Ректор Северо-Кавказского центра исламского образования и науки профессор Максуд Садиков, член Духовного управления мусульман Дагестана, рассказал Ольге Алленовой, как надо решать проблему экстремизма на Кавказе и, в частности, в Дагестане, с которым связаны все последние теракты в России.

Рост популярности ваххабизма в Дагестане в правоохранительных органах считают причиной роста экстремизма. Вам это объяснение кажется правильным?

Давайте сначала небольшой экскурс. Ислам состоит из четырех религиозно-правовых школ (мазхабов). Это школа имама Абу Ханифа, имама аш-Шафии, имама Малика ибн Анаса и имама Ханбаля. Мы, дагестанцы,— последователи шафиитской школы. В Татарстане и Башкортостане распространен ханафитский мазхаб. Между этими мазхабами нет противоречий, они дополняют друг друга. Когда мы приезжаем в Мекку, там миллионы людей — и невозможно посещать мечеть, не дотронувшись до женщины. По мазхабу имама Шафии, если я дотронулся до женщины, портится омовение, я должен снова совершить его и после этого делать намаз. А по имаму Ханифу, если я дотронулся до женщины случайно, омовение не портится. Приезжая в Мекку, мы входим в систему мазхаба имама Абу Ханифа. Вот такие возможности дают нам мазхабы.

Что касается учения аль-Ваххаба, в этом учении есть вещи, установки, которые выходят за рамки мазхабов. Они не признают суфизм, к примеру. Суфиями были все крупные ученые, имамы мазхабов. Суфизм — это тарикат, путь к Богу. Это определенные технологии, которые помогают приблизиться к нему.

А учение аль-Ваххаба эти технологии отвергает. Оно говорит: суфизм — это то, чего не должно быть в исламе. Они считают суфизм куфром — выходом за рамки ислама. Они не считаются с имамами, руководителями религиозно-правовых школ. То есть, по их мнению, наш ислам — это вообще не ислам. Они оскорбляют чувства наших верующих. Если бы они спокойно жили — ради бога. Но если ко мне приходит кто-то и говорит: ты не верующий, ты многобожник,— меня это оскорбляет. А они не просто говорят, что я не такой, как они, они делают это с автоматом в руках. И говорят, что, если я не буду верить как они, они меня убьют. И убивают. Имамов, алимов убивают. В прошлом году троих убили. Вот недавно в Кизилюрте убили имама мечети — человек после намаза шел домой. В исламе нет принуждения, каждый молится и верит по своему желанию, а не насильно. В Дагестане ислам столетиями существует вместе с суфизмом — и когда кто-то называет наш ислам куфром, он создает конфликт.

В рамках учения аль-Ваххаба отношение к покойнику другое, отличное от того отношения, которое есть в рамках обычного ислама. Скажем, мы хороним человека и во время похорон читают суры Корана, обращаются к Всевышнему за помощью для этого покойника, раздают милостыню за душу умершего. А ваххабиты говорят: ничего этого не надо, он умер — и конец, его можно просто засыпать землей. Тоже конфликт! И таких моментов немало. Но самое опасное в этом учении, точнее, в том учении, которое распространено у нас на Кавказе,— позволение убить немусульманина и забрать себе его богатство.

Разве это есть в самом учении аль-Ваххаба?

Это то, что вытекает из действий и высказываний его современных последователей на Кавказе. Ваххабитское учение стоит против традиционного учения. То, что оно против, не страшно. В исламе плюрализм мнений — это нормально. Только когда это плюрализм за столом: сели за стол, достали книги, дискутируем. Но они за стол не садятся, они сидят на интернет-сайтах, они используют СМИ, они пропагандируют в лесах и в городском подполье — и с ними поговорить невозможно. Духовенство наше просит: "Давайте сядем и обсудим проблемы. Всевышний создал нас разными. Это не повод воевать друг с другом. Раз он нас создал разными, значит, у нас разное мышление. Это для того, чтобы отточить свой ум друг о друга и прийти к истине". Но они не хотят.

А чем они так привлекают людей?

Они привлекают молодежь. Основная часть этих так называемых ваххабитов — молодежь в возрасте от 16 до 25 лет. Насколько они знают учение аль-Ваххаба? Насколько они вообще знают ислам? В том-то и дело, что они знают это очень плохо. Мы в вузе учим людей пять лет, и то далеко не все усваивают материал. А тут вдруг за две недели человек становится таким ярым последователем, что готов умереть за ислам. Как? Те люди, которые занимаются вербовкой молодежи через интернет или лично, владеют методами убеждения, даже психозомбирования. А вот метод воздействия через религиозное знание там незначителен. И они кого попало не вербуют. Они ищут нормальных, вполне светских ребят, особенно же они ищут девушек приятной внешности, и сегодня женская составляющая в этих делах больше, чем мужская. Это ребята с хорошим языком, они умеют говорить красиво, и когда они подходят к ребятам неподготовленным, они сразу психологически выигрывают — красиво говорят, Коран достают и подтягивают на свою сторону. А если вы оказались на той стороне, выбраться уже трудно. Но большая часть молодежи там не из-за веры, не из-за аль-Ваххаба или тариката. Либо это люди с тяжелыми финансовыми проблемами. Либо это люди, имеющие очень плохие отношения с органами правопорядка. Либо люди, недовольные властью.

И как вы предлагаете с ними поступать?

Проблема в том, что это не арабы, которые выполнили заказ и уехали, а наши ребята. Духовенство должно с ними общаться, должен быть диалог. Но они не хотят идти на контакт. А идти в леса наше духовенство не готово — потому что идти туда надо с автоматом. Или это будет самоубийством.

А как вы им объясните, что их убеждения неверны? Что взрывать себя и убивать других нельзя? Они ведь считают, что становятся так шахидами и попадают прямо в рай.

Самое главное — чтобы мы могли сесть за стол. И выяснить, в чем расхождения. Мы должны им объяснить, что обзывать кяфирами (безбожниками.— "Власть") единоверцев нельзя. Оскорблять людей нельзя ни в одной из религий. Пророк Мухаммад говорил, что в рамках ислама будет 73 ответвления. И там не говорится, что эти 73 ответвления должны воевать друг с другом. Они должны состязаться на предмет того, кто более богобоязнен, кто ведет более правильный образ жизни, а не кто совершает преступления против общества. Состязание по созидательным делам во имя Аллаха, а не убийства во имя Аллаха. Как же вы любите Аллаха, если совершаете такой грех с его именем на устах? Ведь убийство с именем Аллаха дискредитирует весь ислам.

Почему в Саудовской Аравии ваххабизм не приносит столько проблем, сколько в России?

Там это религия государства. У них там нет проблем только потому, что они внедрили эту идеологию полностью. Там ведь нет другого мнения. И не таким уж мирным путем это произошло. Эту историю мы знаем, но нет смысла ее обсуждать — факт, что есть государство с такой религией. И с этим государством весь мир сотрудничает. И мы тоже должны жить с ними в контакте. В России далеко не все люди, называющие себя ваххабитами, ими являются. Те, кто совершает преступления и взрывает людей,— это не ваххабиты. И это не мусульмане. Это преступники.

Но ведь в Саудовской Аравии не убивают иноверцев? Я пытаюсь понять, почему там ваххабиты не совершают противоправных действий.

Там недопустимо такое отношение к иноверцам, потому что иноверцы перестанут туда ездить, с этим государством перестанут общаться, это разрушит экономику и само государство. По исламу, если в государстве есть иноверцы, государство обязано их опекать и дать им полную свободу вероисповедания. Но вы правы: то, что мы здесь называем ваххабизмом, это не есть чистый ваххабизм. Тут много вещей, выходящих за рамки учения аль-Ваххаба. Дагестанский экстремизм — это особый предмет изучения. Нельзя все кидать на учение аль-Ваххаба. И мы тоже не правы, когда всех экстремистов причисляем к ваххабитам.

Это ведь началось давно, когда правоохранительные органы стали их притеснять. У них же были свои мечети, которые просто зачищали во время намаза.

Нет у них своих мечетей.

Мне некоторые милиционеры говорили, что мечеть на улице Котрова в Махачкале — ваххабитская.

Это примитивное мышление, ярлык. Если вы пойдете на намаз в эту мечеть, вы увидите там и тех и других.

А если имам — ваххабит, его проповедь отличается от проповеди обычного имама?

Только если его проповедь касается какой-то конкретной темы. А так — трудно. Ислам говорит: если у меня есть сосед — иудей, христианин, немусульманин,— я обязан думать о нем, чтобы у него все хорошо было. Если у него праздник, я должен его поздравить, если он голодный, я не должен быть сытый. А что говорят последователи учения аль-Ваххаба? Если он иноверец, значит, его можно убивать, обкрадывать и так далее. Это выходит за рамки ислама. А ведь по исламу грех, совершенный против немусульманина, более тяжкий, чем грех, совершенный против мусульманина. Потому что в Судный день немусульманин скажет: вот такой-то мусульманин сделал мне такое-то зло, и я понял, что ислам — это экстремистская религия, и поэтому не стал мусульманином и других отговорил. А внутри ислама: совершил преступление, обидел кого-то — ну ничего, как-то разберемся внутри. А в том случае уже не разберешься: этот человек отошел и больше к тебе не придет.

Вы сказали, что у правоохранительных органов часто примитивный подход к ваххабитам.

В этой среде очень много безграмотных людей, которые работают не на пользу страны. Ваххабизм — это не преступление, и если кто-то из имамов следует учению аль-Ваххаба и не призывает к насилию, никто его не должен трогать. Правоохранительные органы должны наказывать людей по принципу, совершили они преступление или нет. Но я не знаю, как они вычисляют ваххабитов, если даже нам трудно это сразу определить.

А если в отношении мусульманина совершено какое-то преступление, он имеет право отомстить обидчику?

Если в отношении мусульманина, его жизни, его собственности, его семьи, его родины совершено посягательство, он обязан ответить на это. Если в дом мусульманина приходит человек с насилием, мусульманин имеет полное право ответить, даже до физического уничтожения. Если на страну мусульманина нападают извне, его долг — выйти и встать на защиту отечества. Вот когда со стороны Чечни пришли вооруженные Басаев и Хаттаб, наших верующих не спрашивали, хотят они или не хотят,— сами стали вооружаться, достали оружие, создали отряды ополченцев и пошли. Потому что защита отечества — это долг мусульманина.

А если в дом к мусульманину пришли сотрудники правоохранительных органов, оскорбили жену, ударили отца, как это часто бывало в Чечне, Дагестане, Ингушетии,— он должен отомстить обидчикам?

Если я сам совершил преступление и за это преступление меня преследуют, значит, я дал повод — и они выполняют то, что положено, даже в рамках шариата. А если вы пришли ко мне, к человеку, который ничего не сделал, и начали издеваться, то ответить вам я обязан, у меня нет другого выхода. Это шариат. Но оружие и насилие — это самый последний метод. Если я вижу, что с человеком можно говорить, я не имею права поднять на него руку. То, что они делают, взрывая милиционеров, взрывая мирных людей, вызывает ответную реакцию против всех мусульман.

Может, стоит повышать грамотность в вопросах религии среди сотрудников органов правопорядка? Чтобы они не считали всех женщин в платках террористками?

Это самое лучшее, что мы можем сейчас сделать. Мы об этом и говорим: господа чиновники, давайте проведем курсы по переквалификации с обязательным изучением основ ислама. Бояться ислама не надо. В нем нет ничего опасного для общества. Наше общество безграмотно в религиозном плане. Милиционер должен быть грамотным, чтобы не оскорблять своими действиями людей, к которым он приходит домой. Судья должен быть грамотным, иначе как он определяет, что литература является экстремистской? А вы знаете, как сегодня это определяют? Если в книге написано, что ислам — это единственно правильная религия, значит, книга экстремистская. Но это же глупость. Разве в Библии такого не написано? И если верующий не верит, что его религия — единственно верная, то в чем же смысл его веры?

Как вам кажется, почему именно в Дагестане такая сложная ситуация с экстремизмом?

Это сложный вопрос. Все началось в конце 1980-х, как только открыли границы. Мы были слишком беспечными тогда. А когда они уже начали создавать здесь свои шариатские государства, мы опомнились. Почему они поехали именно сюда? Здесь даже в советское время не было атеизма. У Дагестана вообще особая история. Уже к 733 году были мечети в Дербенте. А в 1600 году здесь было первое медресе (среднее исламское учебное заведение при мечети.— "Власть"). Одно из первых в исламском мире. В Дагестане даже в период советского атеизма традиция обучения и преподавания не прерывалась. Она просто принимала другие формы — в подвалах, горах, лесах. В Татарстане и Башкирии сохранять такую традицию было невозможно, им некуда было прятаться. А здесь прятались. В начале 1990-х, когда законы изменились, нам оставалось только легализовать то, что мы имели. Но к тому времени эти пришлые проповедники уже завладели умами части людей.

А вы считаете, что развитие традиционного ислама — это защита от экстремизма?

Конечно. Если тебе никто не запрещает жить и исповедовать ислам, то в чем проблема? В Дагестане есть все условия для верующих, которые позволяют жить в рамках шариата. В Дагестане 13 исламских высших учебных заведений. Всего в России — 17. В России около 5 тыс. мечетей, а в Дагестане более 2,5 тыс. 80% паломников в Мекку из России — дагестанцы. Мечети есть в каждом населенном пункте. Проблема одна — безграмотность. И этой безграмотностью манипулируют определенные силы. Просто нашим органам безопасности надо заниматься безопасностью, а религией пусть занимаются духовные управления. Но один Дагестан проблему экстремизма уже не решит. Ее надо решать на общероссийском уровне. Должен быть комплексный подход: и работа с правоохранительными органами, и работа духовных управлений с молодежью, и борьба с безработицей, развитие правовых институтов, которые будут человека защищать. Вот тогда человек не пойдет с оружием решать свои проблемы.