Прямое военное вмешательство Москвы в сирийский конфликт открывает целый ряд перспектив и порождает угрозы сразу в трех плоскостях: в Сирии и на всем Ближнем Востоке, в самой России и в мировой политике.

Причины вмешательства. Ведущие российские политологи так или иначе сходятся на том, что причиной вовлечения Москвы в сирийский конфликт стало обострение отношений с Западом, США прежде всего, последовавшее после революции на Украине. Президент Владимир Путин намерен использовать этот инструмент, а также возможные уступки на Донбассе, как дополнение к давлению на оппонента с целью вынудить его признать роль Москвы как мировой державы (чуть ли не равной Америке) и договорится о неких новых правилах игры на мировой арене. Иными словами, речь идет о своего роде пакте "Ялта-2" по типу договоренностей стран антигитлеровской коалиции в 1944 г. Запад отказывается идти на это, ссылаясь на экономическую слабость Москвы и ее недемократический внутренний режим.

Примечательно, что это первое использование российских вооруженных сил в арабском мире за всю историю (прежде были только инструктора и военные советники). Это также первое в постсоветский период использование армии за пределами бывшего СССР.

С другой стороны, сирийская операция дает возможность как-то выйти из сложной ситуации и отвлечь собственное население и мир от конфликта на Юго-Востоке Украины, где Москва не смогла достичь полной победы. Фактически действия РФ имели обратный эффект. Давление мобилизовало Украину против общего врага и серьезно способствовало ей в государственном и национальном строительстве. Вести две войны одновременно для Владимира Путина сейчас накладно и финансово, и политически.

Кадры российских самолетов в Сирии также позволили вновь консолидировать и взвинтить поддержку власти. Социологи отметили небывалый ранее уровень доверия Путину в 90%. В некотором смысле сирийская операция - это идеальная телевизионная рекламная война, одна из военных PR-акций, становящихся важным средством курированная внутренней политики.

Необходимость сохранения российской базы в Тартусе вряд ли стоит называть в числе ключевых факторов вовлечения. Скорее, это дополнительный, но не решающий, аргумент.

Судя по всему, операция в Сирии была на определенном уровне согласована с США на встрече Путина и президента Барака Обамы на Генассамблее ООН. Договоренности военных о разделе сирийского неба подтверждают координацию, при том что критические заявления звучат с обоих сторон.

Ход операции. Участие Москвы в сирийской войне пока, в первую очередь, имеет характер политической войны. Россия использовала изначально всего 50 самолетов и две тысячи военнослужащих. Боевые дроны не применяются вообще (для сравнения американцы их используют в регионе более тысячи). Позже группировка была усилена примерно в даа раза. Победить однако «ИГ» (организацию, запрещенную в России) и силы, противостоящие Асаду, таким образом нельзя. Требуется операция с участием порядка 50-70 тысяч военнослужащих, что Россия не может обеспечить в Сирии в принципе, даже вместе с союзниками, на усиление которых на земле и делался расчет изначально. За время российского присутствия в Сирии масштабных изменений на фронтах не зафиксировано.

Война пока обходится, по данным независимых экспертов, в 2,5-4 млн долл. в день. Если операция продлится год, то Москва потеряет около 3 млрд. долл. Но окончательные расходы могут быть больше в 3-4 раза, учитывая коррупцию и непрозрачные схемы финансирования кадровых военнослужащих и добровольцев, которые получают где-то 2 тыс. долл. в месяц.

Из районов, охваченных российскими ударами, за последние месяцы в сторону Турции бежало около 120 тыс. человек. Есть некритические жертвы и с российской стороны. При этом военные эксперты отмечают, что уровень сложности боевых действий в Сирии несравнимо тяжелее, чем на Украине.

В арабо-мусульманском мире и на Западе параллельно растут антироссийские настроения. Однако пока они не носят резкого характера. Отчасти это купирует фактор личной популярности Путина как сильного антиамериканского лидера мирового уровня.

В самой России практически ни одна политическая сила, находящаяся за пределами официального управляемого политического процесса, не поддерживает вмешательство. Во главе поддержки правящая партия «Единая Россия», другие парламентские партии бывают задействованы в пропагандистских кампаниях по необходимости.

Ни левые, ни либералы-западники, ни националисты, ни даже многие имперцы, поддержавшие Путина по Украине и Крыму, не приветствуют сирийской операции. Последние сейчас жестко критикуют Кремль за «сдачу Донбасса» (так они расценивают нынешнюю политику властей в отношении Юго-Восточной Украины) и «медийную войну в Сирии», в которой, по их мнению, русские люди гибнут за чужие интересы, т.е. вместо спасения братьев в Донбассе «помогают одним арабам убивать других».

Операция не пользуется популярностью и в армии. Картину портит то, что, как выясняется, основные контуры проекта были предложены не российским Генштабом, а Касемом Сулеймани, главой подразделения «Аль-Кудс» иранского КСИР. В СМИ пишут, что именно он во время визита в Москву и уговорил Кремль прямо вмешаться в Сирию.

Его предложения, считают инсайдеры, встретили понимание у кого-то в России. Во-первых, прозападное лобби т.н. «системных либералов» видит одним из средств восстановления испорченных до нельзя отношений с Западом прямое участие в совместной войне с «ИГ». Во-вторых, для многих в военных кругах и специальных службах заманчива идея «дальнего похода» и «маленькой победоносной войны», которая, как кажется, сулит большие бонусы самого разного характера.

Специалисты по пропаганде отметили в результате смещение акцентов в образе врага в масс-медиа: с украинского национализма на исламский терроризм, борьба с которым сближает Россию и Запад.

Сопутствующие факторы. Из неподконтрольной Киеву части Донбасса продолжается процесс выдавливания и ликвидации идейных кадров формата "коммунистического" или "православного ИГ" на всех уровнях (в том числе жесткими методами). Система управления там сильно коррумпированна и криминализирована. Проект ДНР и ЛНР превращается в прямой придаток и инструмент внешней политики Кремля в его конфликте с Западом и попытках влияния на ситуацию внутри Украины в целом.

Некоторые военные профи уже перебрались из Донбаса в Сирию. С другой стороны, многие активисты и ведущие лидеры сепаратизма открыто обвиняют Кремль в «аккуратном сливе» и ликвидации проекта Новороссии по сценарию сдачи Милошевичем Сербской Краины во время югославской войны 90-х.

В Крыму отмечается не критический в отношении присоединения к РФ рост недовольства экономической и социальной ситуацией. Активные промосковские настроения переходят в безразличие и пассивность (в том духе, что нет особой разницы между Россией и Украиной, будем жить своей жизнью). При этом наблюдаются острые конфликты в элите и бюрократии. Есть большие проблемы со снабжением региона продуктами и промышленными товарами, а также с финансированием программ развития. Не говоря уже про критическую зависимость от украинского электричества и воды. Фактически упор сделан на Севастополь как военно-морской центр в ущерб всему остальному.

Между тем, Киев сейчас практически не проявляет никакого интереса к Крыму. Ситуация мало обсуждается, общество и власть интересуются ей куда меньше, чем Донбассом. О полуострове ни слова не говорится в Минских соглашениях.

Он остается предметом забот, прежде всего, крымско-татарских лидеров, ориентированных на Киев. Со стороны правящей украинской элиты отмечается даже определенное раздражение несогласованной и чрезмерной активностью татар, еще более усложняющих отношения с Москвой и бьющей по интересам некоторых олигархов.

Татары не получают и серьезной поддержки от Европы и официального Вашингтона. Некоторый интерес есть только у неоконов, вроде сенатора Маккейна. Без внимания остается реальная перспектива запрета крымско-татарского Меджлиса и прочие репрессии.

В экспертных кругах вообще циркулирует мнение, что нынешнюю правящую элиту Украины устраивает отделение Крыма, т.к. избавляет Киев от 2,5 миллионов пророссийски настроенных граждан. При таком раскладе проевропейские партии гарантировано побеждают на любых общенациональных выборах.

Кстати, вариант добровольной передачи Крыма Москве Украиной - это единственная возможность разрешить кризис приемлемым образом для Запада. Пока, конечно, все это из области фантастики. Но украинская политика, пропитанная духом бизнеса и авантюр, может в итоге как-то выйти даже на сценарий фактической продажи своего юридического суверенитета над полуостровом.

Всегда остается также угроза возникновения непредсказуемой напряженности в какой угодно из горячих для российской внешней политики точек. В любой момент в силу сложившейся ситуации где угодно может произойти инцидент со сбитием самолета (как в случае с Анкарой). Даже гипотетические повторение этого сейчас сильно заботит правящую элиту.

Последствия. Путин после Крыма сконцентрировал все внимание на внешней политике. После Донбасса и Сирии окончательно преодолен психологический барьер на использование силы, в том числе в целях внутриполитических и политехнологических, а также для быстрого решения проблем с соседями и во внешней политике вообще.

На Украине Москва не пойдет на окончательную сдачу Донбасса (по крайней мере до достижения всеобъемлющего договора с США). Этот козырь будет сохраняться про запас. Из ситуации будет выжиматься максимальное количество бонусов. На границе остается группировка российской армии, которая выступает гарантом заморозки конфликта и невозобновления боевых действий. Через контроль над частью Донбасса Путин намерен хоть как-то воздействовать на внутриполитическую ситуацию в Киеве, добиваться выгодной ему конституционной реформы и сдерживать отдаление Киева от Москвы.

Более того, если на сирийском направлении не будут реализованы поставленные цели, всегда может опять быть разыграна карта Донбасса.

Запад в целом такая ситуация на данный момент устраивает. Вообще чувствуется общая усталость от украинского кризиса и нежелание европейских элит и отчасти американской дальше обострять ситуацию на этом направлении.

Путину пока в целом удается пользоваться некоторой растерянностью и неопределенностью, метаниями администрации Барака Обамы на Ближнем Востоке и вообще неспособностью Вашингтона нести бремя единственной мировой супердержавы, а также стратегическим нежеланием Запада идти на жесткий конфликт с ядерной, большой и непредсказуемой Россией.

После теракта в Париже вообще появились серьезные основания полагать, что Кремль вновь почти фантастически "вырулил" конфликт с Западом и вышел на некий конструктив. Однако инцидент с российским самолетом на сирийской границе быстро в значительной степени девальвировал достигнутый капитал. Ситуация во многом, но не во всем, откатилась к прежнему.

Экономические последствия сирийской операции и посткрымской радикальной внешней политики Путина также нельзя пока назвать фатальными для страны. Главная финансовая проблема - это падение цен на нефть в три раза, которое не было связано с конфликтом на и вокруг Украины. По официальным данным, в России вообще летом 2015 года завершился экономический спад.

Кремль ловко сумел переложить внешнеполитические, военные и военно-промышленные траты, потери от падения цен на нефть и санкций на население за счет трехкратной девальвации рубля, снижения уровня и качества жизни. Население массовой негативной реакции не проявляет, что воспринимается как готовность оплачивать конфликтационную политику, оправдываемую идеям зашиты суверенитета.

Угрозы и перспективы. Нельзя исключать дальнейшего втягивания России в сирийский конфликт, хотя Путин, очевидно, хотел бы этого избежать. Западные источники уже сообщают об увеличении контингента с 2 до 4 тысяч для охраны используемых объектов и наземных действий.

Есть информация о попытках создания и возможном использовании в Сирии и в других точках некоей частной армии (по типу американской «Black Water»). В российской элите многие исходят из того, что сейчас время т.н. гибридных войн, т.е. непрямых удаленных столкновений крупнейших держав. Украина и Сирия - только начало. А в гибридных войнах удобнее оперировать посредством частных армий.

Некий прообраз частной армии уже сложился на Донбассе из «отпускников», ветеранов горячих точек, солдат удачи, отставных «спецов» и прочих неинституализированных военных профессионалов. Опыт последнего года показывает, что они могут быть эффективны и полезны в решении самых неожиданных задач даже далеко за пределами страны.

Те же американцы давно воюют и пытаются достигать своих целей таким образом по всему миру. Это позволяет свести риски и ответственность официальных должностных лиц к минимуму.

Более того, для кого-то отправка российской «Black Water» в зыбучие пески Сирии и Ирака – это шанс ослабить или даже избавиться от неугодных конкурентов и оппонентов, прежде всего, из числа крупных северокавказских фигур, вроде главы Чечни Рамзана Кадырова, которые постоянно публично заявляют о готовности защищать интересы России в любой точке мира и становятся для Путина некой параллельной политико-силовой вертикалью власти и ключевым инструментом реализации любых задач, подменяя тем самым всех российских силовиков вместе взятых.

Но даже без отправки новых сил в Сирию Россия должна будет в перспективе усилить свою группировку за счет специалистов и вооружения и оставаться в регионе неопределенно долгое время или же выйти из игры. Оба варианта чреваты издержками.

В Сирии Москва будет стараться максимально сохранять у власти Асада (позиции которого в последнее время сильно ослабли, фактически он оказался на грани выживания), затягивая процесс политического урегулирования и удерживая его как «временного президента» до победы над терроризмом на определенный срок. В этой связи основным объектом бомбардировок останется исламская и светская оппозиция, отказывающаяся идти на договор с режимом. К слову, та же «Нусра» считается официально Москвой такой же террористической организацией подлежащей уничтожению как и «ИГ». Разницы между ними не делается.

Таким образом, наличие «ИГ» дает определенные политические выгоды, т.к. легитимизирует присутствие Москвы в регионе и открывает возможности дальнейшего продвижения ее интересов. Между тем, эта стратегия в итоге подразумевает то, что в Сирии останется Асад и «ИГ» (или террористы вообще), все полутона должны сойти на нет. Это сделает режим Асада практически неуязвимым с точки зрения международной безопасности, его окончательно должны будут принять как меньшее из зол и, возможно, вообще сохранить ему власть над большей частью страны на долгие годы.

Вовлечение в Ирак, несмотря на открытые приглашения официального Багдада, пока практически нереально. Ни США, ни Иран, которые держат большую часть страны под контролем, ни Турция, влияющая на иракский Курдистан, этого не допустят. Призывы правительства в адрес России, скорее, следует рассматривать как торг и элемент давления на Вашингтон.

Однако для Москвы, в случае теоретической попытки окончательного решения проблемы ИГ входа в Ирак не избежать, т.к. центр и основная база организации находится именно там (Мосул), а не в Сирии.

Есть некоторая угроза ввода войск в Среднюю Азию при резком обострении ситуации в одном из государств, например, для «защиты от терроризма». Прежде всего, сейчас в этой связи может идти о Таджикистане, особенно если возникнет опасность из Афганистана и внутренняя нестабильность, о чем Путин и Шойгу говорят открыто. О желании принять участие в урегулировании конфликта в самом Афганистане заявил Кадыров.

Некоторые специалисты, напротив, считают вероятность углубления в Сирии и прочих дальнейших силовых акций весьма серьезной. Путин явно намерен показать себя выдающимся мировым лидером исторического масштаба, меняющим правила игры на планете, а не только восстановителем разрушенной Горбачевым и Ельциным России и «собирателем Земли русской» (как его называли после присоединения Крыма).

Личный психологический фактор тут нельзя сбрасывать со счетов. Путин публично, фактически, ставил себя в ряд с Махатмой Ганди. Канцлер Германии Ангела Меркель же назвала его человеком, который «обитает в каком-то другом мире». Об этом любят напоминать сторонники данной версии.

Они также указывают на то, что в условиях современной России механизм принятия решения весьма непрозрачен и трудно предсказуем. Это отчетливо показало присоединение Крыма, первое такого рода действие на мировой арене после Второй Мировой войны, которое невозможно легитимизировать с позиций международного права и даже неписанных правил межгосударственных отношений.

Таким образом, сирийская война, скорее, способствует большей эрозии российской внешнеполитической системы, чем ее оздоровлению, т.к. заставляет не формулировать и защищать реальные интересы, а оправдывать заранее сформулированные спорные решения.

По оценкам различных экономистов, до конца 2017 - начала 2018 Кремль имеет накопленные в годы высоких цен на нефть ресурсы для сдерживания темпов падения на приемлемом социальном уровне и для обслуживания военных расходов. За это время Путин так или иначе предполагает разрешить конфликт с Западом и добиться отмены санкций. Многие рассчитывают даже на возвращение цены на нефть к ста долл. за барель. Иными словами, Россия располагает финансовой, административной, силовой и политической подушкой безопасности на 2,5 года. (Конечно, если нефть резко и на долго не подешевеет до 10-20 долларов).

В противном случае, ситуация в экономике начнет серьезно ухудшаться и будет сказываться на самых широких массах, как в СССР во второй половине 80-х. Многие социальные обязательства выполнять будет крайне сложно. Имидж Путина как сильного политика глобального масштаба станет слишком дорогим для государственного бюджета.

Для правящей в России элиты фактор везения Путина (выскользнувшего из-под плотной опеки окружения Бориса Ельцина, прошедшего чеченскую войну и терроризм, конфликт с олигархами, экономический кризис 2008-2009, массовые протесты 2011 и др.) сохраняет реальное актуальное политическое значение. Смена президента США и канцлера в Германии на фоне того, что Путин не уйдет, возможное новое обострение на Ближнем Востоке, которое повлечет рост цен на нефть, теракты, новые войны, глобальные катастрофы и проч. стимулируют в бюрократии среднего звена настроения, что и в этот раз отношения с Западом удасться урегулировать.

При этом в части высшей элиты отмечается скрытое недовольство ситуацией и своими личными перспективами. Многие из них плотно связаны финансово и в личном плане с Европой и США. После Крыма конвертирование их позиций и состояний в России в признанные Западом активы стало практически невозможным. Однако о реальных угрозах дворцового переворота говорить все же не приходится.

В итоге неудачи и затяжной характер операции в Сирии, особенно в случае ухудшения экономического положения и общего социального недовольства, могут превратить любой скромный повод в серьезный внутриполитический вопрос. Война сама по себе также может из телевизионной картинки перейти в разряд крупных государственных проблем, из второстепенных стать в ряд главных.

Абдулла Ринат Мухаметов, кандидат политических наук