Сегодня, когда начавшиеся в субботу в Лондоне беспорядки распространились на другие города Англии, и продолжаются третьи сутки подряд, возникает искушение предложить (напыщенно и зловеще) из комфортного и спокойного Парижа ряд советов на основе уроков, вынесенных из трехнедельного бунта, сотрясавшего французские города в 2005 году. Действительно, кажется, что есть определенное сходство в двух вспышках городской ярости и гнева. Однако есть и существенные отличия, которые не только не позволяют напрямую сравнивать события последних дней в Англии с тем, что случилось во Франции почти шесть лет тому назад, но и говорят о том, что сегодняшние беспорядки намного серьезнее в плане разрушительного воздействия и последствий. Картины горящих автомашин, вандализма и столкновений с полицией в 2005 году оставляют шокирующее впечатление; однако сегодняшние сцены беспорядков в Лондоне внушают еще больший страх и ужас. И вот почему.
Повод для беспорядков в обоих случаях аналогичен. Во-первых, это действия полиции, несущей ответственность за гибель местных молодых людей из районов, где в большом количестве проживают весьма заметные меньшинства. Эти действия вызвали возмущение и ярость, на которые наложилось недовольство от дискриминации и ощущения отчужденности. Как и во Франции в 2005 году, субботние беспорядки в Тоттенхэме постепенно распространились на другие районы Лондона и еще на два британских города, где молодежь восприняла сигналы социального протеста и гнева – или воспользовалась ими в качестве удобного предлога для нагнетания хаоса. Немаловажно и следующее обстоятельство: рост насилия в обоих случаях спровоцировал жалобы и обвинения в том, что чрезмерная драматизация и извращенное освещение событий средствами массовой информации в самом начале беспорядков привели к слепому подражанию и повторению вспышек ярости.
Но на этом схожесть событий заканчивается, и начинаются важные отличия. Первое отличие – в городской географии. Парижский пригород Клиши-су-Буа, где в октябре 2005 года начались беспорядки, как раз и представляет собой такое отличие. Это один из многих городков, где в огромных, но обшарпанных жилых кварталах живут наиболее бесправные представители французского общества. Эти крупные гроздья предместий с многочисленными проектами жилищного строительства почти неизменно располагаются на удалении от большинства французских городов. Благодаря этому во Франции в городских пределах нет больших районов гетто, как в Нью-Йорке, Чикаго или Лос-Анджелесе. Нет там и городских кварталов с крупными общинами цветного и находящегося в неблагополучной экономической ситуации населения, как в Лондоне.
Поэтому в отличие от сегодняшних беспорядков в Лондоне практически все бунты, сотрясавшие Францию в 2005 году, происходили в пригородах с их активным жилищным строительством. Кроме того, ночные столкновения 2005 года во Франции практически нигде не затронули деловые кварталы, магазины и состоятельных белых обитателей центральных городских районов. Те многочисленные разрушения, которые ошеломили французское общество в 2005 году, затронули в основном лишь самых неблагополучных и неимущих жителей, поскольку вакханалия происходила в их собственных районах проживания.
Любой, кто смотрит за картиной разрушений в Лондоне, знает, что бунты в английской столице и в других городах происходят прямо у дверей комфортных и благополучных кварталов среднего и высшего среднего класса. Почему? Бурно разросшийся Лондон гораздо крупнее и населеннее, чем Париж в пределах его городской черты. Между тем, в страдающих сегодня от беспорядков лондонских районах, как и в пришедших в упадок французских пригородах, проживают многочисленные и заметные меньшинства, которые жалуются на дискриминацию, широко распространенную безработицу и напряженные отношения с полицией. Но эти меньшинства являются лишь частью более обширного и смешанного населения городских кварталов. В отличие от событий 2005 года во Франции, от бунтов в отдельных районах Лос-Анджелеса, или от случаев грабежей и поджогов в нью-йоркском Гарлеме, на которые власти отвечали тактикой «сдерживания», в Лондоне такая ситуация невозможна. Смешанный социальный, экономический, демографический и этнический состав столицы создает равные возможности для всех. Уже сейчас начинаешь цепенеть при мысли о том, какие нападки на культурное многообразие начнутся в Британии после того, как спадет волна ночного насилия.
Коль так, то лондонцам всех цветов кожи и разного достатка придется научиться жить вместе так, как не научились жить парижане со своими пригородами за многие десятилетия. Во Франции раскол оказался столь мощным в основном по той причине, что многие ее жилые кварталы строились по принципу гетто. На самом деле, чаще всего жители французских пригородов жалуются на то, что их географическая удаленность от центров главных городов наглядно свидетельствует, как продуктивное и высокодоходное общество Франции отвергает и изолирует их. Проезд из пригородов в городские центры в лучшем случае ограничен, и их жителям приходится прилагать большие усилия для того, чтобы перепрыгнуть «невидимую стену», отделяющую их от территории основного французского общества. Безусловно, этим в основном и объясняется то, что когда в 2005 году начались бунты, поджоги машин и ожесточенные сражения с полицией происходили только в пригородах. Именно там зарождались, копились и усиливались гнев и раздражение, которые привели к взрыву. Если бы бунтовщики попытались перенести беспорядки на районы, которые белая и благоустроенная Франция называет своим домом, то они были бы довольно быстро ослаблены, дезорганизованы и рассеяны, находясь вдалеке от своих родных кварталов.
Напротив, в Лондоне и в других английских городах, где сегодня продолжаются беспорядки, те люди, которые сеют наибольшие разрушения и хаос, живут среди относительно благополучных рабочих семей. И они намного мобильнее. Сейчас становится ясно, что молодежь, спровоцировавшая насилие в знак протеста против гибели одного из своих, получила пополнение в лице гораздо более обширной массы нарушителей порядка и спокойствия. Среди них могут находиться анархисты, ставшие главной причиной массовых волнений во время демонстраций против повышения платы за обучение в вузах; там могут быть и обычные авантюристы и ловцы удачи, считающие, что регулярные вспышки вандализма обеспечивают им хорошее прикрытие для грабежа и мародерства. Таким переплетением самых разных участников и их мотивов, наверное, и объясняется рост численности бунтовщиков и расширение географии беспорядков.
Только время подскажет, будут ли ночные беспорядки в Англии распространяться и дальше, как было во Франции. Но уже сейчас многое говорит о том, что к первым трем ночам лондонских бунтов причастна более разнообразная и многочисленная масса людей в сравнении с теми, кто спровоцировал три недели французского кошмара. То, что участников бунтов с самого начала было гораздо больше, объясняется как большей численностью населения пораженных беспорядками районов, так и более удобным их расположением в Лондоне по сравнению с изолированными французскими пригородами. Кроме того, в лондонских районах гораздо больше магазинов и коммерческих предприятий, которые не защищены от грабежей.
Эти отличия стали одной из причин, по которой живущие в Лондоне французские граждане начали писать в блогах, на форумах и в традиционных средствах массовой информации свои предостережения жителям Франции, чтобы те не думали, будто лондонские беспорядки это просто новая версия событий 2005 года. Не вызывает сомнений и то, почему британские комментаторы, описывая сцены насилия, говорят, что они обладают такой же интенсивностью и разрушительной мощью, как и германский блицкриг в годы Второй мировой войны. Возможно, сравнения с войной и являются небольшим преувеличением, но вполне можно понять ту печаль и тревогу, которая за ними стоит. Если в 2005 году на вопрос «Париж горит?» можно было ответить «Слава Богу, нет», то Лондон в 2011 году судьба не пощадила. В Лондоне сегодня вновь льется кровь – причем порой в исторических городских кварталах. Жители Франции содрогаются, не осмеливаясь даже представив себе такое в центре Парижа.
Содрогание вызывает и мысль о том, как остановить все эти разрушения. В 2005 году французское правительство могло пообещать выделить больше денег, вложить новые инвестиции в бизнес, улучшить систему транспорта, а также заменить самые ветхие кварталы новыми жилыми зданиями. Но в отличие от Франции, сосредоточившееся на мерах жесткой экономии правительство Дэвида Кэмерона не имеет ни возможностей, ни денег для того, чтобы купить у протестующих спокойствие. (На самом деле, их раздражение отчасти могло быть вызвано той болью, которую они ощутили из-за сокращений на социальные программы и льготы в рамках усилий Кэмерона по уменьшению долгового бремени.) Так это или нет, но Кэмерону сейчас грозят новые обвинения в том, что его политика несет с собой многочисленные неудобства и лишения. Его могут также обвинить в том, что из-за такой политики пострадала полиция, а это, в свою очередь, способствовало разрастанию беспорядков. Бунты способны поставить под сомнение многие меры жесткой экономии, на которые Кэмерон сделал ставку в политике своего правительства. Его положению не позавидуешь: место между молотом и наковальней может показаться гораздо более комфортным.
