Противоречия и основные тенденции развития

Параллельно внутреннему разнообразию российского ислама и конфликтным отношениям между его официальными лидерами существует проблема предельной косности рассматриваемых духовных структур.

Духовные управления были и при монархах, и при коммунистах и продолжают оставаться в новейшее время довольно закрытой и застывшей структурой, исключающей какую бы то ни было степень кооптации новых лидеров мусульманских общин, и весьма далекой от модернизационных процессов, которые протекали в мусульманской среде.

Поэтому неудивительно, что еще со времен монархии независимо мыслящие лидеры мусульманской общины, нарождающаяся мусульманская интеллигенция (представители науки, культуры, торговцы и промышленники) оказывались за бортом самих Духовных управлений и за рамками тех официальных отношений, которые государство выстраивало с этими управлениями.

Кроме того, немаловажным фактом является то, что в отличие от Российской империи советское государство по сути своей было не просто светским, оно проводило целенаправленную атеистическую политику, следствием которой стала, например, насильственная секуляризация, которая, как оказалось впоследствии, не была завершена.

С другой стороны, сложившаяся в исламе теологическая система, несовместимая с каким-либо «верховным институтом», заведомо превращала систему Духовных управлений в чуждый для ислама институт. Это двойственное положение Духовных управлений, когда оно должно было оставаться формально независимым от государства, но «подконтрольным и подотчетным» ему органом, укрепляло в глазах большинства верующих статус Управления как части государственной бюрократической системы.

Данная закрытость и косность Духовных управлений, их полный отрыв от реальной жизни верующих, и тот факт, что они больше были ориентированы на обслуживание интересов власти, а не верующих мусульман, привели к тому, за последние 200 лет в стране сформировалось параллельное этим официальным структурам исламское пространство.

Верующие мусульмане, которые не находили возможности реализовать через духовные управления свои потребности в получении знаний, в разрешении ежедневных проблем общины, интеллектуальном обогащении, занимались всем этим самостоятельно.

К примеру, даже при советской власти в мусульманских регионах СССР продолжала сохраняться система неофициального, подпольного обучения исламским наукам. Эта неофициальная параллельная система мусульманского просвещения и подпольной интеллектуальной жизни, дискуссий ученых и обмена мнениями, не подконтрольная ДУМ и соответственно коммунистическому режиму, просуществовала вплоть до развала СССР.

Когда развалился Советский Союз, вместе с железным занавесом рухнула и образовательная монополия единственных в СССР исламских учебных заведений — медресе «Мир-Араб», которое находилось в Бухаре на территории Узбекской Республики и Исламского университета в столице Узбекистана Ташкенте.

Десятки тысяч российских мусульман, окрыленных невиданной доселе свободой, отправились в страны исламского мира для получения религиозного образования, а также в страны Запада для ознакомления с опытом работы европейских мусульман.

Данное молодое поколение российских мусульман, получившее более качественное исламское образование за рубежом, по приезде в Россию начало использовать свои полученные за рубежом знания ислама, отличное владение арабским, а порой и несколькими другими иностранными языками, для распространения исламского призыва и утверждения исламских ценностей в обществе.

На фоне сохраняющейся косности и консерватизма официальных ДУМ во главе с «красными муфтиями», закрепившимися в структурах ДУМ еще в советское время, молодое поколение мусульман все более активно пыталось найти применение собственным знаниям и энергии в обход официальных духовных структур.

Отношения с государством

Характер взаимоотношений Духовных управлений с российским государством был предопределен еще в момент их создания. Поскольку создавались они государством и для своих государственных нужд, то и природа их была скорее административной, нежели духовно-просветительской.

Да и сами работники госаппарата смотрят на официальное духовенство, как на своих, пусть и неполноправных, но все же коллег. К примеру, высокопоставленные чиновники светского государства, проводя акции, так или иначе затрагивающие интересы уммы, не забывают заручиться поддержкой муфтиев. Часто последние, в свою очередь, благословляют любые действия независимо от их последствий для мусульман.

Еще одним любопытным фактом является то, что работники Духовных управлений получают параллельно своему духовному образованию светское образование, защищают диссертации и получают светские научные степени в образовательном учреждении с весьма говорящим названием: «Российская академия государственной службы при Президенте Российской Федерации».

Сам председатель СМР, муфтий Равиль Гайнутдин, в 2001 году в дополнение к своему религиозному образованию, полученному им еще в советский период в бухарском медресе «Мир-Араб», закончил именно эту Академию государственной службы по специализации «Государственное и муниципальное управление». А в 2003 году на кафедре религиоведения РАГС им была защищена диссертация на тему «Ислам в России (опыт философского анализа)».

Со слов российского политолога Сергея Маркедонова, в этой связи вступительное и заключительное слово президента России Дмитрия Медведева на одной из последних встреч с муфтиями Северного Кавказа и главами северокавказских регионов стало событием особого рода.

Он считает, что в этих выступлениях прозвучали некоторые принципиальные тезисы, позволяющие говорить о том, как высшие должностные лица страны понимают феномен российского ислама.

Далее Сергей Маркедонов предлагает собственное резюме мыслей президента и выделяет в них несколько ключевых пунктов: «Во-первых, глава российского государства считает единственными легитимными представителями исламского мира «духовный генералитет», то есть руководителей. Во-вторых, он делит российский ислам на «традиционный» и «нетрадиционный». Первый априори относится к «конструктивному», а второй к экстремистскому направлению мировой религии. В-третьих, взаимодействие с «конструктивной» частью исламского мира видится главе государства как преференциальная политика по отношению к бюрократической надстройке, выступающей от имени и по поручению всех мусульман».

Президент аффилированной с СМР общественной структуры — Исламского культурного центра России и главный общественный лоббист интересов российской исламской общины Абдул-Вахед Ниязов с удовлетворением отмечал возросшую активность власти в отношениях с официальными лидерами российского ислама.

Ниязов особо заострил внимание на первом в истории российского государства посещении в июне этого года президентом России Дмитрием Медведевым Соборной мечети Москвы — резиденции председателя СМР Равиля Гайнутдина и последующей его встрече с главами северокавказских духовных управлений, ректорами исламских вузов и президентами северокавказских республик в Сочи.

Очевидно, что подобная активизация отношений и контактов с мусульманскими лидерами со стороны власти вызвана предельно кризисной ситуацией на Кавказе. Но как бы то ни было, именно сейчас власть в лице основного архитектора внутренней государственной политики страны, первого заместителя руководителя Администрации президента России Владислава Суркова начала апробацию нового формата взаимодействия с официальными исламскими лидерами.

Со слов некоторых экспертов, именно по инициативе Владислава Суркова появилась практика «узких совещаний» работников Администрации президента с политическим и духовным руководством каждой северокавказской республики в формате «президент республики — муфтий республики».

Причем в этот раз, как утверждается, не муфтий являлся довеском к президенту, а президент довеском к муфтию. То есть федеральная власть сознательно идет на беспрецедентное повышение статуса официальных лидеров мусульманского сообщества в диалоге с властью, надеясь тем самым подтолкнуть официальное духовенство к более активному противостоянию распространению радикальной протестной исламской идеологии на Кавказе.

Стоит отметить и такой феномен, большей частью наблюдающийся в республиках Северо-Восточного Кавказа, как постепенная исламизация политического пространства и политической повестки дня, озвучиваемой как независимыми политиками, так и официальными властями.

В Дагестане, Чечне и Ингушетии все больше политиков и чиновников вынуждены учитывать исламские нормы и предписания при управлении этими регионами. Многие из них готовы уже открыто позиционировать себя как мусульман во власти, готовых защищать и продвигать исламские интересы.

Но это, в отдельных случаях, не исключает конфликта интересов между муфтиятом и государственными структурами. К примеру, в Дагестане — единственном российском регионе, где Духовное управление в силу прочности своих позиций может позволить себе некоторую степень оппозиционности по отношению к официальным властям, такое происходит довольно часто.

Интересным является также тот факт, что российское государство оставляет за Духовными управлениями и за отдельными их лидерами право на то, чтобы иметь свое, отличное от официально-государственного мнение по некоторым вопросам внутренней и внешней политики. К таким вопросам можно отнести введение по инициативе Русской православной церкви учебного предмета по основам православной культуры, наличию православной символики на российском гербе, признанию западными странами независимости Косово и т. д.

Борьба за благосклонность власти и прорыв СМР

С момента раскола единого ДУМ ЕС и оформления на его обломках СМР и ЦДУМ между их лидерами шла острая борьба за близость к власти и ее благосклонность. Первоначально Кремль предпочитал не вмешиваться в конфликт между двумя муфтиями, соперничавшими на российском пространстве, Гайнутдином и Таджутдином, действуя по принципу «разделяй и властвуй».

Однако неумелые, порой нелепые демарши Талгата Таджутдина с объявлением «джихада» США за вторжение в Ирак, удаленность его уфимской резиденции от Кремля, откуда до власти с трудом доходила его позиция, сыграли свою роль. Да и светской власти удобнее было иметь дело с проверенными, не склонными к эксцентричным выходкам людьми.

На фоне стареющего Таджутдина молодой и напористый лидер Равиль Гайнутдин демонстрировал готовность учиться искусству выстраивания отношений с властью, был территориально более близок к Кремлю, становился все более предсказуемым и внятным партнером госаппарата.

Как отмечает Алексей Малашенко, претендовавший на роль «первого мусульманина», глава Центрального духовного управления Талгат Таджутдин начал проигрывать Совету муфтиев России. «Незаурядная личность, амбициозный человек с изломанной психикой, возглавлявший в годы советской власти Духовное управление мусульман европейской части России и Сибири, Таджутдин утрачивает свои позиции как в мусульманском сообществе, так и в глазах несколько подуставшей от его непредсказуемой энергии власти».

Последние события, такие как визит президента Медведева, а потом и премьера Путина в Соборную мечеть Москвы — резиденцию Гайнутдина, достижение под руководством президента компромисса между Русской православной церковью и Советом муфтиев России во главе с Гайнутдином по вопросу духовно-нравственного воспитания в школе и армии, дают основание предположить, что Гайнутдин действительно одержал над Таджутдином тактическую победу.

Совет муфтиев России, возникнув как оппозиционное Таджутдину и подконтрольным ему муфтиятам объединение, стал не только самодостаточной организацией, но и на сегодняшний день, пожалуй, самой влиятельной. Похоже, это поняли и в Кремле. Авторитет председателя СМР Равиля Гайнутдина признан религиозной элитой.

Подтверждением последнего тезиса является пресс-конференция, данная в Российском информационном агентстве «Новости» 28 сентября прошлого года Равилем Гайнутдином и муфтием Чечни Султаном Мирзаевым, все более укрепляющим свои позиции на кавказском религиозном поле. На данной пресс-конференции Султан Мирзаев от лица всех кавказских муфтиев признал Равиля Гайнутдина духовным лидером всех мусульман России, на которого сегодня ориентируется и Координационный центр мусульман Северного Кавказа.

Это не говоря уже о той поддержке, которую Равилю Гайнутдину оказали и продолжают оказывать укрепившиеся в своих регионах муфтий Татарстана Гусман Исхаков, муфтий Саратовской области Мукаддас Бибарсов, муфтий Азиатской части России Нафигулла Аширов и другие.

Тем не менее власть продолжает практику приглашения на мероприятия, организуемые с участием Кремля, лидеров всех трех региональных объединений мусульман России — главы СМР Равиля Гайнутдина, главы ЦДУМ Талгата Таджутдина и главы КЦМСК Исмаила Бердыева.

«Замораживание раскола» и объединительные тенденции

На сегодняшний день существующие противоречия и перманентные конфликты между российскими Духовными управлениями, расколовшимися на множество региональных муфтиятов, кажутся непреодолимыми. Тем более, если учитывать невероятную культурно-историческую, ментальную и поведенческую пропасть между «татаро-башкирским» и «северокавказским» моделями ислама.

К тому же, согласно теории цитировавшихся в начале статьи политологов Сеймура Мартина Липсета и Стейна Роккана о «структурах раскола» социально-политического пространства, эти расколы впоследствии как бы «замораживаются», отчего однажды образовавшиеся линии размежевания и раскола между различными социальными и политическими группами и институтами определяют впоследствии социальный и политический ландшафт той или иной страны.

При этом сами российские муфтии, может быть, и не прочь объединить расколотое духовное пространство. К примеру, глава Духовного управления Омской области Зулькарнай Шахирзянов заявлял, что выходом из «склоки между муфтиями» было бы «выстраивание единой властной вертикали и окончательное разграничение полномочий между духовными управлениями».

Более того, такой порыв к объединению в прошлом году как никогда близко подошел к грани, которую муфтии так и не решились перейти. Инициатива к объединению была озвучена осенью прошлого года, как ни странно, самым экстравагантным муфтием, главой ЦДУМ Талгатом Таджутдином. Остальные муфтии долго колебались, поддерживать ее или нет. Однако в новый год в итоге они вошли на волне объединительного процесса.

В конце декабря и начале января каждый из трех глав централизованных исламских структур — Равиль Гайнутдин, Талгат Таджутдин и Исмаил Бердиев — четко заявили свою решимость к консолидации. А власть за этот же период, судя по всему, интенсивно проводила переговоры со всеми участниками процесса в стремлении выработать свою позицию по этому вопросу.

В итоге объединение все же не состоялось. Очевидно, что подобному объединению в форме полного слияния существующих духовных структур в единое управление мешают старые противоречия и личные амбиции. Поскольку каждому муфтию подобное объединение видится под его началом. Выстроить исламскую духовную вертикаль, или хотя бы призвать конфликтующих муфтиев к началу объединительного процесса пока что не в силах даже главе российского государства.

В определенной степени это обусловлено тем, о чем пишет в развитие мысли о «структурах раскола» российский политолог Владимир Гельман. С его слов, складывающаяся структура раскола не только определяет упоминавшийся выше ландшафт, но и приводит к тому, что субъектам политики, в том числе правящей группировке, не под силу его изменить, что делает невозможным возврат в прошлое. «Иными словами, складывающаяся система «замораживает» стихийно сложившееся соотношение сил и препятствует перераспределению ресурсов.

Тем не менее специалисты отмечают определенные интеграционные тенденции между российскими Духовными управлениями. Некоторые из них даже склоняются к мысли, что, возможно, подходит к концу глубокий организационный раскол среди мусульманского духовенства.

В любом случае, обратные позывы к преодолению раскола и стремление к консолидации — естественный ответ на вызовы, которые порождает «замораживание» раскола любой социально-политической системы. Иными словами, идея сплочения и единения периодически актуализируется в расколотых частях единого прежде пространства во имя выживания перед лицом нависающих угроз.

Данные объединительные тенденции действительно имеют место, приводя к взаимному тяготению и сближению позиций территориально близких друг другу муфтиятов, как в «татаро-башкирском» ареале, так и в «северокавказском».

Продолжение следует…