Российское государство сделало важный шаг к признанию того, что на Северном Кавказе ему противостоит терроризм, имеющий идейно-политическую мотивацию. 8 февраля 2010 года Верховный суд РФ признал организацию «Кавказский эмират» (или Имарат «Кавказ) в качестве террористической структуры. Ее деятельность была запрещена на территории России. И хотя само заседание суда проходило в закрытом режиме (что в значительной степени осложняет анализ тех аргументов, которые были представлены чиновниками российских силовых структур и Генеральной прокуратуры), факт остается фактом. Признана преступной организация, «совершающая теракты, обстрелы и подрывы» и пропагандирующая «идеи ваххабизма и джихада».
Подобного рода формулировки кажутся на первый взгляд корявыми хотя бы потому, что распространители вышеупомянутых идей не называют себя «ваххабитами» (и даже считают этот термин ярлыком российских спецслужб, хотя эта идентификация с негативным подтекстом возникла задолго до организации ФСБ). Что касается джихада, то радикальные варианты джихадисткой идеологии встречались не только у представителей салафитской версии ислама, да и вообще сама интерпретация джихада - это тонкая богословская проблема, не всегда связанная с вооруженными действиями. Но как бы то ни было, а высшая судебная инстанция государства пытается зафиксировать очень важную вещь: российскому государству противостоит на «бандподполье» и не «бандиты» (то есть криминально мотивированные элементы, весь смысл существования которых состоит в незаконном извлечении прибыли). Против государства выступают группы, имеющие определенные ценности (пусть и кажущиеся нам извращенными и неправильными) и политические задачи.
Напомним, что сам Кавказский эмират заявил о себе в октябре 2007 года (хотя отдельные его участники и лидеры не являлись новичками в террористическом деле, они действовали ранее под сепаратистским знаменем). Тогда Докку Умаров, вчерашний ичкерийский полевой командир, назвавшийся лидером эмирата, «объявил вне закона… названия, которыми неверные разделяют мусульман… этнические, территориально-колониальные зоны под названием «Северокавказские республики»… и тому подобное». Фактически он подвел итог под сепаратистским периодом антироссийской борьбы, призвав своих единомышленников к более широкому религиозному протесту. Для сторонников такого варианта исламизма любые другие версии ислама (начиная от суфизма и заканчивая «евроисламом») считаются столь же враждебными, как и любая другая религия (христианство, иудаизм). Но главное - это то, что создание Эмирата не видится его конструкторам, как конечная цель. В одном из своих видео-обращений Умаров констатировал: «Не думаю, что есть необходимость проводить границы Кавказского эмирата. Во-первых, потому что Кавказ оккупирован неверными и вероотступниками и является Дар аль-харб, территорией войны, и наша ближайшая задача состоит в том, чтобы сделать Кавказ Дар-эс-Саламом, утвердив шариат на его земле и изгнав неверных. Во-вторых, после изгнания неверных мы должны вернуть себе все исторические земли мусульман, и эти границы находятся за пределами границ Кавказа». Появление Эмирата стало итогом сложной трансформации чеченского сепаратистского проекта (и говоря шире северокавказского антироссийского движения). Идеи этнического национализма уступили место (точнее сказать были вытеснены лозунгами радикализма).
Но означает ли решение Верховного Суда РФ, что в российской северокавказской политике наступил принципиальный поворот? Думается, что такие выводы являются преждевременными. Во-первых, решения судебных инстанций (даже если это верховные инстанции) не является руководством к действию для российского «тандема», который давно и с охотой использует терминологию «антикриминальной борьбы». Недавно тезис о борьбе с «бандподпольем» был снова озвучен Дмитрием Медведевым на коллегии ФСБ РФ. Между тем комментарии президента и премьер-министра (а также используемый ими политический словарь) намного важнее, чем определение Верховного суда. Во-вторых, что бы ни принимала любая инстанция на самом высшем уровне, а знания о противнике должны быть более высокого качества.
В информационных сообщениях о заседании Верховного Суда сообщалось, что численность Эмирата равна «от 50 до полутора тысяч человек». Не слишком ли большая «арифметическая погрешность»? Ведь речь идет не о тысяче - полутора тысячах. Очевидно, что в отличие от двух чеченских кампаний военно-политическая борьба на Северном Кавказе принципиально изменилась. В 1990-е гг. полурегулярная ичкерийская армия вела военные действия (пусть и ограниченного радиуса) против российской армии. К таковым операциям мы можем отнести наступление на Грозный летом 1996 года или, напротив его оборону в новогоднюю ночь 1995 года. Сегодня ни наступательных, ни оборонительных операций Эмират не ведет. Он сосредоточен на информационно-пропагандистском фронте, а также не точечных ударах (теракты, подрывы, диверсии, атаки, включая атаки смертников). Для проведения всех этих ударов не надо собирать под знамена десятки тысяч солдат. Достаточно и тысячи человек, в любую минуту готовых среагировать на приказ. Но важно и другое. Эту «тысячу» надо подпитывать (ведь теракты смертников не столь уж редки), а во-вторых, для террористической деятельности нужна определенная поддержка населения (или хотя бы неприятие действующей власти).
Все это ставит важнейшую проблему ведения контропропагандистской работы. И не в кондовом формате времен СССР, а в достаточно эффективном (то есть гибком, более приземленном и прагматичном). Здесь могут быть использованы и «теологические техники» (демонстрация недостаточного знания исламского богословия защитниками «чистого ислама», а также несоответствия их морального облика заветам Корана), так и «светские» приемы (прагматическое доказательство того, что сотрудничество с властями может быть выгоднее, чем сидение в лесу и в горах). Но все это невозможно без понимания того противника, который тебе противостоит. Для понимания же этого мало одного судебного решения, требуется кардинальная перестройка всей стратегии антитеррористической борьбы государства.
