Египетский военный переворот, в результате которого к власти в стране фактически вернуласьхунта, стал настолько неожиданным, насколько непредсказуемыми были для многих итоги революции 2011 года.

Торжество политического крыла “Братьев-мусульман” «Партии свободы и справедливости» на парламентских выборах в декабре 2011 г. и последующая победа лидера партии Мохаммеда Мурси как будто символизировали собой начало новой политической эры на Ближнем Востоке. Однако эта перспектива встретила сопротивление со стороны региональных сил, ратующих за сохранение статус-кво. И здесь, захват власти генералом Абдель-Фаттахом аль-Сиси необходимо рассматривать, прежде всего, как попытку этих сил восстановить конфигурацию геополитических отношений, которые долгие годы после Кэмп-Дэвидских соглашений являлись гарантом региональной системы “сдержек и противовесов”.

“Братья-мусульмане”: восхождение

Зародившись в египетском городе Исмаилия, религиозно-политическое движение “Братья-мусульмане” встретило XXI век с богатым багажом эмпирических знаний, которые были заработаны ценой бесконечных изысканий в политических лабиринтах арабо-мусульманского мира. Гонения на сторонников и лидеров движения в 50-60-е гг. XX века сделали из организации, нацеленной изначально на внутринациональные приоритеты, трансгосударственный феномен, а декларируемые ценности быстро нашли отклик среди студенчества первого и второго постимперского поколения, а также среди бедной городской молодежи и набожной буржуазии.

Распространившись по странам Северной Африки, Ближнего и Среднего Востока, “братья” образовали автономные движения и даже самостоятельные организации, которых, впрочем, объединяла схожесть программных установок и приверженность открытой политической борьбе. Правда, далеко не всегда им это удавалось. Зачастую, крен в сторону вооруженного противостояния был связан с реакцией на многочисленные преследования, а также с усилившимся влиянием идеологов радикальных мер.

Так, оппозиционная деятельность против панарабской партии “Баас” и вооруженная поддержка восстания в Хаме в 1982 г. закончились кровавой резней, в результате которой погибло по разным данным от 15 до 35 тыс. человек (в том числе правительственных солдат). Впрочем, это не помешало в дальнейшем движению “Хамас” (палестинской ячейки “Братьев-мусульман”) иметь свою штаб-квартиру в Дамаске и пользоваться поддержкой Башара Асада.

Непросто складывалась судьба “братьев” и в баасовском Ираке, где долгие годы последователи «Иракской исламской партии» подвергались гонениям. После свержения американскими интервентами режима Саддама Хусейна, представители данной партии вошли в правящую коалицию премьера аль-Малики.

Региональные ячейки движения “Братья-мусульмане” в разные годы были представлены в правительствах и парламентах Алжира («Движение за общество мира»), Бахрейна («аль-Менбар»), Иордании («Фронт Амаль аль-Ислями»), Йемена («Ислах»), Кувейта («Хадас»), Судана («Национальный исламский фронт»), Сомали («Движение аль-Ислах») и других стран мусульманского мира.

Апогеем возвышения “ихванов” [1] на международном уровне стала так называемая “Арабская весна”. Еще во второй половине XX века борец с французским колониализмом первый президент Туниса Хабиб Бургиба демонстрировал светский характер своей власти эпатирующими жестами, такими как распитие напитков перед камерами в период месяца Рамадан или запрет на заклание жертвенных животных на праздник Ид аль-Адха. Спустя десятилетия его воспитанник, второй президент Туниса Бен Али был вынужден бежать в Саудовскую Аравию в результате “киберреволюции”, а к власти в стране пришла происламская «Партия возрождения».

Под лозунгами о “демократии с моральным лицом” победу на парламентских выборах 2011 г. одержала и марокканская «Партия справедливости и развития». Однако, по-настоящему, центральным событием, всколыхнувшим весь мир, стал неожиданный приход к власти в Египте «Партии свободы и справедливости».

Таким образом, имеющаяся религиозно-политическая платформа движения “Братья-мусульмане” впервые за долгие десятилетия одержала открытую победу над авторитарным режимом и диктатурой военных кланов. И это было ничто иное, как вызов существующему в регионе Большого Ближнего Востока порядку вещей, за которым стояли конкретные силы.

Влиятельный премьер крошечного Катара

События, “лихорадящие” последние годы Большой Ближний Восток, так или иначе находились под влиянием двух центров: Королевства Саудовская Аравия и Государства Катар. И если первая монархия уже традиционно включена в геоидеологическую борьбу, то Катар заявил о себе на международном уровне относительно недавно.

В 1995 г. в результате дворцового переворота к власти в стране пришел свергнувший своего отца эмир Хамад бен Халифа аль-Тани, и с этого момента Катар активно включается в региональную геополитику. Главные же достижения Катара на внешнеполитическом поприще связывают с деятельностью премьер-министра (2007-2013) и министра иностранных дел (1992-2013) страны Хамада бен Джасима бен Джабера аль-Тани.

Являясь родственником правящей семьи, Хамад бен Джасим сделал головокружительную карьеру от скромного чиновника в министерстве муниципалитетов до одного из влиятельнейших деятелей мусульманского мира. Он смог не только сохранить положение после дворцового переворота 1995 г., но и усилить свои позиции при новом эмире, в том числе, за счет успешной деятельности по легитимизации сына-путчиста в глазах Запада.

Деятельность Хамада бен Джасима на посту министра иностранных дел была стратегически выверенной и направленной на расширение регионального политического и экономического влияния своей страны. Занимая ключевую позицию в “Катарском управлении инвестициями”, одном из крупнейших фондов мира, Хамад бен Джасим эффективно использовал теневой оборот от имеющихся финансовых ресурсов для претворения в жизнь своего геополитического проекта. При этом ставка была сделана на потенциал движения “Братья-мусульмане”, альянс с которым должен был стать весомым фактором для пересмотра сфер влияния в регионе Большого Ближнего Востока. Основной упор, безусловно, был сделан на Египет, как самое крупное и исторически центральное государство региона.

На протяжении десятилетий витальное значение в поддержании катаро-ихванских отношений имели межличностные связи. Так, крупнейшие египетские бизнесмены и духовные деятели Египта, спасаясь от карательного режима хунты, находили в Дохе благоприятный климат для своей деятельности. Примечательно, что организация “Братья-мусульмане” в Катаре самореорганизовалась в 1999 г., так как, по словам одного из бывших ее членов, государство “справляется с религиозными обязанностями”.

Другим немаловажным инструментом взаимодействия стало формирование неправительственных организаций (Al-Nahda Project или Academy of Change), осуществляемых для египетской молодежи образовательные тренинги в сферах публичной власти, демократических институтов и процедур, а также методов ненасильственных протестов. Кроме того, Катар обеспечил “братьев” мощнейшим информационным ресурсом — каналом “Аль-Джазира”, руководство которого имело давние тесные связи с египетским движением “ихванов”. И все это сопровождалось финансовой поддержкой, которая была значительно увеличена в постреволюционном Египте, где катарцы, помимо всего прочего, рассчитывали обзавестись новыми рынками и деловыми отношениями.

Приступая к активным действиям, идеолог и координатор катарской внешней политики Хамад аль-Тани провозгласил курс на открытые отношения с внешним миром. При этом он публично выражал уверенность в том, что поддержка “демократических” сил в странах арабской революции является естественной реакцией Катара на происходящие изменения и никак не повлияет на “добрососедские” отношения с государствами Персидского залива. Однако как раз эта поддержка в конечно счете нашла жесткое противодействие со стороны влиятельного дома Саудов и их союзников в регионе.

Бандар Аравийский на страже интересов Семьи

Еще в 50-60-е гг. прошлого века бежавшие от своих притеснителей в Саудовскую Аравию египетские “братья-мусульмане” оказали решающее влияние на политизацию исламской доктрины в стране, где между улемами и монаршей знатью были четко разграничены сферы деятельности.

Приняв у себя диссидентов из “социализирующего” своими симпатиями к СССР Египта, саудовская монархия стремилась создать заслон против экспансии наcеризма. Однако Саудам не удалось “ассимилировать” мигрантов, наоборот, в “политическом исламе ихванов” династия Саудов тогда впервые узрела непосредственную угрозу своим устоям. В свою очередь, чрезвычайно увлеченное деноминационализмом официальное духовенство страны уже не могло представлять собой надежную опору режиму и, очевидно, проигрывало идеологическую борьбу более практичным сторонникам “политического ислама”.

Нынешние успехи “Братьев-мусульман” и бродящие по региону протестные настроения не могли не рассматриваться как непосредственная угроза режиму Саудов. В самой Саудовской Аравии находится не менее двух миллионов рабочих-египтян и еще больше гастарбайтеров из других мусульманских стран, которые проявляют симпатии к декларируемым “ихванами” установкам на справедливое исламское общество без привилегированных классов, к коим, безусловно, относится многочисленная королевская семья.

Причем, сразу же после начала волнений в Северной Африке, правящая монархия испытала перспективы народных бунтов. Тогда король Абдалла ибн Абдель-Азиз объявил о реализации пакета финансовых льгот общей стоимостью более 35 млрд. долларов, чтобы успокоить протестующих в Джидде и других городах страны. С еще более массовыми волнениями столкнулась правящая в Бахрейне и союзная дому Саудов суннитская династия аль-Халифа. Восстание подняло шиитское большинство страны, недовольное своим положением. Это восстание удалось подавить только при активном вмешательстве Эр-Рияда и во многом благодаря решительности главного стража Саудовской Аравии — принца Бандара бен Султана.

Если в Катаре конструктором внешнеполитического дискурса выступал Хамад бен Джасим, то его саудовского коллегу Бандара бен Султана можно с уверенностью назвать “серым кардиналом” Королевства Саудовская Аравия. Как и Хамад бен Джасим, Бандар бен Султан являлся членом королевской семьи (хотя матерью его была простолюдинка) и сделал успешную карьеру благодаря своим талантам и целеустремленности. В период с 1983 по 2005 гг. он являлся послом КСА в Соединенных Штатах, с 2005 по 2012 гг. — Генеральным Секретарем Совбеза, а в 2012 г. бен Султан возглавил Службу общей разведки королевства.

В своей стратегии на Ближнем Востоке бен Султан стремился противостоять “шиитскому поясу”, объединяющему правящие режимы Ирана, Ирака и Сирии, а также влиятельное ливанское движение “Хизб Аллах”. Не меньшее беспокойство у него вызывала зарождавшаяся геополитическая ось, состоящая из Турции (политическую модель которой пророчили Египту), Катара и Египта и представляющая собой серьезный вызов интересам Саудовского Королевства.

Чтобы предотвратить формирование новой оси, Бандар бен Султан нанес удар по самому слабому его звену — правительству Мохаммеда Мурси, и для этого саудовские спецслужбы привлекли своего давнего союзника в стране — египетский военный истеблишмент, добрые отношения с которым дом Саудов поддерживал не одно десятилетие.

Во время президентства Анвара Садата (1970-1981) в регионе Большого Ближнего Востока произошли кардинальные изменения. Политический режим Садата отказался от панарабских амбиций, пошел на сближение с США, а также провозгласил политику открытых дверей, отвечающую интересам нового курса и геополитической конъюнктуры. В этот период наблюдается тесное сближение египетской и саудовской элит. Дружба и взаимовыгодное сотрудничество продлятся долгие годы. А после того, как в 2003 г. президенту Египта Хосни Мубараку удалось предотвратить покушение на тогда еще крон-принца Абдуллу бен Абдель-Азиза аль-Сауда, королевская семья начнет испытывать особые симпатии к генералам Египта. В свете этого, неудивительно, что в своей борьбе с движением “Братья-мусульмане” Бандар бен Султан сделал основную ставку именно на военных, как наиболее влиятельный сегмент египетского общества. Главная же роль в свержении “ихванов” будет исполнена генералом Абдель-Фаттахом аль-Сиси.

Как военные вернули себе власть…

Став президентом в 2012 г., Мохаммед Мурси совершил неуверенную попытку потеснить влиятельных генералов. В частности, был отправлен в отставку министр обороны страны и на его место назначен генерал Абдель-Фаттах аль-Сиси. Тогда многие в стране стали говорить о возможном альянсе между военными и “ихванами”. Вероятно, и сам Мурси рассчитывал на это, однако вместо управляемого генерала через год он получил военный переворот.

Выбрав в раннем возрасте службу в вооруженных силах, выходец из народа аль-Сиси сделал фантастическую карьеру. В 2008 г. он стал самым молодым членом Высшего совета вооруженных сил Египта, занимая при этом должность командующего Северным военным округом страны, а затем — директора Военной разведки.

Принято считать, что своим продвижением аль-Сиси непосредственно обязан бывшему президенту страны Х. Мубараку, который чуть ли не лично следил за его успехами. Тем не менее, венчающий карьерный рост успех к главному военному разведчику страны пришел через год, после того как его патрона сверг “тахрир”.

Аль-Сиси имел хорошие отношения с саудовскими политическими кругами еще в период, когда работал в Эр-Рияде военным атташе. Опираясь на свои давние связи в КСА и ОАЭ (главный союзник Королевства в регионе), он эффективно использовал сложную социально-экономическую ситуацию в Египте и начавшиеся массовые антиправительственные протесты, чтобы низвергнуть Мурси и “братьев”.

Через два часа после того, как аль-Сиси объявил о свержении Мурси и приостановке египетской конституции Саудовская Аравия признала легитимность военного переворота. Сам аль-Сиси объяснил свои действия “требованиями улиц”. В своей первой речи после путча он отметил: “Мы (военные) были обеспокоены, что если требования протестующих на улицах (об уходе Мурси с поста президента) не будут услышаны, то это приведет к насилию с их стороны”. Однако, как показали дальнейшие события, сами путчисты не замедлили прибегнуть к чрезвычайно жестким мерам для подавления недовольства многочисленных сторонников “братьев” и даже сослались на фетвы авторитетных в стране духовных деятелей о правоприменительности подобного насилия.

“Братья” отстранены, но не повержены

Военный переворот в Египте нанес мощнейший удар по позициям движения “Братья-мусульмане” и тем силам, для которых платформа “ислама с демократическим лицом” была близка и понятна.

Прежде всего, это касается Катара, который вложил немалые средства в Египет, и похоже, что бόльшая их часть уже не оправдается никогда. На место Катара в страну пришли КСА и ОАЭ, в мгновение ока предоставившие Каиру 8 млрд. долларов финансовой помощи. Примечательно, что незадолго до июльских событий грандиозные изменения произошли в самой Дохе, где шейх Хамад аль-Тани при весьма странных обстоятельствах передал власть сыну. С новым эмиром закончилась деятельность и Хамада бен Джасима; он был снят со всех занимаемых должностей в стране.

В Тунисе лидер правящей ихванской “Партии Возрождения” Рашид Ганнуши предостерег политические силы страны от повторения египетского сценария, подчеркнув, что противоборствующим в Тунисе сторонам необходимо достичь консенсуса, чтобы не допустить военного переворота. И опасения тунисских “братьев” основываются не на пустом месте. Многими экспертами свержение Мурси было воспринято как результат несостоятельности “политического ислама ихванов” и их слабости. Исторически сложилось так, что движение “Братья-мусульмане” выступало как оппозиция действующим режимам. В таком формате, не имея ни опыта правления, ни конкретной стратегии, “братья” пришли к власти совершенно неподготовленными в очень сложный и переходный период развития государственности в североафриканских странах.

Действительно, ухудшающемуся социально-экономическому климату в Египте команда свергнутого президента Мурси противостоять не смогла, поэтому антиправительственные выступления по всей стране имели вполне объективные предпосылки. Людям сложно верить в идеологию правящей партии, подтверждение которой они не видят в своей повседневной жизни, что, в принципе, нередко приводит к социальной аномии.

Однако стоит также отметить, что причины неудач “ихванов” в Египте кроются не столько в их профнепригодности… Несмотря на то, что военные проиграли парламентские и президентские выборы 2011-2012 годов, они все еще оставались самой влиятельной силой, корпоративистские интересы которой контролировали существенную часть экономики страны. Кроме того, значительную долю египетской бюрократии также составляли выходцы из армии, поэтому сломить “империю военных” за один год ихванам было невозможно, при том, что само столкновение интересов было неизбежно.

И все же следует отметить, что не только стремительная смена политических режимов в стране, но и сама атмосфера в обществе говорит о том, что возврат хунты, вероятнее всего, не является событием, замыкающим цикл политических деформаций “Арабской весны”.

Социальный протест, который несколько лет назад сверг Мубарака, а затем стал решающим фактором, позволившим совершить военный переворот в июле 2013 г., все еще остается стихийным, неподконтрольным и требующим перемен в лучшую сторону. С другой стороны, едва ли хунта долгое время сможет удерживать власть в ежовых рукавицах. Как представляется, откат к мубараковской модели в чистом виде уже невозможен: кое-какие либеральные преобразования все же необходимо будет принять. И здесь, скорее всего, хунта столкнется с серьезной проблемой в период выборов в 2014 г.

Дело в том, что стремление не допустить к властным структурам происламские силы позволило в свое время правящей «Национально-демократической партии» параллельно “глушить” и светскую оппозицию, часть которой маргинализировалась, а другая — приспособилась к ценностным ориентирам правящей партии, теряя при этом всю конструктивную оппозиционность. Поэтому организация “Братья-мусульмане” являлась на протяжении долгих десятилетий единственным влиятельным оппозиционным движением в стране.

Военный переворот и свержение Мохаммеда Мурси не следует рассматривать как окончательный приговор движению даже с учетом “зачисток”, которые устроили военные сторонникам “ихванов” по всей стране. Как отмечал по этому поводу известный востоковед Алексей Малашенко: «Исламизм (политический ислам) гнётся, но не ломается. Он споткнулся в Египте, но не перестал быть огромной политической силой». Рано или поздно военным и “ихванам” придется пойти на взаимные уступки (пока рано говорить о том, чьи уступки будут более весомыми), однако в ближайшей перспективе ждать от противоборствующих в стране сил заключения “пакта Монклоа”, наверное, все же не следует.

Богатая история и глубокие корни позволят “братьям-мусульманам” оставаться и в дальнейшем наиболее влиятельной оппозиционной происламской силой. И здесь перспективы для т.н. “салафитских” общин Египта заполнить собой политическое пространство (которое, как ожидается, освободится после запрета “братьев”) видятся гораздо более призрачными. Несмотря на то, что вторая по популярности партия “Нур” частично успешно поддержала военный переворот, “системным” и зависимым от единомышленников в Эр-Рияде “салафитам” едва ли удастся заменить собой “братьев-мусульман”.

В то же время, военный переворот в Египте обозначил открытый идеологический водораздел между “ихванами” и “салафитами” в арабо-суннитском мире. Ранее этот водораздел косвенно можно было наблюдать по поведению и действиям неоднородных оппозиционных группировок в Сирии, не признающих как Национальную коалицию, так и друг друга, что не раз оборачивалось боестолкновениями. Теперь этот водораздел обретает вполне конкретные геополитические контуры. И хотя на данный момент говорить о судьбах такого разделения рано, тем не менее, не исключено, что в перспективе на его основе могут образоваться совершенно неожиданные коалиции и симбиоз различных геоидеологических конструкций.

Давуд Кахриманов

[1] Здесь речь идет о сторонниках т.н. «политического ислама» — зародившегося в Египте общественно-политического движения «Братья-мусульмане». Однако в историографии и востоковедческих исследованиях термин «ихваны» применялся и в отношении тех сил, с помощью которых, например, пришел к власти дом Саудов.