Пока на континенте еще не запретили хиджаб, в начале ХХ века среди европейской аристократии были ужасно модными имена Абдулла и Мухаммед, а также походы в мечеть.

На первый взгляд мечеть Ахмадийя в районе Вильмерсдорф на северо-западе Берлина мало чем отличается от того, чем была в 1920-х годах. Тем не менее на самом деле она, как и окружающий ее город, претерпела большие перемены.

Сегодня тут очень спокойно и тихо. Мечеть по большей части играет роль информационного центра: здесь проводятся школьные экскурсии и межрелигиозные встречи. Представители небольшой мусульманской общины приходят туда на пятничную молитву. Мы очень далеко ушли от тех времен, когда, при Веймарской Республике, мечеть Ахмадийя была центром духовного контркультурного движения.

Построившие ее миссионеры из индийского Пенджаба (он тогда еще находился под властью британцев) привлекали к себе самых разных людей в Берлине 1920-х годов и принимали конференции, на которых обсуждались главные философские вопросы того времени. Речь заходила, например, о различиях между реальной жизнью и доктриной, будущем Европы и человечества в целом. Немцы всех возрастов, которые были глубоко разочарованы в христианской цивилизации после Первой мировой, пытались найти ей не только современные и рациональные, но и духовные альтернативы. Они приходили на семинары, а некоторые из них даже приняли ислам.

Духовная контркультура

В современную эпоху нечто подобное уже совершенно невозможно: партия «Альтернатива для Германии» недавно потребовала запретить хиджабы и минареты, а больше половины немцев рассматривают ислам как угрозу. Тем не менее в период затишья между двух войн в Берлине жила процветающая мусульманская интеллигенция, которую формировали не только иммигранты и студенты с Ближнего Востока и Южной Азии, но и обратившиеся в новую веру немцы из всех слоев населения. Ислам в те времена был чем-то вроде экзотической духовной контркультуры для левацкого авангарда (примерно как буддизм в Калифорнии в 1970-х годах).

Кроме того, немцы были не единственными, кому была свойственна такая открытость и интерес к исламу. В начале ХХ веке в Западной Европе появились первые мусульманские общины и институты, а вместе с ними и первые новообращенные в Великобритании и Нидерландах. Этот период истории по большей части забыт, но о нем очень важно вспомнить сегодня, когда в отношениях ислама и Европы все больше проявляется обеспокоенность или даже открытая вражда.

Экзотика

Даже самые гибкие обсуждения вопросов ислама и Европы (в них учитываются структурные факторы маргинализации мусульманского населения континента) неизменно представляют присутствие этой религии как новое и проблемное явление, чуждое европейской культурной и политической жизни. Как бы то ни было, взгляд в начало ХХ века (главным образом, период после первой волны мусульманской иммиграции по окончанию Первой мировой) говорит, что еще не так давно у Западной Европы были совершенно иные отношения с исламом. Они отличались любопытством граждан и даже своеобразным фаворитизмом со стороны правительств.

В тот период, когда европейцы встретились с этой пришедшей с Востока экзотической религией, правительства вели себя крайне благожелательно по отношению к мусульманским гражданам, что на первый взгляд удивительно. Так, светские французские власти потратили огромные деньги на возведение помпезных мечетей, а Германия всячески стремилась показать, что относится к мусульманам лучше Франции и Великобритании. Анализ этой эпохи позволяет сказать, что встреча Европы с исламом произошла не вчера, что их отношения не всегда выглядели так, как сейчас, и могут сложиться иначе в будущем.

Новый человек

Принятие ислама людьми вроде Хуго Маркуса (философ, еврей) говорит нам, что эта религия не просто присутствовала в Европе после Первой мировой войны, но и играла для некоторых жизненно важную роль в дискуссиях о будущем континента. Активно участвовавший в жизни мечети Амадийя Маркус родился в 1880 году и приехал в Берлин изучать философию. Он принял ислам в 1925 году после общения с молодыми иммигрантами из Южной Азии.

Взяв мусульманское имя Хамид, он написал в журнале мечети Moslemische Revue статью, в которой оспаривал популярные в те времена философские концепции (Гете, Ницше, Спиноза, Кант) и доказывал, что ислам является важной составляющей формирования «нового человека». «Новый человек» — был тогда популярной философской концепцией идеального гражданина, которая использовалась буквально всеми, от социалистов до фашистов, и легла в основу как советской, так и национал-социалистической идеологии. По мнению Маркуса ислам является наследником иудаизма и христианства, тем, чего не хватает «человеку будущего».

Новая вера

У той же мусульманской миссии была и другая мечеть в Европе: мечеть Шах-Джахан в английском Уокинге. Ее строительство было начато в 1889 году по заказу англо-венгерского востоковеда Готлиба Вильгельма Лейтнера, который сам не принял ислам, но служил переводчиком во время Крымской войны и путешествовал по всему мусульманскому миру. После смерти эксцентричного основателя мечети 10 лет спустя зданием никто не занимался, и оно пришло в запустение.

Незадолго до Первой мировой войны адвокат и мусульманский миссионер Хваджа Камалуддин приобрел здание и развернул работу миссии в Уокинге. Расположенная в 50 километрах к югу от Лондона мечеть привлекала англичан из среднего и обеспеченного класса, которые были недовольны христианством и современным западным обществом. Одним из самых известных из них был ирландский пэр лорд Хэдли.

Пятый барон Хэдли обратился в ислам в 1913 году, приняв мусульманское имя Шаих Рахматулла аль-Фарук. Лорд Хэдли стал своего рода образцом для принявших ислам британцев. В 1920-х годах он отправился в привлекшее большое внимание СМИ паломничество в Мекку, а за годы жизни написал множество книг и статей о блестящем будущем ислама в Великобритании.

Военный императив

Таким образом, в личностном плане ислам привлекает европейцев, которые стремятся порвать с традициями современного мира. Петер Херникус ван дер Хог, основатель компании, которая по сей день предлагает голландским женщинам крема и маски для лица, принял ислам примерно в тот же период и совершил паломничество в Мекку. Гарри Сент-Джон Филби, офицер британской разведки и отец знаменитого советского двойного агента Кима Филби, обратился в ислам во время работы в Саудовской Аравии в 1930-х годах и взял имя Абдулла. Известный в то время еврейский писатель Леопольд Вейс взял имя Мухаммад Асад, а его сын Талал Асад стал одним из самых влиятельных антропологов настоящего времени.

В любом случае, западноевропейские правительства проявляли терпимость или даже благосклонность к исламу, которая может удивить современных читателей, пусть даже их мотивы зачастую были куда циничнее порывов их сограждан.

Во время Первой мировой Франция и Великобритания опирались на подданных из колоний (то есть большое число мусульман) и использовали их на полях сражений в Европе. Отсюда и такое отношение к этим войскам и их потребностям. К полкам были приписаны имамы, а мусульмане в армии получали халяльные рационы: вместо свинины с вином им выдавали кускус, кофе и мятный чай (солдаты-иудеи особого обращения не получали).

В Германии первую мечеть построили в колонии Вюнсдорф, чтобы заручиться благосклонностью мусульманских заключенных и показать им, что немцы относятся к ним лучше, чем британцы и французы. Тем самым они надеялись посеять волнения в мусульманских колониях двух держав.

Антиколониальные тревоги

В межвоенный период антиколониальные движения все больше опирались на исламское самосознание, что не могло не вызывать беспокойства у этих же самых европейских правительств. Агентов спецслужб разослали по кафе по всему континенту, где мусульманские интеллектуалы (например, живший в Женеве Шакиб Арслан, один из главных панисламистов тех времен и дед современного ливанского политика Валида Джумблатта) начали готовить исламское сопротивление.

В то же время европейские власти стремились умаслить мусульман пропагандой. Так, в 1926 году, почти через 20 лет после громогласного заявления о своем светском характере, французское государство воспользовалось существовавшими юридическими лакунами для финансирования строительства большой парижской мечети (этот поступок возмутил многих французских католиков, которые были вне себя при виде подобных преференций для ислама). Официальной целью проекта было отдать дань памяти мусульманским солдатам, которые сражались за Францию во время войны.

При закладке первого камня в 1922 году представитель парижского муниципалитета Поль Флеро не без гордости заявил, что когда Франция оказалась в опасности в 1914 году, африканские мусульмане пришли к ней на помощь: «Мусульмане наших африканских департаментов откликнулись на призыв оказавшейся в опасности родины… Многие отдали жизнь, чтобы защитить цивилизацию». Он добавил, что мечеть — это выражение благодарности Франции, памятник павшим за нее мусульманским солдатам.

Контроль?

Сегодня историки рассматриваю эту мечеть как пример колониальной пропаганды, который должен был создать у богатых посетителей ощущение имперской мощи Франции в мусульманском мире. Североафриканские рабочие жили вдали от мечети, а расписание ее молитв было никак не приспособлено к их графику на заводах. Кроме того, высокие цены бани и ресторана сделали их доступными лишь небольшой французской и марокканской элите. Построенная в пятом округе Парижа мечеть по-прежнему стоит на своем месте: туристы со всего мира приезжают туда, чтобы выпить в кафе чашку чая с пахлавой, приобрести марокканский ковер в лавке и ощутить дуновение Востока в центре Парижа.

В 1935 году светское французское государство вновь попыталось привлечь внимание мусульманских подданных строительством предназначенной исключительно для мусульман больницы в Бобиньи на северо-востоке Парижа. Госпиталь должен был стать примером республиканского равенства путем предоставления мусульманам особых услуг: пациенты получали халяльное питание, а в комплексе (французские архитекторы выдержали его в «североафриканском» стиле) было построено помещение для молитвы и мусульманское кладбище.

Кроме того, это позволило мусульманам не ходить в другие парижские больницы: многие французские граждане испытывали беспокойство при виде североафриканцев, которых они считали разносчиками опасных венерических заболеваний (это говорит, что неожиданный интерес европейцев к исламу никак не отменял их расистского настроя). Больница служит прекрасным примером стратегии колониального правительства тех лет: предложить мусульманам специальные услуги, чтобы добиться их благодарности, но в то же время усилить контроль.

Протянутая рука нацистов

До Второй мировой войны и во время конфликта государства удвоили усилия для привлечения мусульман на свою сторону. В этот период Великобритания финансировала строительство двух мечетей в Лондоне, а нацисты пытались убедить мусульман (особенно в Восточной Европе) присоединиться к ним в войне с СССР. На Балканах, в Крыму и на Кавказе они представляли себя защитниками ислама. Пропаганда шла по радио и через листовки, которые сосредотачивались на борьбе с большевизмом, иудаизмом и британским колониализмом. В британской армии формировались мусульманские легионы, однако большинство солдат шли туда, чтобы улучшить условия жизни, а не по идеологическим соображениям.

Этот период (когда европейцы и их правительства обхаживали мусульман и ислам) ироничным образом предвосхитил отношение к исламу в современной Европе: особое отношение к мусульманам объясняется, скорее не стремлением принять их, а угрозой для политических интересов, которую может представлять подрывной политический потенциал ислама. Это, кстати говоря, едва ли сильно отличается от инициативы по государственному финансированию подготовки имамов в Великобритании и Голландии за последние годы (этот вопрос регулярно поднимают и во Франции).

Потерянный блеск

Шрамы сражения за Берлин и течение лет оставили свой отпечаток на мечети Ахмадийя. В самом конце Второй мировой войны тут шли бои немецких и советских солдат. Немцы вырыли в саду окопы и стреляли по противнику с минаретов. В итоге все минареты кроме одного были разрушены, а здание получило серьезные повреждения. Впоследствии его отреставрировали, но оно все равно лишилось прежнего блеска. Прихожан стало меньше (пусть их число и относительно стабильно), а история мечети по большей части забыта.

Недолгий период принятия ислама в Европе начисто стерся из памяти в бурные послевоенные годы. Однозначно причины тому назвать сложно. Быть может, нынешний миграционный поток и куда большие волны мусульманской рабсилы в 1960-1970-х годах сделали мусульман куда более заметным меньшинством (по сравнению с крошечной долей населения, как в прошлом), что усилило напряженность. Возможно, эту историю вытеснили в тень самые яркие события в отношениях западного общества с Ближним Востоком после 11 сентября 2001 года.

Отношения могут измениться

Как бы то ни было, взгляд в прошлое помогает лучше разобраться с богатой и сложной историей отношений ислама и Западной Европы. Хотя правительства в стремлении завоевать сердца мусульманского населения выделили его, наверное, заложив тем самым основы ощущения «инаковости», которое сейчас испытывает Европа по отношению к исламу, мечеть Ахмадийя представляет альтернативный взгляд, становится окном в эпоху, когда ислам не ассоциировался с репрессиями, антиинтеллектуальными тенденциями и угрозой. Если представить себе картину проходивших в Уокинге и Вильмерсдорфе семинаров с их разнообразной аудиторией (среди участников был, например, Томас Манн), мы можем визуализировать отношения Европы и ислама на основе диалога и гибкости.

Таким образом, история мусульман и ислама в западной Европе одновременно давнее и насыщеннее, чем думают большинство людей. Осознание этого факта позволяет нам представить будущее, в котором мусульман начнут воспринимать как неотъемлемую часть европейской политической жизни, а не как отставших от жизни и вызывающих страх чужаков.