Европейский народ исламской веры. После терактов в Париже и Брюсселе многие именно в таком подходе хотят видеть противоядие от экстремизма

Путь, которым Изеддин Элцир пришел из модельеров в имамы Флоренции, следует признать если не швом зиг-заг, то, без сомнения, весьма сложным кроем. Невооруженным взглядом Изеддина от итальянского интеллектуала не отличишь: хорошо сшитый костюм, стильные очки, чистая речь... Да и взгляды, как модно сегодня, широкие: пусть термин "евроислам" у него не в ходу, но и привычное для ислама разделение на шиитов и суннитов синьор Элцир не жалует, предпочитает, чтобы его называли мусульманином. А еще ему нравится, когда его называют модным стилистом.

— Расскажите, как вы оказались на Апеннинах?

— В 1991 году я приехал во Флоренцию учиться. Почему выбрал Академию моды и дизайна? Я из Хеврона, города, где развит бизнес. Так вот, я просчитал: наши женщины тратят уйму денег на модное нижнее белье. И приехал во Флоренцию, чтобы изучить, как оно создается, и наладить производство в Палестине. Но случилось так, что я влюбился во Флоренцию и остался.

— Вы говорите совсем как осевшие на Апеннинах европейцы и американцы. Но разве вы, мусульманин, дискомфорт не испытывали? Ведь во Флоренции нет, к примеру, мечети.

— Конечно, испытывал! Не найдя мечети, я с группой студентов-мусульман создал первую в Тоскане исламскую ассоциацию, что, по сути, одно и то же. Дело в том, что первым шагом к постройке мечети в Италии является создание культурной ассоциации (места отправления исламского культа регистрируются в Италии как центры исламской культуры.— "О")

Напомню: в 1990-х по всей Италии было примерно 100 тысяч мусульман и десятка три помещений для молитв на всех. В отличие от других стран Европы наша мусульманская община очень молодая: активная иммиграция на Апеннины началась в 1993-1994 годах, община и сейчас процентов на 90 состоит из иммигрантов первого поколения. Сейчас нас гораздо больше, около 1,7 млн человек. Увеличилось и число помещений для молитв — около тысячи (речь о зарегистрированных центрах исламской культуры).

— Почему вы говорите о помещениях для молитв, а не о мечетях?

— Для нас эти помещения и есть мечети. Но я называю их по-другому, чтобы избежать путаницы, так как мечетей в архитектурном смысле — с куполами и минаретами — в Италии всего пять: в Риме, Милане, Равенне, Катании и Колле Вал д'Эльзе (Тоскана). Остальные — гаражи, сараи, кладовые и тому подобные помещения, мало приспособленные и плохо соотносящиеся с величием мусульманской культуры. Но исламская община в Италии очень молода, первая мечеть на Апеннинах построена только в конце 1980-х, в миланском пригороде Сеграте.

— Сейчас вы пробуете договориться о строительстве мечети во Флоренции. Получается?

— Да, мы ведем переговоры с администрацией города, и мэр наши аргументы понимает. Надеюсь, мечеть во Флоренции будет. Не в центре, разумеется, на окраине. Мы не хотим ненужных дискуссий.

— Ваша деятельность как активиста мусульманской общины в Италии впечатляет. И все же путь из модельера в духовные лидеры необычен. Трудно представить такое в католической или в православной церкви, тем более без религиозного образования. Как же вы стали имамом?

— Я действительно не получил теологического образования. Учился в техническом лицее в Палестине, потом в Академии моды во Флоренции. Мое духовное образование ограничивалось курсами по изучению Корана, они сродни вашей воскресной школе. Но в 2001-м меня выбрали имамом не за успехи в модном бизнесе, а именно за мою деятельность на благо общины.

Замечу, что в отличие от христианской церковной иерархии имам (имам в переводе с арабского — стоящий впереди, тот, кто руководит молитвой.— "О") — категория выборная. При этом в европейской реальности особенно важно то, что кроме руководства молитвами у имама есть и другие не менее важные функции. В первую очередь социальная: имам является связующим звеном между мусульманской общиной и обществом, а также властными структурами той европейской страны, где она находится. Он сродни третейскому судье, к которому члены общины идут с вопросами и проблемами, поэтому важно, чтобы он хорошо знал язык и законы страны пребывания. Имам также контролирует свою общину, защищает ее от проникновения преступного элемента. А что касается молитв, скажу вам, что имам не обязательно должен возглавлять их все, включая пятничный намаз. Он может перепоручить это другому лицу, если у него в это время есть другие важные обязательства.

— А молитвы вы читаете на арабском?

— На итальянском. Больше того, благодарен тем моим последователям, кто поступает так же, и призываю к этому всех остальных. Не только потому, что молитвы на языке принявшей нас страны воспринимаются как подтверждение безопасности и жест доброй воли по отношению ко всем ее жителям, но и потому, что многие члены мусульманских общин тоже не понимают арабского. По национальному составу из мусульман в Италии больше всего албанцев, за ними выходцы из Марокко, Туниса, затем пакистанцы, египтяне, иммигранты из Бангладеш, сенегальцы. И только потом иммигранты с Ближнего Востока — Иордании, Палестины, Ливана и Сирии.

— Что бы вы ответили тем, кто утверждает, что проект интеграции мусульман в европейское общество провалился?

— После потрясших Европу терактов, устроенных людьми с исламскими корнями, но родившимися в Европе, учившимися в европейских школах и смотревшими европейское телевидение, впору констатировать, что провалились мы все. Но мусульманская община в Италии, как я уже говорил, очень молода и состоит в основном из первого поколения иммигрантов. Так что мы имеем возможность учиться на тех ошибках, что были сделаны во Франции и Бельгии, где третье поколение иммигрантов уже не идентифицирует себя как их родители, но и полноценными гражданами страны пребывания себя не осознает. Поэтому мы и ставим своей целью создание новой общности, новой культуры, подразумевающей, что мы — итальянцы, исповедующие ислам. Мы стараемся, чтобы члены наших общин чувствовали себя прежде всего гражданами Европы, исповедующими ислам, даже если у них нет гражданства, а есть вид на жительство (гражданство Италии имеют 300 тысяч мусульман). Именно в такой последовательности. Тогда мусульманская религия, как и христианская или иудейская, будет дополнительной ценностью, а не признаком маргинальности.

— Вы за то, чтобы итальянские законы были выше местных обычаев. Но вы же знаете, что в мусульманских семьях нарушаются даже такие требования, как обязательное среднее образование, особенно когда речь о девочках.

— Работы много. Мусульманская община состоит примерно из 30 национальностей, и у каждой свой культурный и национальный багаж. Потому так важно, чтобы люди не замыкались внутри землячеств. Это и есть интеграция.

Когда мы узнали, что в ряде общин Рима мусульмане не отправляют дочерей в школу, мы вмешались. Вмешивались мы и по поводу заключения внутрисемейных браков. Как именно? Проводили в землячествах разъяснительные кампании — ведь такие практики ни в коей мере не обусловлены религией, их диктуют обычаи. Но повторюсь: подобное вмешательство возможно, когда обеспечено тесное взаимодействие местного населения, имама и мусульманской общины.

— Расскажите о своей семье.

— Моя жена из Иордании. Мы познакомились, когда я возвращался в Палестину из Флоренции, это была любовь с первого взгляда, я попросил ее руки. У нас трое детей, и она не работает, хотя получила в Иордании образование программиста. Сейчас подумывает об итальянском университете.

— А когда ваши дочери вырастут, вы разрешите им самим выбирать профессию, партнера, судьбу, как это принято на Западе?

— Запрещать им это значило бы идти против религии...

— У вас, похоже, все идеально... Но так не у всех: ряд имамов в Италии был уличен в противоправной деятельности, в том числе в вербовке в ряды джихадистов...

— Ни один из этих имамов не входил в состав ассоциации UCOII, но я это подчеркиваю не для того, чтобы оградить себя от ответственности. Наоборот, я давно настаиваю на том, что в интересах государства заключить с мусульманскими общинами договор, определяющий взаимную ответственность. (Между государством в Италии и представительствами ведущих конфессий заключено 13 договоров, регламентирующих взаимные обязательства и права, важнейший из них — Конкордат между Италией и Ватиканом — заключен в 1929 году). Если такой договор будет и с мусульманами, то выбирающая имама община будет нести за него ответственность, как и он будет нести ответственность за все, что в общине происходит. Сейчас мы живем без подобных предписаний. Тем не менее на локальном уровне UCOII сотрудничает с властями, в частности с МВД.

— Недавние аресты в Ломбардии шестерых мусульман, которых обвиняют в подготовке терактов, результатом такого сотрудничества можно назвать?

— Могу только сказать, что каждый должен делать свое дело. Имам — свое, правоохранительные органы — свое.

— А в других европейских странах существуют договоры с мусульманскими общинами?

— Да, но во Франции, например, спохватились поздно — договор был подписан, когда МВД возглавлял Никола Саркози и точка невозврата в отношениях уже была пройдена. А вот в Австрии такой договор действует с начала прошлого века (Закон об исламе принят в Австрии, которая считается образцом межэтнического мира в Европе, в 1912 году.— "О").

— В Австрии в прошлом году введен также запрет на финансирование мечетей из-за рубежа. В Италии такого запрета нет, и политики правого толка утверждают, что исламские центры финансируются Саудовской Аравией, которая насаждает свою интерпретацию ислама.

— Исламские культурные центры находятся на самообеспечении. Мы в UCOII принимаем пожертвования от всех, но при двух условиях — это прозрачность и отсутствие каких-либо требований со стороны спонсора. Принимать дар или нет, зависит от нас. Вот пример: Министерство по делам религии Кувейта пригласило меня в эту страну, но от предложенного подарка пришлось отказаться, так как это были книги антишиитской направленности. Что касается Саудовской Аравии, то она не предлагала средств ни мне лично, ни нашей ассоциации. Насколько мне известно, королевство финансирует Римскую мечеть. Но Римская мечеть — это, по сути, ассоциация, куда входят посольства исламских стран, аккредитованные в Италии. При этом ею управляет представитель Марокко, а имам — египтянин. В силу этого, думаю, что и Римская мечеть не имеет обязательств перед Саудовской Аравией.

— Экс-премьер Италии Массимо Д'Алема говорил о возможности налогового вычета в пользу мечетей, но его предложение было признано несвоевременным. Что вы о нем думаете?

— Д'Алема не предложил ничего выходящего за рамки Конституции Италии — она обязывает государство иметь договор со всеми религиями, представленными на ее территории. А внутри договора есть пункт, подразумевающий, что в соответствие с пожеланиями налогоплательщика 0,8 процента с его налогов могут быть переданы той или иной конфессии, этот механизм используется и для финансирование католической церкви.

Конечно, я бы приветствовал такие отчисления — это гарантия большей независимости для мечетей. У меня, как я объяснял, проблем со спонсорами нет. Но есть более слабые ассоциации, и мы знаем коррупционную способность денег.

— Ваша ассоциация UCOII хоть и самая крупная, но объединяет лишь 160 из тысячи исламских общин. Вы поддерживаете связи с другими, в том числе более радикальными?

— Нашу линию разделяет большая часть исламского сообщества. Но, конечно, не все. Есть и другие мнения. Мы ведем открытый диалог и с салафитами, и с суфиями, и с "Братьями-мусульманами", и с прочими течениями ислама как в Италии, так и вне ее. И это вовсе не ведет к экстремизму. Другое дело, что внутри исламского мира есть немало людей, получивших неверную интерпретацию ислама. Мой долг — не только противостоять тем, кто использует религию в политических целях и, тем паче, оправдывает насилие, но и вести диалог с этими людьми. Известно, что большинство тех, кто связался с экстремистами, прошло свои университеты в тюрьмах, а не в мечетях. По существу, в мечети они и не ходили, пример Салаха Абдеслама, арестованного в Бельгии организатора парижских терактов, тому подтверждение. Но я не считаю себя вправе отречься от таких людей, сославшись на то, что они, мол, и не мусульмане вовсе. Это было бы неверно, потому что они происходят из нашего, исламского мира. Я клеймлю их поступки, но не их самих — Аллах не дал мне такого права. А вот противодействовать дурным замыслам мы обязаны. И потому совместно с Министерством юстиции Италии подготовили программу, которая подразумевает присутствие имама в тюрьме. Это поможет нашим единоверцам не становиться там легкой добычей экстремистов.

— И все же общественное мнение считает, что мусульмане в Италии недостаточно активно выступают против терроризма.

— Документ, осуждающий терроризм, мы подготовили сразу после трагедии 11 сентября 2001 года, с тех пор мусульманская община не раз выходила на антитеррористические митинги. Нас упрекали, что митинги эти были недостаточно многочисленны. Но смотрите, какая вещь. Моя 16-летняя дочь, например, не понимает, почему она должна публично подтверждать свое осуждение людей, с которыми у нее априори нет ничего общего. Она не считает, что должна оправдываться только потому, что она мусульманка.

Или возьмите ситуацию с терактами в Шарли-Эбдо — большинство мусульман просто не смогли выступить под плакатом "je suis Charlie", так как не идентифицируют себя с этим слоганом (в журнале, напомним, рисовали карикатуры на Пророка). Я полагаю, схожие трудности были и у других верующих. Я скорблю по убитым журналистам и полицейским. Но я совсем не Шарли.

— Что надо сделать, чтобы победить ИГ?

— Быть честными. И уж точно не говорить, что мы сражаемся с ИГ, а на самом деле поставлять им оружие и покупать у них нефть.

— Вы не жалеете, что пришлось забросить профессию стилиста моды?

— А я ее и не забросил. Моя фирма занимается поставками женского белья на Ближний Восток. И хотя последние шесть лет, что я руковожу UCOII, у меня нет возможности вести бизнес лично, я с удовольствием вернусь к этой деятельности через пару лет, когда истечет мой второй мандат президента. Ведь это основной источник существования моей семьи.