Год назад я впервые зашел в ресторан Карима, собираясь написать о нем для кулинарного путеводителя, который я составлял по уйгурским ресторанам.
Я посетил более 200 ресторанов в 50 городах, но ресторан Карима запомнился мне особенно. У Карима очень хорошо готовили плов и лагман с самодельной лапшой – самые распространенные центрально-азиатские блюда в уйгурской кухне.
Но за время моих посещений разговор часто переходил на тему дискриминации, с которой сталкиваются уйгуры. Несколько посетителей при мне упомянули, что им здесь трудно найти ночлег, так как местные гостиницы отказывают уйгурам. Даже уйгурскому полицейскому отказали в гостиничном номере, рассказал кто-то со смехом.
Вскоре стало ясно, что такие проявления дискриминации – мелочи по сравнению с настоящими проблемами уйгуров. В ближайший год ситуация может значительно ухудшиться – Синьцзян превращается в Орвеллийское полицейское государство, и сотни тысяч уйгуров помещают в концентрационные лагеря, которые государство именует «трансформация посредством обучения». Других сажают в тюрьмы, или же они просто «исчезают».
Очевидцы жизни в лагерях и центрах задержания рассказывают не только о нездоровых бытовых условиях, но также о систематическом насилии, пытках и «промывании мозгов».
Для многих прошлая весна стала началом периода великих потерь – потери прав, средств к существованию и идентичности. Некоторые лишились и жизни. Карим оказался особенно уязвимым – он и другие, жившие когда-либо в мусульманских странах, попали под пристальное внимание властей. Когда я вернулся в район, мне сказали, что Карима заковали в наручники, увезли, посадили в колонию, и что он «умер на принудительных работах».
После отъезда из Синьцзяна я провел месяц в городе Иу неподалеку от Шанхая, но даже там мои ежедневные контакты с местными уйгурами привлекали особое внимание. В двух случаях полицейские подходили ко мне и говорили, чтобы я «соблюдал китайские законы» и «не шатался с плохими людьми из Синьцзяна» - так здесь называют уйгуров.
Со временем я стал замечать настроение беспросветности и прямой негативизм среди уйгурских предпринимателей. Хотя уйгуры обычно считают дурным тоном жаловаться на жизнь и дела, все чаще мне стали отвечать, что «дела идут не так хорошо». Когда я встретил знакомого гида, я заметил вслух, что он очень похудел с нашей прошлой встречи. – «Мы все здесь сильно похудели за последний год», - сказал он.
Беспокоясь за свою безопасность, многие уйгуры удалили все зарубежные контакты из социальной сети WeChat.
Говоря о ситуации в Синьцзяне, многие уйгуры используют эвфемизмы. Самое распространенное – это слово «йок», означающее «нет» или «пропал». – Понимаете? Парня НЕТ. У него сейчас другой дом.- сказали мне как-то об одном человеке.
При этом концлагеря никогда не называют таковыми. Про людей, которых туда помещают, говорят, что они «учатся», «получают образование» или просто «в школе». Не используют и слово «угнетение», когда говорят о ситуации в Синьцзяне. Скорее скажут – «ситуация не так хороша», или «тут строго».
В разговорах в уйгурских ресторанах, лишившихся большей части персонала, мне сообщали, что сотрудники «вернутся как только закончат обучение».
Но время жестоко к этим оптимистичным голосам. Месяцы превратились в год и больше, интернированные остаются интернированными, ситуация продолжает ухудшаться.
Перевод с английского языка (в сокращении) специально для Ансар.Ru
