В ингушском обществе пока не зародился запрос на примирение конкурирующих мусульманских общин
В Ингушетии, как и на всем Северном Кавказе, внимательно следят за процессом примирения представителей суфийской и салафитской общины в Дагестане. Ингушское общество столкнулось с теми же внутренними противоречиями, приведшими к кровопролитию, что и их соседи. Однако представить в Ингушетии такое же масштабное сближение позиций двух мусульманских общин в ближайшем будущем довольно трудно, так как здесь отсутствует ряд необходимых для этого факторов.
Ингушские факторы
Во-первых, в Ингушетии оппоненты официального духовенства разрозненны и на данный момент не представляют единой консолидированной силы, как в Дагестане. Хотя отдельные яркие и авторитетные личности присутствуют.
Во-вторых, представители муфтията республики не пользуются должным авторитетом среди местного населения, так дискредитировали себя, в том числе «откровенно обслуживая интересы официальных властей».
В-третьих, местная власть должна быть или инициатором такого процесса, или быть достаточно слабой, чтобы не мешать «инициативе снизу», как в Дагестане. Но в данном контексте ингушские власти можно обвинить в чем угодно, но не в подобной «слабости».
Некоторые эксперты и наблюдатели могут заметить, что возможно в Ингушетии еще не достигнут тот предел в противостоянии, как в Дагестане, чтобы в обществе рефлекторно сработал инстинкт самосохранения.
Однако этот предел в двух обществах также различен. Исторически так сложилось, что ингуши, будучи маленьким народом, постоянно страдали от набегов более многочисленных народов. Более того, старейшины во времена различных перипетий очень часто во главу угла ставили вопрос сохранения своего малочисленного народа.
Именно этим они руководствовались, когда принимали решение о добровольном вхождении в состав России и отчасти когда объявили о нейтралитете во время Русско-Кавказской войны.
Поэтому у ингушей относительно других народов более обостренное чувство самосохранения, которое в таком виде закрепилось на генетическом уровне. При этом оно парадоксальным образом резонирует с отчаянностью и презрением к смерти на индивидуальном уровне.
В данное время ингушское общество переживает довольно сложный период, когда происходит значительное ослабление традиционных ценностей, резко возрос интерес к религии и образованию. Образующиеся при этом в обществе противоречия под действием разных внутренних и внешних факторов привели к не обязательному, но непрекращающемуся до сих пор кровопролитному конфликту внутри ингушского народа.
Старые кадры и молодые лидеры
Современную религиозную ситуацию в Республике Ингушетия во многом определил ряд факторов, который оказал сильное влияние на ингушское общество. Среди них нужно отметить развал Советского Союза, развитие информационных технологий, события осени 1992 года в Пригородном районе, возрождение собственной государственности и, конечно, две чеченские кампании.
Столкнувшись со столь значительными изменениями, ингушское духовенство оказалось не готовым к таким бурным переменам и не смогло в должной мере адаптироваться к новым реалиям.
Стиль и методы работы духовенства, профессиональный уровень оставался на том же уровне в то время, как мир вокруг менялся, менялось само ингушское общество.
Небывалый интерес к религии и новые возможности в получении образования, распространения информации, содействовали появлению поколения людей, которые стали боле требовательными в вопросах понимания религии, стали соотносить религиозную практику с основополагающими догматами.
При этом, ингуши, получившие религиозное образование за рубежом, даже имевшие различные научные степени, практически не имели шансов гармонично вписаться в консервативные ряды местных имамом и алимов.
Иногда это происходило из-за вполне обоснованных опасений представителей старой школы в связи чуждыми для ингушей радикальными взглядами некоторых «возвращенцев». Во многом эти опасения были оправданы процессами в соседней Чечне, где происходила резкая радикализация.
Иногда это была и нетерпимость к инакомыслию, нежелание вступать в диалог, воспринимать критику, даже конструктивную, стремление сохранить статус-кво в обществе, где они занимают привилегированную позицию.
Даже сегодня, когда Глава Ингушетии Юнус-Бек Евкуров призывает не вещать ярлыки, не разделять мусульман, переломить ситуацию коренным образом не получается. Он лично ходил молиться в мечети, которые называют «вахабитскими» и поручил ДУМу республики, что бы их легализовали. А имамам этих мечетей выплачивали зарплату, как и все остальным.
Дела по кавказским меркам не слыханные. Однако данное поручение, насколько мне известно, саботируется и до сих пор не выполнено.
Знания и харизма
Одним из самых ярких и авторитетных религиозных деятелей тех лет, как впрочем, и современной Ингушетии, является шейх Иса Цечоев, человек со сложной судьбой. В Ингушетии о нем можно услышать диаметрально противоположные мнения.
Многие представители старшего поколения, как и официальное духовенство, считают, что он «человек, принесший в республику ваххабизм, вербовщик боевиков, экстремист, арабский шпион».
В то же время Исой Цечоевым недовольны и участники вооруженного подполья за его призывы к миру, так как молодежь верит ему. Но и те и другие согласны с тем, что он человек прекрасно образованный, начитанный, интеллектуал, обладающий необыкновенной харизмой.
Вернемся к середине 90-х гг. Вот как он описывает те события тех времен шейх Иса Цечоев:
«Возвратившись домой после учебы в Алжире, в 1995 году я официально открыл в г. Малгобек медресе под названием «Спецшкола арабского языка и мусульманского права». Еще до окончания открытия этой школы в Малгобекском районе, в котором я раньше бывал лишь несколько раз, поползли слухи, что открывается медресе для распространения нового течения «ваххабизм».
Мне пришлось по совету моего родственника поехать в село Сагопши и в доме у тамошнего имама Фаргиева Али-Хавас объяснять, что открывается обычное медресе, что я не понимаю, о чем идет речь. Действительно, в то время я еще в своей жизни не читал ни одного предложения об учении так называемого «ваххабизма» и не слышал о нем ни от одного ученого.
Но я знал и знаю, что в традиции нашего народа есть много наносного, не имеющего ничего общего с исламом. Я никогда не поддерживал некоторые действия суфиев, считал неверным поедание ими имущества сирот после смерти их родителей под личиной добровольных пожертвований и спасения покойного.
Да и грамотность, научный уровень большинства религиозных авторитетов были очень низкими. Этим объяснялось то, что я не вписался в их ряды, любое негативное высказывание в мой адрес многих из них только радовало».
Стоит отметить, что это довольно классическая ситуация для многих северокавказских республик.
Появление третьей силы
С постепенным усугублением конфликта в ингушском обществе, появилась третья сила – это радикалы. При этом не стоит отождествлять их с салафитами. К последним скорее можно отнести того же Ису Цечоева.
В начале 90-х гг. на Северном Кавказе активизируются различные силы, в том числе под прикрытием ближневосточных фондов и неправительственных организаций. В то время в Ингушетии, как и в соседних республиках, не особо были разборчивы в этом плане. Неискушенным и не избалованным связями с мусульманским миром в советском прошлом, им все арабское казалось «святым» и праведным.
Но позже власти республики под началом президента Руслан Аушева быстро оценили масштабы надвигающейся беды и в 1998 году от греха подальше собрали всех преподавателей с Ближнего Востока и чартерным рейсом «проводили» их из Ингушетии.
Этим же рейсом должны были полететь и «чеченские арабы». Это была запланированная совместная акция, так как полноценный результат для неразрывно связанных братских народов гарантировало только обоюдное «избавление».
Но в последний момент в Чечне что-то не срослось и «гости» остались. То, что со временем радикальные идеи рано или поздно перекочуют в соседнюю Ингушетию было очевидным и было только вопросом времени. Однако вторая чеченская кампания значительно ускорила этот процесс и «все смешалось в доме Обломовых».
«Обмен мнениями» был значительно облегчен, когда чеченские беженцы были вынуждены спасаться от войны в братской Ингушетии. Был период, когда их количество превышало собственное население республики.
Возникает резонный вопрос: произошла бы такая религиозная радикализации в регионе если бы не «арабы»? Скорее всего да. Когда одна из воюющих сторон значительно сильнее другой, а та крайне не уступчива, другой сценарий трудно себе представить. Однако радикализации проходила бы исключительно в рамках суфизма: мюриды, предбоевой зикр и т.д. Как не раз было ранее.
Новые лица
Сегодня одним из самых популярных религиозных деятелей в Ингушетии является имам Насыр-Кортской мечети Хамзат Чумаков, который пользуется непререкаемым авторитетом у большой части молодежи.
Много у него сторонников и среди старшего поколения. Его проповеди пользуются большим интересом. На них съезжаются люди со всей республики. Более того, его проповеди записываются на видео и выкладываются интернете и пользуются большой популярностью.
Как известно, такая популярность на Северном Кавказе не обходится без последствий. Им также не довольны как официальное духовенство, так и вооруженное подполье. А два года назад он чудом остался жив после того, как была взорвана его машина. Кто за этим стоял, осталось неизвестным. Стоит отметить, что в последние годы много авторитетных религиозных деятелей разных взглядов в Ингушетии стали жертвами покушений.
Сегодня параллельно с растущим авторитетом и популярностью Чумакова осложняются его отношения с властями и духовенством, которые по впечатлению многих жителей республики ведут против имама необъявленную войну.
«Речь идет об авторитетном религиозном деятеле Ингушетии, так сказать своего рода реформаторе последней пятилетки, любимце народа имаме Насыр-Кортской мечети Чумакове Хамзате.
Насыр-Кортская мечеть
Этот человек появился в Ингушетии относительно недавно, и своими проповедями, в которых он призывает соблюдать основы Ислама, не забывать что мы ингуши, соблюдать ингушский кодекс чести Эхь-Эздел завоевал молодые сердца», – пишет о нем известный правозащитник Магомед Муцольгов.
«Я посещал так много проповедей Чумакова Хамзата, и ни в одной из них я не слышал и намека на то, что надо воевать, убивать и т.д., а наоборот, он постоянно говорил о том, чтобы люди перестали убивать друг друга ни за что, чтобы люди перестали проливать кровь друг друга, перестали ненавидеть друг друга, потому что это не принесет пользы ингушскому народу.
Если логически рассуждать, – продолжает Муцольгов, – то руководству республики даже выгодно иметь такого человека, который имеет авторитет среди молодежи и который своими проповедями удерживает молодых людей от похода в лес, которых эта же власть своими неправомерными средствами борьбы с «предполагаемыми» боевиками загоняет в леса. Однако наблюдается совсем иная картина, в Ингушетии в последнее время на Чумакова ополчились, непонятно за что».
Показательные цифры
Чтобы лучше себе представить современные тенденции в религиозной сфере можно сделать беглый сравнительный анализ сайтов республиканского муфтията и того же Хамзата Чумакова.
Посещаемость первого в среднем 100 человек в день, второго около 1000. Это притом, что в основном его проповеди распространяются в социальных сетях в интернете, а большинство его прихожан вообще не имеют доступа к мировой паутине.
Среднее число просмотров проповедей Чумакова на YouTube равно 4500. А на сайте ДУМ Ингушетии в разделе видео вообще сплошь проповеди пусть даже известных, но не местных, и даже не ингушских алимов.
Резюмируя все вышеизложенное, можно сказать, что причиной современного противостояния в Ингушетии стало форсированное, осложненное и усугубленное многими факторами религиозное преломление старых устоев вместо постепенного и поэтапного переосмысления, в том числе посредством естественной смены поколений алимов, школы…Конечно же с сохранением определенной преемственности.
Безусловно, все названные и не названные мной в данной статье религиозные деятели, богобоязненные люди, которые, несмотря на какие-то противоречия, каждый по-своему искренне болеет за свой народ, за Умму. И это то главное, что должно лечь в основу ингушского национального примирения.