Назначение Александра Хлопонина полночным представителем президента в созданный в новой конфигурации Северо-Кавказский федеральный округ пока еще не решило ни одной из старых проблем, стоявших перед Россией в этом регионе. Однако, похоже, что оно уже подняло новые вопросы. Их разрешение станет одним из первых тестов для новой управленческой конструкции.
В XIX столетии выдающийся французский ученый востоковед Франсуа Шампольон говорил о географии, как о «глазах историка». Эта характеристика вполне применима и к политикам. Особенно в тех случаях, когда речь идет о политической географии. В случае с Северо-Кавказским округом следует признать, что его конфигурация с точки зрения именно политической географии оказалась не слишком удачной. Одним из итогов создания нового округа стало отделение от него тех субъектов федерации, которые исторически связаны с Северным Кавказом, его историей, этнополитическими проблемами. В составе нового федерального образования оказались 6 республик региона, но в него не были включены Республика Адыгея и Краснодарский край (маленькая Адыгея окружена им). И результат не заставил себя долго ждать.
Уже 20 января 2010 года (то есть через день после оглашения президентского указа о назначении Хлопонина и «реформе» округов) расширенный исполком общественной организации «Адыгэ Хасэ» Адыгеи 20 января принял решение провести акции протеста. Целью этих акций будет выражение публичного несогласия с новым территориальным преобразованием, которое с точки зрения лидеров движения «раскалывает» «адыгский мир». Планируется также проведение Съезда адыгского (черкесского) народа.
В самом деле, с Краснодарским краем (имеющим выход к Черному морю и к границе с Абхазией) логика «реформаторов» округов более или менее понятна (может ли она быть принята или оправдана - отдельный вопрос). Сохранение его в составе реформированного Южного федерального округа объясняется двумя причинами. Первая - пропагандистская, обращенная вовне. Необходимо убедить внешний мир в том, что Сочи - это не Северный Кавказ, это- Юг России, то есть отдельная субстанция, не связанная с терактами, диверсиями и этнополитическими конфликтами. Однако это место имеет символическое значение для адыгского (черкесского мира), потому, что именно здесь 21 мая 1864 года в урочище Кбаадэ, где сегодня располагается летняя резиденция президента России, была отпразднована победа над адыгскими (черкесскими) ополченцами. Это событие стало завершающим аккордом многолетней Кавказской войны (историки не имеют единого мнения по поводу ее периодизации и оценки продолжительности). Но кого сегодня в высших эшелонах заботит кавказская история (даже актуализированная многократно в постсоветский период). Вторая же причина нового географического «позиционирования края»- внутренняя. И она касается экономической составляющей проекта «Моя олимпиада». Для многих высокопоставленных чиновников сочинская олимпиада является «моей». И открывать эту площадку для искушенного предпринимателя и лоббиста Хлопонина многим не хотелось бы. Как говорится, бог (или Аллах) с ними, с черкесами и абхазской границей.
Свой бизнес важнее. В любом случае, принимаем мы данную аргументацию или нет, но она, повторимся, имеет, хотя и специфическую логику. Само же управленческое решение относительно Кубани вряд ли способно резко обострить этнополитическую ситуацию в южной части страны. С Адыгеей все намного сложнее. Эта маленькая по площади и населению республика принадлежит к «черкесскому (адыгскому миру»), который в ходе очередной управленческой трансформации оказался разделенным. Напомню, что в состав этого «мира» входят три республики в составе РФ (Кабардино-Балкария, Карачаево-Черкесия и Адыгея), а также Краснодарский край (в котором проживают шапсуги) и частично признанная Москвой Абхазия. Впрочем, это- случай, требующий отдельного разговора. И это разделение произошло в условиях, если не подъема, то серьезного оживления этнонационального адыгского движения. Началось оно не вчера. Однако после «парада суверенитетов» и последующего в 1990-е гг. подъема (здесь и борьба за доминирование внутри республик с адыгским населением, и участие в грузино-абхазской войне 1992-1993 гг.) адыгское движение, казалось бы, пошло на спад.
Этнические «предприниматели» 1990-х гг. вошли во власти и в бизнес, достигнув своих целей, а сами общественные движения, выступавшие под националистическими лозунгами, если и не стали маргиналами, то ушли в тень. Новый всплеск политической активности, которая была «национальной по содержанию» произошел в 2005 году, когда проект об объединении Краснодарского края и Адыгеи попробовали реализовать по аналогии с восточной частью нашей страны. Тогда оказалось, что, казалось бы, невинное начинание, мотивированное прагматическими социально-экономическими резонами, натолкнулось на жесткое сопротивление местного «материала». Объединительный проект свернули, и снова возникла некоторая пауза. Однако признание независимости Абхазии (одной из частей «адыгского мира») снова оживило адыгоязычную часть Северного Кавказа. Стали проводиться форумы, обсуждаться идеи объединения адыгских субъектов в один. Эти инициативы, конечно же, не облекались в радикальные сепаратистские настроения. Напротив адыгские активисты подчеркивали свою связь с РФ. Так 23 ноября 2008 года на Чрезвычайном съезде Черкесского народа член Совета черкесской организации «Адыгэ Хасэ» Умаром Темировым (в советское время он работал в должности второго секретаря обкома КПСС Карачаево-Черкесской АО), заявил, что Россия спасла абхазов от «грузинского шовинизма». Теперь же, по его словам, наступило время вспомнить о проблемах российских черкесов (адыгов), которые пострадали и от Российской империи, и от советской власти.
И в этой связи возникали несколько оснований, как минимум, для серьезного изучения «черкесской проблемы». Во-первых, национализм без должной работы с ним имеет тенденцию перерастать в радикальные формы. Во-вторых, уже в ходе работы съезда образца 2008 года наряду со «старыми бойцами» (имевшими аппаратный опыт советской поры) о себе заявила «молодежь», у которой меньше связей с российской властью, больше радикализма и негативизма по отношению к нашей общей истории. Однако на эти тревожные звонки (2005, 2008 гг., прошлого 2009 года, когда в Карачаево-Черкесии также проводились адыгские форумы) мало кто обратил должное внимание.
В этой связи хочется особо отметить тот факт, что незначительная площадь Адыгеи, ее анклавное положение внутри Краснодарского края, а также относительно небольшое количество адыгейцев в ее национальном составе (порядка 24%) не должна никого вводить в заблуждение. После 1991 года именно это небольшое образование в составе РФ не единожды становилось «модельным» регионом для других республик и краев с адыгским (черкесским) населением. В 1990-е гг. эта республика была одним из рекордсменов по нарушениям общефедерального законодательства. Здесь существовали такие нормы, как ценз оседлости для участия в выборах высшего должностного лица республики и знание языка «титульной нации» как обязательном условии для замещения государственных должностей в Республике Адыгея, а также система «паритета» при формировании представительного органа республики. Согласно ей 50% мест в Верховном Совете республики занимали адыгейцы, а 50%-русские, хотя доля последних в населении Адыгеи в начале 1990-х гг. составляла 68%. Начиная с пресловутого «парада суверенитетов» республиканская элита весьма активно продвигала идеи сохранения «осколка» и даже «форпоста» «адыгского мира» в западной части российского Кавказа. Следует также напомнить, что уже в период укрепления «вертикали» нежелание республиканской элиты реализовывать «объединительный проект» с Краснодарским краем было поддержано национальными движениями из других субъектов западной части российского Кавказа. На всех адыгских форумах гости из Майкопа не являются статистами, они - среди главных идеологов.
К сожалению, вся эта региональная специфика не была должным образом учтена. Снова соображения бюрократической и социально-экономической (правильнее было бы сказать, административно-рыночной) целесообразности взяли верх. Раз Адыгея – маленькая и окружена Краснодарским краем (особым субъектом РФ, принимая во внимание Олимпиаду и летний отдых главы государства), то быть ей в составе Южного округа. По справедливому замечанию профессора Хаджисмеля Тхагапсоева (в целом позитивно оценившего назначение Александра Хлопонина), выделение Северо-Кавказского округа в его нынешней конфигурации в отдельную структуру, имеет нежелательный «политико-культурный аспект»: «Люди, далекие от Кавказа, воспринимают его как регион, тяготеющий к отделению от России. И хотя это выдумки поверхностных политиков, современная конфигурация меня в этом смысле настораживает. Более убедительным в политико-культурном отношении казался ЮФО, ибо историческая судьба России - это интеграция в единое культурно-цивилизационное пространство». И заметим, новая конфигурация настораживает не только представителей «адыгского мира» (кстати сказать, профессор Тхагапсоев трудится в Нальчике, а не в Майкопе), но и Республики Калмыкия, которые видят в новой конфигурации угрозу для сохранения республиканской идентичности посредством «укрупнения» с каким-то «крупным» субъектом РФ.
Заметим, что дело здесь не в сепаратизме, и не во внедрении «абхазского казуса» в российскую политическую практику. Но проблема от этого не перестает быть серьезной. Это- вопрос об учете мнения различных граждан России в выработке общенациональной стратегии, это- проблема гибкости государственного механизма. И, в конце концов, это- вопрос о возвращении культурного элемента в политику, и вообще о возвращении публичной политики. Жесткие технократические решения, принимаемые узкой группой лиц без обсуждения, учета человеческой психологии и массы этнокультурных факторов могут привести вовсе не к чаемой стабилизации, а к совсем другим итогам.
Сергей Маркедонов - политолог, кандидат исторических наук
