинцы Муса Мукожев, Анзор Астемиров и др., а также наметился выход из «леса» огромного количества «ичкерийцев», перешедших на сторону клана Кадыровых. Это привело к полной идеологической победе «моджахедов» над «ичкерийской» идеей.
А это означало не только ликвидацию призрачных остатков ичкерийского суверенитета и провозглашение исламского военно-политического образования «Имарат Кавказ», но и к полному отказу подполья от террористической практики захвата заложников и нанесения ударов по мирным жителям. На это решение, которое публично озвучил Шамиль Басаев после Беслана, повлияли два фактора.
Эти факторы – осознание боевиками невозможности добиться уступок со стороны Кремля методом террористического шантажа и усиление роли интеллектуалов в делах «леса», которые убедили боевиков в том, что наносить удары по мирным жителям – это не исламский метод. Данногоморатория на удары по мирным жителям боевики придерживались почти 6 лет – с 2004 по 2010 годы.
Однако события последнего понедельника марта и сразу же последовавшее за взрывами заявление лидера боевиков Доку Умарова, в котором он взял ответственность за эти акции на себя, предельно четко и недвусмысленно обозначили начало четвертого этапа в эволюции тактики кавказского терроризма – живые бомбы «пошли в народ».
Дагестан выходит на тропу войны
Кроме того, стоит обратить внимание на то, что ускользнуло от внимания многих аналитиков. Речь идет о стремительном десантировании главы государства Дмитрия Медведева в столице Дагестана Махачкале. Многие наблюдатели связали этот «кинжальный» визит президента со случившимся в дагестанском Кизляре двойной атакой смертников, унесшей жизни более десятка человек.
Однако встревожил президента и всю президентскую рать отнюдь не сам двойной подрыв в Кизляре. А тот факт, что впервые за всю историю кавказского терроризма ударными единицами оказались не чеченцы, не карачаевцы и даже не ингуши, а дагестанцы. Долгое время дагестанский сектор «леса» избегал операций с использованием смертников.
Причин тому может быть несколько. Во-первых, больший уровень исламских знаний дагестанских боевиков, по сравнению с чеченскими, ингушскими и карачаевскими. Дагестан издревле был для остального Кавказа обителью ученых, мыслителей и источником исламских знаний. И в наши дни количество дагестанских мусульман, имеющих исламское образование, как в «лесу», так и вне него, в разы превосходит их количество в остальных республиках.
Во-вторых, дагестанские воители газавата XIX века и сегодняшние дагестанские боевики всегда были более осмотрительными, нежели те же чеченские, ингушские или карачаевские. Поскольку тысячелетия жизни в самом многоязыком регионе мира, на пересечении всех мыслимых цивилизационных путей научили дагестанцев сто раз подумать, чем доставать кинжал, или ввергать себя и свой род в пропасть кровной вражды с соседями.
В-третьих, видимо, сознание дагестанских боевиков еще не было до последнего времени пронизано той степенью отчаяния и ненависти, которой пропиталось сознание чеченских и ингушских боевиков. Уровень преступлений и жестокости со стороны силовиков, с которым соприкоснулись чеченцы и ингуши, был все же на порядок выше, чем тот, с которым до этого сталкивались дагестанцы.
Но теперь, видимо, наступил качественный перелом ситуации и в дагестанском «лесу». А если это произошло, то выход на тропу войны с российским государством отчаявшихся во всем и вся дагестанских смертников грозит обернуться для страны еще большим кошмаром. Поскольку исторически именно вступление Дагестана в боевые или диверсионные действия являлось для кавказского театра военных действий ключевым фактором.
Неоднородность «леса»
Однако даже вычерченная выше эволюция и логика развития ситуации на Кавказе не так однозначна. Когда мы говорим о боевиках, о «лесных братьях», о так называемом «лесе», мы должны понимать, что содержание понятий «лес», «лесные братья» - неоднородно. В лесу есть совершенно разные люди.
Первая категория лиц - те, кто оказался там случайно. Или увлекся «романтикой». Или помог человеку, а тот оказался боевиком, и теперь боясь властей, он скрывается. Или его обманом втянули в эту деятельность. Так или иначе, при этом человек не является убежденным борцом с российским государством.
Вторая категория людей - это убежденные боевики, которые вышли на тропу войны сознательно. Это наиболее консолидированная, сплоченная группа, спаянная единой идеологией, принесением присяги единому амиру и осознанно посвятившая себя непримиримой войне с российским государством.
И третья группа - это просто криминал, люди, которые осознали, что на «лесной» теме можно заработать деньги. Часто бывает, что какой-нибудь бизнесмен получает видео, где сидит небритый человек и говорит: «Ты ведешь бизнес с неверными и поддерживаешь их. Поэтому, если хочешь жить, с тебя 2 миллиона долларов».
Сами боевики решительно уничтожают таких «лесных рэкетиров», потому что для боевиков эта категория идеологических, военных, политических конкурентов является самой опасной – они, мимикрируя под «лесных» не связаны клятвами амиру, не вписаны в военно-административную систему «леса», не подчиняются никакой дисциплине и ведут свою игру.
Зачастую такие персонажи готовы за деньги исполнять любые чужие заказы, в том числе и самые кровавые. А для любой спецслужбы такие, как сказали бы химики «свободные радикалы», являются бесценной находкой.
Поэтому, даже сегодня, после идентификации личностей подорвавшихся в метро женщин, однозначно утверждать о том, что взрывы подготовили и осуществили именно убежденные борцы с Российским государством, осознанно идущие на смерть ради своих «лесных» идеалов, я не возьмусь.
Мобильный сигнал
Еще окончательно не подтверждено, что в метро взорвались именно дагестанки Джанет Абдурахманова и Марьям Шарипова. Даже если это будет подтверждено, еще не доказано и вряд ли будет доказано, что они сделали это осознанно. Еще не доказано, что их не втянули в этот кровавый акт обманом. На сегодня есть очень много фактов, заставляющих усомниться в том, что девушки шли на подрыв по собственному убеждению.
Нам стоит осознать, что поезда в московском метро были взорваны не в подземных перегонах, где пропадает сигнал мобильной связи, а именно на станциях, где этот сигнал появляется. Таким образом, становится очевидным, что подорвавшиеся женщины, могли и не быть убежденными смертницами, сами нажавшими на кнопку взрывателя.
На их месте могла оказаться любая женщина, которую могли попросить передать знакомым сумку или пакет. А далее уже посадившие их на поезд метро лица звонком с мобильного телефона могли подорвать эту самую сумку, превратив женщину в так называемую «смертницу». Огромное количество вопросов вызывает и личность второй «смертницы» Марьям Шариповой.
Девушка, имеющая два высших образования, одно из которых психологическое, не являющаяся вдовой боевика, не переживавшая такой личной драмы и надлома, как первая смертница Кавказа Хава Бараева, при этом будучи успешно вписанной в окружающий социум, - такая девушка вряд ли осознанно пошла бы на самоподрыв. Тем более, по некоторым сведениям, Марьям за сутки до подрыва, вообще, находилась в Махачкале.
Зачем это Доку?
Таким образом, однозначно утверждать, что это сделали боевики Имарата Кавказ, было нельзя до заявления Доку Умарова, в котором он взял ответственность за подрывы на себя. Но боевики очень часто берут на себя ответственность за разного рода, зачастую, весьма сомнительные акции и происшествия. Например, та же катастрофа на Саяно-Шушенской ГЭС.
Ответственность за произошедшее там взяли на себя сразу две группировки - сначала неизвестный никому «джамаат русских муджахидов «Муваххидун ар-Руси»», а потом возрожденная Доку Умаровым бригада смертников «Рияд ас-Салихийн». И это притом, что эксперты утверждали, что катастрофа носила техногенный характер. Так кому из них верить? То же самое касается сомнительных подрывов «Невского экспресса». Поэтому не все так однозначно.
Но если теракт в Москве действительно был совершен людьми Умарова, то мне не понятна их логика. Такие убийства мирных жителей отталкивают население от боевиков. И не далеких от Кавказа жителей российских областей, но и самих кавказцев. Поскольку такие акции, как захваты заложников в Норд-Осте, Беслане, подрывы мирных жителей осуждают и сами кавказцы, и большинство соблюдающих мусульман.
Причем осуждают даже те, кто в тайне может симпатизировать боевикам. А ведь все боевики, партизаны и повстанцы по всему миру, наоборот, делают все для того, чтобы завоевывать доверие, симпатию и поддержку населения. Ведь именно благодаря этой поддержке они становятся практически неуничтожимыми для государства. И ведь это тоже несколько лет назад было осознано самими кавказскими боевиками.
Их отход после Беслана от практики захвата заложников и ударов по мирным жителям был не просто импульсивным шагом, но глубоко проработанным, обоснованным и принятым на вооружение в качестве новой стратегии. И ключевую роль в этом сыграли уже упомянутые дагестанские и кабардинские интеллектуалы, вышедшие на тропу войны с российским государством, такие как Ясин Расулов, Абу Загир Мантаев и Анзор Астемиров.
Нарождение политического конкурента
Действительно, за 6 лет после отказа боевиков от тактики террора в отношении мирных жителей, все более интеллектуализирующимся «лесом» была проделана огромная работа. Боевики, окончательно убедившись в бесперспективности войны за ичкерийский суверенитет, провозгласили Имарат Кавказ. Новые люди, новая структура, новые цели привели к смене военно-политического инструментария «леса».
«Лесные интеллектуалы» начали детальную проработку политической концепции исламской государственности в реалиях сегодняшнего Кавказа, вписывания проекта исламского государства на Кавказе в исторический и глобальный контекст. На сайтах радикалов началась оживленная дискуссия по структуре, институтам и принципам функционирования кавказского исламского государства.
Параллельно боевики начали выстраивать систему «военно-подпольной» экономики Имарата, которая строилась на жертвовании боевиками собственным имуществом и добровольно-принудительном «отжиме» кавказских бизнесменов. На многих ресурсах начали раздаваться призывы осознать, что надо бороться за более широкую поддержку мирного населения.
Боевики начали более выверенную и взвешенную политику налаживания и развития взаимоотношений с мирным и пограничным населением кавказских республик, колеблющимся «между-между». Участились случаи входа боевиков в горные села, проведения разъяснительных бесед с сельчанами, распространения листовок и воззваний. Начался постепенный, но все более очевидный отход боевиков от имиджа злодеев и вживание их в образ благородных мстителей.
На фоне силового и правового беспредела, творящегося по всему Кавказу, население и само все чаще начало воспринимать боевиков, как альтернативную властям силу. Готовность боевиков идти на смерть ради своих идеалов, неотвратимость их мести в отношении силовиков, от которых устало само население, их принципиальный отказ от ударов по мирным жителям, фактически делал их уже не диверсионно-террористическим противником властей, но все более крепнущим политическим конкурентом.
У кого кнопка?
Мирная мусульманская молодежь Кавказа, симпатизировавшая «лесу» и втайне видевшая саму себя, как легальное крыло «леса», затаив дыхание, наблюдала за этой политической эволюцией «лесного государства». Не секрет, что в ответ на притеснения властей, многие молодые мусульманские активисты с нетерпением ждали того момента, когда наконец произойдет полное слияние боевого и политического крыла кавказского протестного Ислама.
И вдруг на взлете этой тенденции Доку вновь ввергает весь «лесной проект» в кровавый кошмар и вновь возвращает ему имидж кровавого мясника, от которого боевики аккуратно уходили последние 6 лет. Для чего это он сделал, и было ли это решение его собственным – отдельный вопрос, который также требует охвата взором более широкого контекста, который сложился не только на Кавказе, не только вокруг него, не только внутри России, но и в остальном мире.
Таким же вопросом является вопрос о том, какой «лес» более выгоден самой России, или, вернее, политической элите России? «Лес», как нарождающийся политический конкурент, но воздерживающийся от кровавых ударов по мирным жителям? Или «лес», как кровавый хищник, наносящий неожиданные удары в самое сердце огромной державы, но окончательно дискредитированный в качестве политического конкурента?
Другой вопрос в том, какой «лес» более выгоден политическим конкурентам и недругам России на мировой арене? Даже если мы находим ответы на данные вопросы, встает вопрос о том, насколько управляем «лес» извне и кем он управляем? И если он управляем, но управляем не из Москвы, то здесь перед Россией на фоне стремительного ухудшения ситуация как на Кавказе, так и вокруг него, встают угрозы совершенно иного порядка…
