В последнее время авторы всевозможных журналистских расследований, связанных с ростом исламофобии на Западе, часто задаются вопросом: «Почему Европа ненавидит хиджаб?» Тут можно много рассуждать о конфликте цивилизаций, разных менталитетах, проблемах миграции — так или иначе, варианты ответов вращаются вокруг оппозиции «свой — чужой»…

Скорее всего ответ на вопрос: «Почему ненавидит хиджаб участковый небольшого дагестанского города?» — будет лежать в этой же плоскости. Но тут возникают другие вопросы. Почему женщины, выполняющие предписания религии, которую считают «своей» большинство жителей Дагестана, становятся «чужими» на земле, на которую Ислам пришел еще в VII веке? Почему чистота и целомудрие стали чуждыми там, где они издавна ценились больше жизни? Почему богобоязненность и скромность объявлены вне закона, а любой беспредел можно узаконить, назвав его «борьбой с ваххабизмом»?

Хотелось бы услышать ответы на эти вопросы от работников «правоохранительных» органов, но видимо они уже давно ни на что и ни за что не отвечают…

Поэтому мы оставим в стороне все эти рассуждения и просто посмотрим на жизнь соблюдающей мусульманки в обычном дагестанском городе, описанную сухим языком заявлений.

От Мирзамагомедовой Фариды, проживающей в городе Южно-Сухокумск Республики Дагестан:

Прошу вас защитить мои права и права моих несовершеннолетних детей (Рамазановой Марьям, 1999 г.р. и Рамазановой Наили, 2001 г.р.), так как мы являемся гражданами России.

В первых числах января 2011 года я со своими детьми переехала из г. Махачкала в г. Южно-Сухокумск, так как вышла замуж за местного жителя. Через два дня после того, как мы приехали, к нам пришел участковый этого района, лейтенант милиции Шахрудинов Гаджи. Пришел он, как сказал, для выяснения моей личности. Он попросил мой паспорт и свидетельства о рождении. Я ему их дала, он переписал наши данные, сказал, что в течение трех дней мы должны зарегистрироваться в миграционной службе, иначе нас оштрафуют. Разговаривал он очень грубо, хотя я не давала для этого повода, и вел себя очень нагло. Когда я попросила его данные, он сказал, что его здесь знает каждая собака.

После того, как он переписал наши данные, он не собирался сразу уйти, а стал заходить и осматривать все хозяйственный пристройки, даже те, о которых я говорила, что они не наши и мы не имеем к ним отношения. Но он игнорировал все, что я ему говорила, и грубо и нахально отвечал мне.

04.02.2011 около 10-ти часов утра я услышала стук в ворота и требование открыть. Это был тот самый участковый Шахрудинов. Я была легко одета, и так как было холодно, попросила подождать, пока я на себя что-нибудь накину, но он настойчиво требовал открыть крича: «Открой, я тебе сказал». Я быстренько оделась и вышла, когда я открыла ворота, он чуть не сбил меня с ног, и с вопросом: «Где она?» — ворвался во двор. Я спросила: «Кто она? Кто вам нужен?» Он ответил: «Та, кто у тебя ночью была, кого ты прячешь».

Накануне ночью у меня в гостях была моя знакомая с двумя маленькими детьми, но она местная жительница, посидев у меня в гостях, ушла к себе домой. Когда я ему это сказала, он сказал, что я вру и что сам лично ночью видел у меня совсем другую женщину, и что я ее прячу у себя. Интересно получается: участковый по ночам следит за мной? Незаметно для меня подглядывает, чем я занимаюсь, кто у меня бывает, кто приходит и уходит от меня. Основания?

Шахрудинов так же нагло ворвался в мой дом. Когда я попросила его снять обувь и потом зайти, он недвусмысленно ответил: «Я знаю, не в лесу живу». Он зашел и стал искать ту девушку, которую я якобы прячу у себя и которую он ночью сам лично видел у меня дома, искал ее во всех комнатах — под кроватями, за креслами, в шифоньере.

После он сказал, чтобы я с детьми поехала с ним в райотдел. Я сказала, что никуда не поеду, пока не позвоню и не посоветуюсь, как мне быть. На что он мне сказал: «Звони, куда хочешь и кому хочешь». Я позвонила, и мне сказали, чтобы участковый дал повестку и после этого я отправилась в райотдел. Когда я сказала Шахрудинову, чтобы он дал повестку и только после этого я поеду с ним в райотдел, он сказал: « Я тебе на весь Сухокумск выпишу повестки». И он тут же написал. Я сказала своим очень испуганным детям, чтобы они одевались, что нас забирают в милицию. Дети очень были напуганы тем, что Шахрудинов так нагло себя вел и очень грубо разговаривал. Они стали плакать и спрашивать: «Мама что ему надо и что случилось? Нас посадят в тюрьму?» Я с трудом успокоила детей.

Нас привезли в райотдел. Как только мы зашли, участковый сказал, чтобы дети остались внизу у входа. Было очень холодно, и я спросила о том, нельзя ли детям подняться наверх. Участковый ответил отказом, но другой сотрудник сказал: «Пусть поднимутся».

Мы поднялись на второй этаж, и там мне сказали, чтобы дети остались в коридоре, а я зашла в кабинет, там у меня кое-что хотят спросить. Я сказала детям, чтобы они там стояли, ни с кем не разговаривали и никуда не уходили, пока я не приду.

Меня проводили в кабинет, там сидели двое мужчин: один в форме работника, а другой в штатском. Я села, и они стали задавать вопросы о том, кто был у меня ночью. Я сказала, что это была местная жительница со своими маленькими детьми, что они могут это проверить, и больше никого не было. Они также стали переспрашивать о моем первом муже, о котором, как я поняла, они знают не меньше меня. Через некоторое время вопросы у них закончились, как я поняла, и они сидели молчали. Мне стало подозрительно, что они молчат и странно друг с другом переглядываются. Я сказала, что хочу посмотреть, что делают мои дети, которых я оставила в коридоре.

Они оба странно переполошились и стали меня успокаивать, что дети там стоят и их никто не беспокоит. Тем не менее, не обращая внимания на их просьбы не выходить, я вышла. Детей не было на том месте, где я их оставила. Я стала их звать и искать, но они не отвечали.

Для меня, для матери, для беременной женщины, это было большим шоком. Я чувствовала, что вот-вот потеряю сознание, но беспокойство о детях взяло верх! Я стала их искать и нашла их в одном из кабинетов. Они сидели на диване очень напуганные, и им задавал вопросы тот самый участковый Шахрудинов. Я стала возмущаться, что он без меня задавал вопросы детям, попросила, чтобы он отдал мне то, что написал, но он проигнорировал все, что я говорила, Шахрудинов взял фотоаппарат и, ничего не объясняя, сказал, чтобы я подняла хиджаб и оголила волосы. Я ответила отказом, сказав, что моя религия запрещает мне это делать перед посторонним мужчиной. Но Шахрудинов настаивал на своем говоря: «Подними, я сказал».

После этого нас завели в другой кабинет, и один работник райотдела задавал вопросы мне и записывал ответы. Затем завели в другой кабинет, и уже другой работник стал задавать практически те же вопросы, объясняя, что у них такой порядок. Не помню, сколько нас там продержали. Мы пришли домой, и я стала расспрашивать детей о том, что им говорили и что спрашивали. Они сказали, что стояли и ждали, пока я выйду, и из какого-то кабинета вышел мужчина в форме и сказал, чтобы они зашли в кабинет. Они не пошли и тогда он накричал на них, говоря: «Идите сюда, идите сюда, я вам сказал». Дети испугались и пошли.

В кабинете сидели трое мужчин: один в гражданском, Шахрудинов и еще один милиционер. Этот милиционер настроил фотоаппарат и поставил детей, чтобы сфотографировать, при этом он пытался снять с них хиджабы. Затем участковый стал спрашивать у них о том, кто был ночью у нас, кто к нам приходит, где их отец. И так далее, и в это время зашла я.

Моя младшая дочь, Рамазанова Наиля, 2001 г. р. — инвалид детства и стоит на учете у кардиолога. С того дня она не в состоянии посещать школу, так как была очень напугана работниками райотдела. Обе девочки боятся одни выходить на улицу и оставаться дома. Они говорят, что придут милиционеры и без меня их заберут. Для моих детей такое отношение со стороны работников милиции было стрессовым.

И как после этого случая я могу им объяснить, что наша милиция для того, чтобы заботиться нашей безопасности?

Дом, в котором я живу, я временно арендую. После этого инцидента приходила хозяйка этого дома и попросила нас его освободить. На вопрос о том, что случилось и по какой причине, она ответила, что в милиции ей сказали, что мы ваххабисты, что она на квартиру пустила шахидок и что у нее теперь будут неприятности.

Позже, когда я стала узнавать по поводу той самой девушки, которую участковый искал у меня дома, обвиняя в том, что я ее прячу у себя, стало известно, что она была найдена и ее забрали домой. Так почему же Шахрудинов искал ее у меня, в то время когда ее уже не было в городе и он об этом знал? Как это назвать? Разве это не беспредел по отношению ко мне и моей семье?

Настраивают против нас хозяйку и соседей. Как я поняла, они хотят нас выжить из этого города. Разве то, что я придерживаюсь своей религии, то, что я ношу закрытую одежду, дает им право на это? Или, может, моя религия лишает меня полноправия граждан России?

Я приехала в Южно-Сухокумск с намерением спокойно жить, не создавать проблем ни себе, ни другим, но местная милиция создает эти проблемы мне. Прошу вас помочь защитить мне мои права прав моих детей. Это обращение с просьбой помочь — крик души матери!

От Дибировой Патимат, проживающей в городе Южно-Сухокумск Республики Дагестан:

03 февраля 2011 года ко мне домой пришел сотрудник милиции, участковый по нашему району. Сказал, что это перепись населения и переписал данные всех членов семьи, в том числе и несовершеннолетних детей. В ходе беседы с моей матерью, увидев мой паспорт, участковый сказал, что я нахожусь на учете, потому что всех закрытых сейчас берут на учет. На следующий день участковый снова пришел вместе с еще одним сотрудником милиции. Нам они объяснили свой приход тем, что пришли в гости. Ранее, приблизительно около года назад, ко мне пришли работники милиции и требовали, чтобы я пошла с ними в отделение милиции для беседы, я, конечно отказалась.

От меня они пошли к моей знакомой, Магомедовой Эльмире, и из окна своего дома я увидела, что они забрали ее с собой. На следующий день работники милиции снова пришли ко мне, и уже мне пришлось пойти с ними. Там меня стали фотографировать, сняли отпечатки пальцев. Я не понимаю, почему и по какой причине меня поставили на учет в милиции.

На каком основании работники милиции настраивают против меня моих родителей, а также всех окружающих? Я работала в доме пионеров, вела кружок по лепке, но руководитель попросила уйти меня с работы по причине того, что я хожу в хиджабе.

У меня двое детей, им по 4 года, и я одна воспитываю их. На работу устроиться я не могу по причине хиджаба. И работники милиции распространяют обо мне лживую информацию.

От Магомедовой Эльмиры Сапигуловны, проживающей в городе Южно-Сухокумск Республики Дагестан:

Я учусь в школе №2 в 11-ом классе, город Южно-Сухокумск. В прошлом году где-то в апреле меня забрали из дома сотрудники милиции в райотдел.

Там с меня сняли отпечатки и сфотографировали. Начали говорить о том, почему я общаюсь с Дибировой Патимат, что она ваххабистка, что она вербует молодежь. Я им ответила, что, сколько с ней общаюсь, но ничего с ее стороны такого не замечала. Они стали о ней очень плохо отзываться и советовали мне, чтобы я порвала с ней отношения. Продержали меня там более 2-х часов и отпустили.

Я не понимаю, почему работники милиции поставили меня на учет. Я не отношусь к тем, кого они считают ваххабистами, я даже не закрываюсь, то есть не ношу хиджаб.

От Халидовой Рукият Узайриевны, проживающей в городе Южно-Сухокумск Республики Дагестан:

Около года как в городе Южно-Сухокумск женщинам запрещают фотографироваться на паспорт в хиджабе, и по этой причине многие вынуждены ходить с просроченными паспортами. Начальник паспортного стола сказал, что с Махачкалы пришло распоряжение не выдавать женщинам паспорт, если они сфотографировались в хиджабе. И в то же время мы навели справки, что в самой Махачкале женщинам выдают паспорта в хиджабе.

Выходит, что распоряжение касается только нашего города либо это личная инициатива начальника паспортного стола.