Дождались. Вот и у нас начались протесты против публичных проявлений исламского благочестия. Глядя на толпы мусульман, возвращавшихся с празднования Ураза-байрам и радостно кричавших «Аллах Акбар», москвичи пугливо жались по сторонам, а на улицах, где по любому поводу возникают пробки, тут же образовалась еще одна. Все это мгновенно перекочевало в интернет и обросло соответствующими комментариями.

Кто-то предложил переименовать Москву в Москвабад, кто-то заявил, что на такие вещи лучше всего смотреть в прицел бомбардировщика, а кто-то выступил с деловым предложением проверять на подобных сборищах паспорта. Наверняка московской регистрации в них не обнаружится.

Вскоре мусульмане объявили о строительстве мечети в Текстильщиках и столкнулись с уже хорошо организованным недовольством местных жителей. В основном оно носило экологический характер (мечеть собрались возводить на месте немудрящего парка), но к нему неизбежно примешались ксенофобские настроения.

В Европе подобными вещами никого не удивишь. Жители немецких городов объединяются для противодействия строительству новых мечетей и нередко добиваются своего. Швейцарцы взбунтовались против возведения минаретов и легко одержали победу на национальном референдуме. Во Франции принят закон, запрещающий под угрозой огромного штрафа ношение паранджи. И, похоже, одной Францией дело не ограничится.

Причины происходящего ясны. Секулярная Европа недовольна вторжением религии в публичное пространство. Мало того, что ислам пришел извне, всем своим видом он напоминает о далеком средневековом прошлом. Это не просто религия, а образ жизни, который не желает прятаться за стенами мечети.

Ислам постоянно на виду, вызывающе напоминает о себе и пугает европейских обывателей своими радикальными наклонностями. Местные религии давно уже живут по правилам, которые диктует светское общество. А если и претендуют на место в публичной сфере, то делают это продуманно и осторожно.

Например, недавно Бенедикт XVI побывал с визитом в Великобритании. Он говорил о том, что религия может играть полезную роль в жизни современного общества, но при этом ни разу не ставил под вопрос его светский характер. Папа выступал против «агрессивного секуляризма», но, что примечательно, критиковал его с позиций главной светской ценности — толерантности. Вы терпимы к разным взглядам, обращался он к британской публике, так проявите терпимость и к религиозному мировоззрению. Оно также имеет право на активное присутствие в светском обществе. Но даже эта умеренная критика столкнулась с сильной оппозицией, на антипапскую демонстрацию в центре Лондона вышли несколько тысяч человек. Неудивительно, что исламский образ жизни с его ценностями, совершенно чуждыми подавляющему числу европейцев, вызывает у них раздражение и испуг.

Нечто похожее происходит сейчас и в российских городах, где проживает мусульманское меньшинство. И прежде всего – в Москве и Петербурге.

Что представляют собой те, кто выражают негодование по поводу мусульман, публично празднующих Ураза-байрам, и протестуют против строительства мечети в Текстильщиках? В основном это религиозно безразличная публика, которая напугана активным вторжением в их жизнь непонятной и чужой веры.

Мы не хотим, чтобы они на наших глазах резали баранов и громко восхваляли Бога у нас под окнами, заявляют окрестные жители. И мешали нам свободно передвигаться по нашим улицам. А вдруг они там сговариваются, как бы им устроить очередной взрыв в метро? И так далее и тому подобное. Конечно, эти стихийно возникающие страхи далеки от продуманной секулярной идеологии европейцев, но на житейском уровне сходство есть. И совершенно закономерно, что в обоих случаях на антиисламских протестах зарабатывают очки профессиональные националисты и ксенофобы. Их незамысловатые способы решения исламского вопроса многим приходятся по душе.

У нас этот вопрос возник сравнительно недавно. Причин тому несколько. Прежде всего, ислам, как и прочие религии, подвергся мощному прессингу в Советском Союзе, где атеизм составлял неотъемлемую часть государственной идеологии. Бурное возрождение ислама происходило в основном в местах компактного проживания мусульман и было не слишком заметно в городах центральной России. Московские и петербургские «этнические мусульмане», обитающие здесь с давних времен, неплохо интегрировались в российское общество. Их возвращение к вере не бросалось в глаза. Да и было ли оно столь повсеместным? Создается впечатление, что многие из них сохранили приверженность светским нормам жизни. Однако в последние годы ситуация стала меняться. Сейчас в города центральной России в поисках работы приезжают все больше пришельцев не только с «национальных окраин», но и из ближнего зарубежья. Москва превращается в космополитический мегаполис. Пока ей еще далеко до Лондона и Парижа, но миграционные процессы неизбежно толкают столицу в этом направлении.

Не надо думать, что европейские мусульмане не размышляют над причинами враждебности к себе тамошней публики. Вовсе нет. Размышляют и делают выводы. Постепенно они пытаются адаптироваться к жизни в светском обществе. У кого-то это получается лучше, у кого-то хуже. Заявки на строительство мечетей не только подаются в госучреждения, но и обговариваются с местными обитателями. Решаются вопросы озеленения, парковки и размеров здания.

Наверное, если бы московские мусульмане загодя согласовали свои планы не только с муниципальными властями, но и с жителями Текстильщиков, попытавшись найти разумные компромиссы, их шансы на разрешение конфликта возросли бы.

А если бы пообещали озеленить запущенный пустырь, который здесь гордо называют парком, и не огораживать его неприступным забором, это помогло бы решить вопрос к взаимному удовольствию.

Неплохо было бы и возмущенным москвичам задуматься о том, что исламский экстремизм вызревает, как правило, не в мечетях, а за их пределами. В возбужденном сознании тех, кто в каждом слове Корана видит призыв к джихаду. Слова имама в мечети могут, напротив, умерить смертоносный порыв. Это понимают даже лидеры исламистов. Недаром среди своих потенциальных мишеней во Франции «Аль-Каида» называет не только Эйфелеву башню, но и настоятеля Большой парижской мечети Далиля Бубакера.

В протестах против строительства в Текстильщиках принимают участие и православные активисты из числа самых прытких. Почему-то им не приходит в голову, что они со временем могут оказаться с мусульманами в одной лодке. РПЦ сейчас стремительно включается в жизнь российского общества. Вопросы реституции церковной собственности, субсидирования государством социальной активности церкви и другие задевают интересы многочисленных слоев населения. Идет мощная кампания по строительству двухсот новых православных храмов в спальных районах Москвы.

Столь бурное вторжение в общественную сферу РПЦ запросто может вызвать у религиозно индифферентной городской публики ту же реакцию, что и «исламское нашествие».

И тогда те, кто сейчас протестуют против мусульманских инициатив, рискуют услышать примерно следующее: вы, ребята, хоть и свои, но больно настырные. Не мешайте нам жить.

Мнение автора может не совпадать с мнением редакции