Никаб и другие предметы одежды мусульманок вызвали горячие дебаты в ряде европейских стран, в частности, во Франции, где парламент принял закон, запрещающий прятать лицо в общественных местах. Западные комментаторы часто связывают никаб с традиционными исламскими ценностями, между тем, эта нынешняя тенденция – элемент современного течения, имеющего отношение не столько к «радикальному» исламу, сколько к моде «нового века», считает французский философ, социолог и писатель Рафаэль Льожье (Raphaël Liogier).
Каждый день мы видим в прессе слова «коммунитаризм», «этническая раздробленность», «салафизм», «фундаментализм», «джихадизм» и слово, которое, по-видимому, резюмирует все эти понятия – «радикализация». Но что же на самом деле стоит за этими неологизмами?
Комментаторы и политики употребляют их практически повсеместно, когда это отвечает их непосредственным интересам, но тревога, которую они вызывают, возможно, только вводит в заблуждение.
В европейских обществах все чаще видны новые религиозные проявления. Наряду с ними появляются новые формы радикализма. Терроризм стал реальной угрозой жизни, и мы объединяемся на борьбу с ним. Но мы обязаны разобраться в причинах, а не прятать их в «ящик Пандоры», где живут наши страхи.
Безусловно, эти слова описывают реальные явления, но их чуть ли не мифическая сила мешает нам четко видеть их значение. Чтобы понимать эти явления такими, какими они есть на самом деле, мы должны осознать – и это главное – что за смутной угрозой «столкновения цивилизаций» стоить определенная реальность, реальность того, что мы действительно родились и выросли во Франции, Бельгии, Европе, Соединенных Штатах. И в этих местах возникли определенные стремления и ценности, которые нас так беспокоят.
Начнем с самых наглядных из них. Примерно 10 лет назад в Европе, в частности, во Франции, стали встречаться молодые женщины в бурках или никабах. Тогда их было всего несколько сотен, но это вызвало общественное возмущение, которое во Франции привело к принятию закона, запрещающего закрывать лицо в общественных местах. Но действительно ли эти женщины – наши непримиримые враги, какими мы их зачастую представляем?
Мода на индивидуализм
Если отложить в сторону кривое зеркало страхов и пристальнее присмотреться к ситуации, мы узнаем об этих женщинах нечто неожиданное. В целом, их выбор традиционной одежды полностью осознан и является глубоко личным. Они участвуют в современном дискурсе, касающемся свободы веры или неверия, и они мастерски оперируют внешним видом, чтобы отстоять свою «духовную ориентацию».
Большинство из них относятся к возрастной группе от 18 до 35 лет, родились во Франции, обычно в семьях выходцев из Магриба или субсахарской Африки. По большей части их окружение не отличается исключительно строгой религиозностью, более того, иногда им даже приходится отстаивать свое решение перед недоумевающими родственниками. Чаще всего они не особенно интересуются политикой, зато учат классический арабский язык и любят рассуждать о том, как духовность преобразовала их жизнь. Они стремятся во что бы то ни стало «найти себя», не торопятся выходить замуж – во всяком случае, чаще на первом месте у них карьера.
Их часто тревожат проблемы окружающей среды, они считают своим долгом употреблять в пищу исключительно халяль как здоровую и экологически чистую пищу. Этот вид добровольного традиционализма не ограничивается только женщинами: параллельно с ним существует новый благочестивый салафизм, в котором мужчины пытаются подражать сподвижникам Пророка Мухаммада (мир ему и благословение), носят бедуинские одеяния, отращивают бороды, соблюдают строгую личную дисциплину. Так как религиозная мода распространяется через интернет, этих людей, и мужчин, и женщин, легко встретить на улицах Сиднея, Нью-Йорка, Джакарты.
Эти «фирменные» черты мусульманского фундаментализма – индивидуалистическое желание жизненных преобразований при помощи возврата к основополагающим ценностям, аскетической дисциплины, особой одежды и пищи, экологической грамотности – покажутся очень знакомыми каждому, кто как-то пересекался с культурой «нового века» («нью эйдж») или вестернизированным буддизмом. Параллели очевидны. Одни становятся вегетарианцами или веганами, другие бескомпромиссно преданы халялу. Одни находят для себя дисциплину в интенсивной практике йоги или медитации, другие – в строгом дресс-коде и поведении, в строгом соблюдении намазов или изучении арабского языка. И тем, и другим присуще одинаковое ультрамодернистское стремление к персональному росту, моральной целостности и публичному декларированию своей идентичности.
Эти черты сходства прослеживаются и в бизнесе, который признал индивидуализм, лежащий в основе этих движений. К услугам мусульман многочисленные бутики, например, те, что превратили парижскую улицу Жан-Пьера Тимбо в Мекку исламской моды. Эта тенденция в моде, хотя ее часто игнорируют, привела к появлению женских журналов вроде Imane – исламский эквивалент Elle – в котором молодые мусульманки могут прочесть о том, как быть элегантной и современной, как заниматься спортом, как ходить на пляж (например, в буркини) и при этом оставаться скромными и пропагандировать гармонию и благополучие. Крупные модные бренды, даже высокой моды, наперебой стараются воспользоваться спросом на «хиджаб-кутюр».
И это не исключительно исламский феномен: тенденции к скромности в одежде наблюдаются среди христиан, евреев, индуистов, хотя это реже становится информационным поводом.
Но если эту новую породу «индивидуалистов» можно обнаружить во всех религиях, в мусульманском контексте она, пожалуй, наиболее неожиданна. До начала XXI века мусульманский фундаментализм был ответвлением политической идеологии, которая возникла, в основном, как реакция на западное доминирование, и варьировалась от умеренного реформизма до революционной точки зрения. Современные молодые имамы делегитимируют последнюю, диктуя индивидуализм. Естественно, «Исламское государство» активно борется с ними, у ИГИЛ такие лидеры вызывают тревогу.
Подход ИГИЛ – совершенно иной. Они эксплуатируют чувство разочарования. Их лидеры, хотя они и есть идеологическим продуктом Аль-Каиды, используют новое желание реванша и утопические настроения молодых людей, которые разочарованы и в то же время хотят идентифицировать себя с некой идеей. Кандидаты в джихадисты ищут полного разрыва – по крайней мере, какого-то приключения – даже если им просто некомфортно с самими собой, неугомонными и отчужденными.
Те, кого втянули в преступную деятельность, зачастую страдают от чувства вины и стигматизации общества и стремятся немедленно освободиться от этого. Они не желают подчиняться строгой религиозной дисциплине, которая регулирует жизнь молодых приверженцев «нового благочестия», каждый день молиться, ходить в мечеть, еще меньше интересуются трудоемким процессом овладения арабским языком. Они хотят вытеснить свое чувство беспомощности фантазиями о героизме. Статьи, публикуемые во франкоязычном журнале ИГИЛ «Дар аль-ислам», рассчитаны именно на них и весьма эффективны. Они рисуют утопическую картину халифата, сдобренную тщательно подобранными цитатами из Корана и проклятиями в адрес Запада, населены образами всевозможных супергероев в масках и пропитаны эстетикой видеоигр и голливудских блокбастеров.
Потеряв власть в своем высокогорном Гималайском государстве, Далай-лама построил «кибер-Тибет» и теперь вдохновляет миллионы людей. ИГИЛ, теряющее территории на Ближнем Востоке, может последовать этому примеру и построить кибер-халифат – еще более эффективный, если оно предложит себя массовому читателю в образе жертвы безбожного и порочного Запада. И будет тяжелейшей ошибкой, если мы уверуем, что Разум может обойтись без утопии и трансцендентности. Люди, лишенные мифа, задыхаются в атмосфере нигилистического вакуума. И стоит ли удивляться, если ответом на это порой становится иррациональное насилие.
