Сегодня, когда Большой Ближний Восток сотрясает революциями и восстаниями, многих наблюдателей настораживает тот факт, что у протестующих не только нет четкой программы преобразований, но и признанных всеми лидеров. Однако своим появлением на каирской площади Тахрир на Дне победы по случаю свержения Хосни Мубарака богослов Юсуф аль-Карадави обратил на себя внимание как на человека, к чьему слову прислушивается арабская улица от Мавритании до Бахрейна, более чем к чьему-либо еще. В этом смысле он превзошел и Барака Обаму, и главу любого из арабских государств.

Богослов отличный… от других

Карадави – создатель и руководитель Всемирного союза улемов (исламских богослов и правоведов), объединяющего множество его влиятельных коллег со всего мира. В свои 85 этот египтянин является признанным лидером богословов «реформисткого» или «прогрессистского» толка, как их называют. Он входит в тройку наиболее крупных суннитских улемов современности, наряду с сирийцем Рамадоном аль-Бути (неформальный лидер «традиционалистов») и саудовцем Мухаммадом аль-Усеймином (умер в 1999 году, «салафитский» авторитет).

Хотя, надо признать, все эти разделения весьма условны. Любой улем может одновременно быть «реформистом», «традиционалистом» и «салафитом», в зависимости от вопроса. На своем уровне ведущие богословы поддерживают в основном нормальные дружеские рабочие отношения (многим запомнилась трогательная телевизионная речь Карадави по поводу кончины муфтия Саудовской Аравии Ибн База), чего не скажешь о многих их фанатичных последователях, в особенности из числа подростков и молодежи.

Но все же Карадави выделяется в общем ряду тем, что дальше остальных зашел в попытках найти ключ к пониманию того, каким Ислам должен быть в наше время. В своих смелых и неоднозначных фетвах (богословско-правовых заключениях) он пытается преломить фикх (шариатское право) к современным условиям.

Тут можно вспомнить такие его теологические наработки и модели, как «фикх меньшинств», специально адаптированная модель для мусульман, живущих на Западе; исламская демократия и плюрализм; «гражданский джихад» - модель одобренной Шариатом общественно-политического активизма; концепция равного гражданства всех, вне зависимости от вероисповедания, и пересмотр системы джизии, налога, который в средневековых исламских государствах выплачивали иноверцы и т.д. Да что говорить, свою пятничную проповедь на Тахрире улем начал не с традиционного «О, мусульмане», а с «О, мусульмане и копты-христиане», обращаясь ко всем присутствовавшим.

Из-за столь смелых решений у Карадави появилось множество противников с самых разных сторон. «Традиционалисты» упрекают его в «новоделе» и радикализме, а «салафиты» в излишней мягкости и стремлении угодить Западу. И те, и другие язвят над названием его знаменитой книги «Халяль и харам в Исламе» («Дозволенное и запретное в Исламе»), переиначивая ее как «Халяль и халяль в Исламе». Дошло до того, что на сайте кавказских исламских радикалов Карадави после речи на Тахрире обвинили в национализме и чуть ли не вероотступничестве.

Карадави и Россия

В конце прошлого года Карадави неожиданно для многих дал фетву по ситуации в Чечне. В ней он призывает тех, кто еще продолжает вооруженное сопротивление в горах республики, сложить оружие и заняться созидательным трудом на благо народа и Ислама. По его словам, существующие проблемы должны решаться мирным путем.

Заявление Карадави особенно примечательно тем, что в 2000-м году он высказывал несколько иную позицию, подвергая жесткой критике политику Москвы на Северном Кавказе. Последняя фетва влиятельнейшего религиозного деятеля стала итогом глубокого анализа изменений политики Кремля в отношении исламского мира и серии консультаций, проведенных шейхом с иностранными и арабскими экспертами и специалистами по России.

Особое внимание важное для внешнеполитического курса Москвы на сближение с исламским миром заявление Карадави привлекло к себе после того, как его в интервью «Русии аль-Яум» прокомментировал президент ЧР Рамзан Кадыров, поблагодаривший богослова за принципиальную позицию. После этого в известной на весь арабский мир программе «Шариат и жизнь» на «Аль-Джазире» глава Международного союза улемов еще раз разъяснял свою фетву в ответ на звонки удивленных телезрителей.

После вынесения фетвы на высоком официальном уровне в Москве было принято решение пригласить главу Международного союза улемов в нам. Шейх выразил свое согласие побывать в России через 20 лет после своего первого и пока единственного визита. Теперь, после революций и роста влияния Карадави в мусульманском мире, его приезд становится куда более, чем актуальным. Это позволит Кремлю еще упрочить свои позиции на Большом Ближнем Востоке.

Креативный муфтий

Сегодня Карадави с триумфом вернулся в Египет после многих лет изгнания, напомнив тем самым возвращение Хомейни в Тегеран (в израильской и правой американской прессе его уже окрестили «суннитским Хомейни»). У шейха были весьма непростые отношения с режимом Мубарака из-за близости к «Братьям-мусульманам», которые, правда, сам он никогда не подтверждал. Тем не менее, многие годы, если не полжизни, Карадави отдал на то, чтобы увидеть перемены на своей родине. Последнее время ученый проживал и работал в Катаре.

Карадави, действительно, трудно назвать лидером или даже муфтием «Братьев-мусульман». Его масштаб шире, чем у всего движения. Его инициативы удивительным образом оказываются гораздо смелее, гибче и креативнее (при сохранении руководящих принципов), чем у руководства этой ассоциации.

Взять ту же «Аль-Джазиру», на которой шейх регулярно выступает в специальной программе «Шариат и жизнь». Этот знаменитый панарабский телеканал, в создании которого Карадави принял самое прямое участие, во многом весьма далек от тех идеалов, которые проповедуют «братья». Более того, внутри самого «братства» шейх поддерживает самое либеральное реформистское крыло, выступающее за отход от классической структуры начала XX в.

Скорее, Карадави можно назвать своего рода гуру (в смысле – духовный авторитет, совесть нации) того массового движения, которое охватило арабский мир. В рамках последнего «братья» - лишь весомый элемент. Именно он задолго до этого подвел убедительную теологическую шариатско-правовую базу под идейную платформу протестующих, причудливо сочетающую прагматизм, технократизм, умеренный либерализм, умеренный национализм и умеренный исламизм.

Я сам слышал, как простые арабы, не очень-то увлекающиеся богословскими диспутами и классическими проповедями, увидев на экране диалог ведущего с Карадави в программе «Шариат и жизнь» просили сделать погромче. Секрет популярности этого богослова в том, что он понимает и разрабатывает фикх так, чтобы тот помогал решать проблемы каждого конкретного верующего в зависимости от тех условий, в которых он оказался. Фикх для него не набор оторванных от реальной жизни догм и постулатов, которые подлежат реализации во что бы то ни стало и именно так, как это прописано у богословов раннего и позднего средневековья (к чему по-разному апеллируют «традиционалисты» и «салафиты»), а живая ткань, которую можно и нужно интерпретировать в зависимости от обстоятельств.

Эта черта шейха вызывает интерес и одобрение в некоторых кругах на Западе, которые видят в нем своего рода Мартина Лютера Ислама. Недавно в Британии вышел сборник статей видных исламоведов под характерным названием «Global muftiy», а Збигнев Бжезинский упоминает богослова в числе тех, кто преобразует исламский мир в позитивном направлении. Кстати, в СССР еще в 80-е узрели в тогда еще молодом шейхе задатки серьезного лидера. В 1985 вышла интересная работа А. Кудрявцева, посвященная богослову и его идеям. Однако во что-то серьезное это не развилось.

Вместе с тем, тех, кто, не обращая внимания на богословские разработки Карадави, видит в нем хитрого скрытого экстремиста, куда больше. Ему до сих пор заказан въезд в Британию из-за фетвы о легитимности актов самоподрывов, которые многие годы практиковал палестинский ХАМАС в Израиле. А разрешение на казнь Муаммара Каддафи, который, по словам Карадави, отдал приказ расстреливать протестующих ливийцев, еще больше насторожило тех, кто и раньше не симпатизировал богослову.

При этом Карадави известен своими трудами и инициативами, направленными против экстремизма в виде «такфиризма», «джихадизма» и проч. Вооруженный джихад богослов понимает исключительно как оборонительную войну с агрессором или допускает в случае прямого запрета на проповедь Ислама (хотя сам оговаривается, что последнее сегодня, в век Интернета, не актуально).

Как бы там ни было за Карадави надо признать большие политические способности. Он может быть и Хомейни, и Ганди, в зависимости от обстоятельств и требований текущего момента, всегда находя нужные аргументы своей линии в Шариате. Богослов знает себе цену и хорошо понимает степень своего влияния. Он открыт к диалогу со всеми – с США, с КНР, с шиитским Ираном и Россией, но при чрезвычайной тактической гибкости всегда остается тверд в принципиальных вещах, как, например, палестинский вопрос.

Если говорить о его политических перспективах, то маловероятно, что Карадави станет вторым Хомейни. Все-таки отсутствие в суннизме традиции правления богословов, как в шиизме, делает это почти невозможным, о чем постоянно говорят те же «Братья-мусульмане».

По мнению последних, Шариат должен, конечно, быть положен в основу политической и юридической системы мусульманских стран. Но, во-первых, как они сами оговариваются, достижение этого – длительный путь воспитания людей «от сердца к сердцу», а, во-вторых, Шариат ставится ими как бы на место «естественного закона», который правовая система Запада считает выше воли народа.

Панмусульманская интеграция по Карадави

Смена элит в арабских странах непременно поставит вопрос об интеграции, по аналогии с ЕС, объединениями государств в Юго-Восточной Азии, в Южной и Северной Америке. По сути, только непомерные амбиции арабских лидеров мешали естественным процессам региональной консолидации. В этой связи роль таких формально независящих от какого-либо государства и режима структур, как карадавивский Союз улемов возрастает. Он олицетворяет собой то низовое стремление к единству, которое столь долго игнорировалось элитами.

Кроме того, Карадави и его коллеги по Союзу санкционируют ту модель модернизации, которая не привнесена из вне (капиталистическая или социалистическая), а вызрела естественным путем на мусульманской почве. Этот общий процесс поисков моделей модернизации объединяет сегодня арабский, и шире исламский, мир. А рабочей моделью может быть, как показывало прошлое столетие, только собственная, но резонирующая общечеловеческим исканиям и опыту.

Как говорит известный современный исламский мыслитель, профессор Оксфорда и внук основателя движения «Братья-мусульмане», Тарик Рамадан, сегодня большой Ближний восток, как бы через другую дверь своим путем приходит к тем же ценностям, которые утвердились в Европе в XX в. – демократия, права человека, плюрализм и т.д. Под исламской модернизацией сегодня имеется в виду создание эффективной экономики и политической системы, гибкой социально-культурной модели, опирающихся на адекватное реалиям и потребностям прочтение фундаментальных источников Ислама.

С точки зрения самого Ислама это возможно и даже необходимо. У Мухаммада есть соответствующий хадис об обновителе веры (муджаддиде), который будет появляться каждые сто лет, чтобы обновить понимание религии. Проблема только в том, что столетие, когда муджаддида все не появлялось, несколько затянулось. В целом корпорация улемов и фикх, как и весь исламский мир, все еще пребывают в кризисе, который отсчитал уже два века.