По Москве ползут зловещие слухи. О том, что после теракта в подземке уже якобы неизвестными убиты шесть дагестанцев — один парень и пять девушек. МВД ничего не подтверждает. Но я слышал об этом уже от нескольких человек, но, как сами понимаете, за достоверность ручаться не могу.
Слово «дагестанец» в столице во многих местах уже стало настоящим пугалом. Мои друзья не могут снять квартиру. Пугливые домохозяйки при виде колоритной внешности и штампа в паспорте «Дагестан» сразу падают в обморок или заламывают астрономические цены.
Девушки-мусульманки идут на невероятные ухищрения, чтобы и хиджаб не снять, и не выдать в себе традиционную мусульманку. В ход идет вся женская хитрость — от капюшонов и беретов, до высоких воротников и бандан.
А в это время еще большего страху на москвичей нагнал, кто бы вы думали? Патриарх Кирилл. Его решение провести на станции «Лубянка» траурный молебен парализовало красную ветку метро почти минут на 20. Пассажиров направляли в объезд, ничего не объясняя. Многим стало плохо, блоггеры пустились во все тяжкие, поливая и инициаторов мероприятия, и службу метрополитена.
На фоне всего этого от внимания многих аналитиков ускользнула одна важнейшая политическая деталь. Речь идет о стремительном десантировании главы государства Дмитрия Медведева в столице Дагестана Махачкале. Многие наблюдатели связали этот «кинжальный» визит президента со случившейся в дагестанском Кизляре новой двойной атакой смертников, унесшей жизни более десятка человек.
Однако встревожил президента и всю президентскую рать отнюдь не сам двойной подрыв в Кизляре, а тот факт, что впервые за всю историю кавказского терроризма ударными единицами оказались не чеченцы, не карачаевцы и даже не ингуши, а дагестанцы. Долгое время дагестанский сектор «леса» избегал операций с использованием смертников.
Причин тому может быть несколько. Во-первых, больший уровень исламских знаний дагестанских боевиков, по сравнению с чеченскими, ингушскими и карачаевскими. Дагестан издревле был для остального Кавказа обителью ученых, мыслителей и источником исламских знаний. И в наши дни количество дагестанских мусульман, имеющих исламское образование, как в «лесу», так и вне его, в разы превосходит их количество в остальных республиках.
Во-вторых, дагестанские воители газавата XIX века и сегодняшние дагестанские боевики всегда были более осмотрительными, нежели те же чеченские, ингушские или карачаевские. Поскольку тысячелетия жизни в самом многоязыком регионе мира, на пересечении всех мыслимых цивилизационных путей научили дагестанцев сто раз подумать, чем доставать кинжал, или ввергать себя и свой род в пропасть кровной вражды с соседями.
В-третьих, видимо, сознание дагестанских боевиков еще не было до последнего времени пронизано той степенью отчаяния и ненависти, которой пропиталось сознание чеченских и ингушских боевиков. Уровень преступлений и жестокости со стороны силовиков, с которым соприкоснулись чеченцы и ингуши, был все же на порядок выше, чем тот, с которым до этого сталкивались дагестанцы.
Но теперь, видимо, наступил качественный перелом ситуации и в дагестанском «лесу». А если это произошло, то выход на тропу войны с российским государством отчаявшихся во всем и вся дагестанских смертников грозит обернуться для страны еще большим кошмаром. Поскольку исторически именно вступление Дагестана в боевые или диверсионные действия являлось для кавказского театра военных действий ключевым фактором.
