В разгар продолжающегося интенсивного обсуждения в СМИ и попыток найти политические методы урегулирования кризиса мы должны продумать свой ответ на события в Тулузе и Монтобане и правильно оценить приоритеты.
Как в любой ситуации войны или насилия, наш первейший долг – долг сострадания жертвам, как взрослым, так и детям. Боль и отчаяние пришли в семьи французов: евреев, католиков, мусульман, атеистов. Оставим в стороне возбужденные комментарии и шумное возмущение, гипотезы и возможные политические объяснения. Устремимся к ним своими сердцами и разумом с единственной целью: выразить наши соболезнования, подкрепляемые глубоким чувством человеческого братства. Потерять при таких обстоятельствах ребенка, брата, отца, мужа, сестру, друга – это невыносимая трагедия.
Могилы в Тулузе и Монтобане, также как могилы всех невинных жертв на Западе, в Африке, на Ближнем Востоке – они напоминают нам о том, что все мы принадлежим одному человечеству, и какие ужасы может совершить человек, и как он хрупок в своем достоинстве, и о том, что он имеет право сопротивляться. Прежде всего, этим жертвам, всем жертвам, мы посвящаем наши мысли, наше сочувствие, и наше почтительное молчание…
23-летнего Мохаммеда Мера неплохо знали в его районе и за его пределами. Его описывают как спокойного, тихого, совсем не похожего на «экстремиста-джихадиста-салафита», готового убить из-за религии или политики. Адвокат, ранее защищавший его по различным обвинениям – от мелкой кражи до вооруженного ограбления – никогда не замечал в нем даже намека на склонность к религиозности, тем более салафизма. Воровство и вождение без прав – вот все, за что его осуждали.
По словам очевидцев, еще за две недели до убийств в Тулузе, он развлекался в ночном клубе и был в приподнятом настроении. В 2010 и 2011 году он ездил в Афганистан и Пакистан, ранее пытался поступить во французскую армию, однако безуспешно – из-за привлечений к суду.
Таким образом, Мохамед Мера предстает перед нами как безработный и уставший от безделья парень, мягкосердечный, но тревожный и непоследовательный – по крайней мере, такое впечатление складывается из его общения с полицейскими во время многочасовой осады его жилища. Нам говорят, что этот убийца был неуравновешенным, вел себя вызывающе, но прекрасно все понимал, не был склонен к самоубийству и просто хотел, как он выразился, «преподать урок Франции».
Проблемой Мохаммеда Мера была не религия и не политика. Это был французский гражданин, отчаявшийся найти свое место в своей стране, придать своей жизни достоинство и смысл, который, чтобы выразить свою беду, смог найти две причины политического характера: Афганистан и Палестину. Он атаковал символы без разбора: армию, евреев, христиан, мусульман. Его политические убеждения были убеждениями молодого человека, брошенного и плывущего по течению, особо не интересующегося ценностями ислама, далекого от расизма или антисемитизма. Молодой, дезориентированный, он стрелял по мишеням, которые выбрал, едва понимая зачем. Нет ни тени сомнения в том, что этот патетически настроенный молодой человек виновен, хотя он сам стал жертвой общественного строя, который уже приговорил его, как и миллионы других, таких же, как и он, существовать на обочине общества, не признавая его гражданином с такими же правами и обязанностями.
Мохаммед – у него даже имя типичное! – был французским гражданином из семьи иммигрантов, а в итоге стал террористом иммигрантского происхождения. С самого начала его судьба была связана с тем, как общество воспринимает его происхождение. Сейчас в финале этой пьесы-провокации, он обошел полный круг, чтобы полностью и окончательно слиться с навязанным ему гипертрофированным образом «чужого». Теперь в глазах французов в арабе-мусульманине Мохаммеде уже нет ничего французского.
Конечно, это его не извиняет. Но давайте, по крайней мере, надеяться, что Франция может выучить урок, который Мохаммед Мера ей непреднамеренно преподнес: он был французом, как и все его жертвы (в силу какой странной логики все они различались религиозной принадлежностью?), но он постоянно ощущал, что цвет кожи говорит о его происхождении, а имя – о религии.
Подавляющее большинство Мохаммедов, Ахмедов и девушек по имени Фатима, проживающих в пригородах и предместьях крупных городов, - французы, и все, что им нужно, это равенство, уважение, безопасность, достойная работа и жилье. У них нет проблем с культурной и религиозной интеграцией – их проблема, в подавляющем большинстве случаев, социально-экономическая.
Сегодня история Мохаммеда Мера стала для Франции зеркалом, в котором она может увидеть свое лицо: он стал «джихадистом» не по убеждению, а потому что был гражданином, лишенным настоящего уважения. Опять-таки, это его никак не извиняет. Но в этом заключается главный урок для всех нас.
Президентская кампания отложена на два дня. Какой в этом смысл? Даже эта задержка носит политическую окраску. Когда до выборов остался один месяц, аналитики и журналисты рассуждают, кто может извлечь из этого дела максимальную политическую пользу.
Существенные козыри имеет в руках Николя Саркози, претендующий на роль президента всех французов. Можно также достаточно уверенно сказать, что убийства в Тулузе способствуют смещению фокуса президентских выборов еще правее.
Будет много разговоров об отсутствии безопасности, иммиграции, насильственном исламизме, а на международном уровне – об Афганистане, «Израиле» и Палестине. И именно здесь президент Саркози чувствует себя как рыба в воде. В роли такого «кризисного менеджера» он может вторгнуться на территорию крайне правого Национального Фронта и до изнеможения демонстрировать себя на международной арене, где его репутация менее спорна. Игра еще далеко не окончена, и предстоящие недели еще могут преподнести сюрпризы – и во Франции, и за рубежом.
Другие кандидаты ушли «в режим ожидания», как будто их парализовал страх допустить ошибку, тогда как Николя Саркози оказался в позиции символической силы, и эта позиция имеет существенный вес, пусть даже исход еще под сомнением.
При виде этих маневров и игр, становится как-то особенно не по себе. Кажется, что жертвы, погибшие, их семьи, все реальные социально-политические проблемы отошли на второй план, и пришло время холодного расчета и стратегии. Политики манипулируют символами точно так же, как это делал Мохаммед Мера в своем бессилии бороться с ними. Теперь эти темы нашли себе место в избирательной кампании, подкрепляясь обильными потоками эмоций. Будут много говорить об интеграции, исламизме, исламе, антисемитизме, безопасности, иммиграции, потерянных пригородах, международных отношениях. Но это не будет речь демократов, озабоченных чаяниями народа, это будет речь популистов, эксплуатирующих события и насмехающихся над человеческими чувствами.
Президент играет в «Президента», а его оппоненты только пытаются доказать, что они тоже достойные претенденты. Там, где нам следовало бы надеяться на честную полемику по политическим вопросам, нам придется довольствоваться выступлениями эквилибристов, жонглеров и фокусников с их искусными и циничными попытками эксплуатировать трагедию.
В Тулузе Франция столкнулась лицом к лицу со своим отражением в зеркале. Кризис обнаружил, что кандидаты уже давно прекратили заниматься политикой: оставив ее не на два дня, чтобы отдать дань памяти жертвам атак, а на годы. На самом деле реальные социально-экономические проблемы не решаются годами, и к значительной части французских граждан относятся как к гражданам второго сорта. Мохаммед Мера – француз, чье поведение также далеко от послания Корана, как и от текстов Вольтера. Трудно это признать? Слишком неприятно, больно? Но именно в этом заключается проблема Франции.
Тарик Рамадан — профессор Оксфордского университета, президент исследовательского центра в Брюсселе «Европейская мусульманская сеть»
