Впервые в жизни я чувствую, будто в Великобритании мне не место. Британское мусульманское сообщество очень обеспокоено Вашими планами по борьбе с экстремизмом. Почему бы Вам не пообщаться с нами?
Уважаемый господин Кэмерон! На этой неделе Вы произнесли речь о борьбе с экстремизмом и радикальными настроениями. Какое воздействие она оказала на людей вроде меня?
Несмотря на то, что я родилась и выросла в Манчестере и горжусь этим (забудем на минуту о том, что я болею за футбольный клуб «Ливерпуль»), впервые за 37 лет жизни я почувствовала, что мне здесь не место.
Да, я мусульманка. Британская мусульманка. Раньше, когда я слышала слова «мусульманское сообщество», я представляла себе мирных, трудолюбивых людей, которые поселились в Великобритании, чтобы создать лучшее будущее для грядущих поколений. Теперь перед глазами встает совсем иная картина: недопонятое, запуганное сообщество, которое попало под шквал враждебной критики и чувствует необходимость постоянно оправдываться и защищать свои религиозные убеждения.
На Вашу речь отреагировали многие, а в печати появилось несколько хороших аналитических статей. Но я хочу, чтобы вы прислушались к кому-то вроде меня. Я должна быть уверена в том, что Вы понимаете последствия законов, которые принимает Ваше правительство, ведь будущее моих детей в Ваших руках.
Давайте начнем с предложения, касающегося паспортов. На этой неделе Вы объявили, что родители получат право конфисковать у детей паспорта, если у них появятся опасения, что их дети собираются поехать в Сирию или Ирак воевать на стороне ИГИЛ (деятельность организации запрещена на территории России по решению Верховного суда — прим. переводчика).
Никто не хочет такой судьбы для своего ребенка — и это касается не только родителей-мусульман. Я никогда не смогу понять желание примкнуть к ИГИЛ. Поэтому как родитель я рада возможности уберечь своего ребенка от опасности. Но все-таки мне любопытно: если у моего ребенка конфискуют паспорт, отнесут ли его к «экстремистам, не прибегающим к насилию» и, если так, то каковы будут последствия?
Сейчас многие говорят об «идеологии». Хотелось бы кое-что пояснить: я чувствую себя чужой в этой стране вовсе не из-за «идеологии». «Идеология» не ведет к радикальным взглядам. Я чувствую, что мне здесь не место из-за исламофобии, внешней политики и двойных стандартов. Мне страшно, и я подозреваю, что именно они провоцируют радикалов.
Вы сказали, что выступаете не против мусульман и Ислама, а против «насильственного джихада». Так говорили многие до вас, в том числе Тони Блэр. Но мне сложно поверить в искренность Ваших слов, ведь Вы построили такое общество, где простое обсуждение некоторых вопросов Ислама теперь приравнивается к экстремизму.
Общество и пресса очерняют мусульман и Ислам и выставляют нас в дурном свете. Сегодня все чаще встречается враждебное отношение к мусульманам, вызванное исламофобией.
Нет, сама я еще не стала мишенью исламофобских нападок. Однако я не могу всерьез полагать, что со мной этого никогда не случится просто потому, что я не ношу платок на голове и одеваюсь в западном стиле. Я не настолько наивна. Мне страшно просматривать новости в Интернете. Мне не хочется каждый день видеть новые несправедливые и предвзятые заголовки. И неважно, о чем в них говорится, — о манипулировании детьми с целью вступить с ними в половой контакт или о жестоких убийствах — все равно мне потом придется оправдываться и просить прощения.
Я рада, что Вы упомянули исламофобию, но что Вы сделали, чтобы с ней бороться? Я, наверное, прослушала ту часть речи, в которой вы перечисляли предпринятые меры. Перед парламентскими выборами Тереза Мэй предлагала объявить исламофобию уголовно наказуемым преступлением, но будет ли такой закон принят в действительности?
Предвзятое использование журналистами слова «терроризм» породило связь между понятиями «мусульманин» и «террорист», которая прочно вошла в сознание людей и подогревает ненависть к мусульманскому сообществу. Андерса Брейвика называли террористом, но когда выяснилось, что он не мусульманин, его переименовали в «массового убийцу». Автора «манифеста ненависти» Дилана Руфа многие называют просто «стрелком». Будь они мусульманами, вне всякого сомнения, обоих бы прямо назвали «террористами».
Почему я должна прятать от детей газеты и запрещать им смотреть новости? Пресса использует действия отдельных людей (явно не понимающих значения Ислама), чтобы опорочить 1,6 миллиарда мусульман по всему миру и очернить мирную религию. СМИ должны принять на себя часть ответственности за создание негативного отношения к мусульманам в Великобритании и всплеск исламофобии.
Дэвид, Вы должны сделать так, чтобы журналисты писали честные статьи. Искоренить подобную дискриминацию Независимой организации по соблюдению стандартов в прессе (IPSO) (якобы независимому органу, созданному после расследования Левесона) явно это не под силу. Из-за двойных стандартов мусульмане чувствуют себя чужими в Великобритании, а радикальные настроения только растут.
Вы ни словом не обмолвились о внешней политике. Вы действительно считаете, что можно обойти стороной столь очевидную проблему? Я не буду подробно останавливаться на начатой недавно политике поддержки бомбардировок, но как мне объяснить сыновьям, что в прошлом году погибло 519 палестинских детей, а в Ираке было убито около полумиллиона человек под предлогом борьбы с оружием массового поражения, которого на самом деле не существовало, а Великобритания закрыла на эти события глаза? Вы можете объяснить это моим мальчикам?
Я не знаю, какая судьба их ждет. Смогут ли они исповедовать Ислам открыто, или им придется делать это втайне, опасаясь, что в соответствии с новым законодательством, нацеленным на предотвращение экстремизма, учитель донесет на них в полицию? Будут ли в рамках этого законодательства соблюдение религиозных обрядов и открытое исповедование Ислама рассматриваться как радикальные настроения?
В этом месяце британские профессора и ученые, которые разделяют опасения мусульманского сообщества, опубликовали в крупной национальной газете открытое письмо, в котором назвали эти законы большой ошибкой. Любой человек — неважно, учитель он или доктор, — не станет попустительствовать насилию.
Я врач, и если мне покажется, что человек опасен для окружающих, я немедленно позвоню в полицию. Это мой долг, а введение специальных законов я считаю оскорбительным. Я работаю врачом уже 12 лет. Как Вы думаете, я бы позволила, чтобы с кем-то из моих пациентов случилась беда?
Какие карьерные возможности будут у моих детей? Вы резко критиковали тех, кто уверен, что «мусульмане захватывают правительство», в то время как все, чего они хотят, — это принимать участие в жизни страны. Вы же не будете отрицать, что это желание вписывается в концепцию «британских ценностей»? Но как Вы собираетесь добиться этого, не нарушив справедливости?
Вы не упомянули, как вы собираетесь бороться с дискриминацией в отношении мусульман на рабочем месте. Где политика, направленная на то, чтобы мусульмане не чувствовали себя чужими в нашей стране?
Вы хотите, чтобы голоса умеренных британских мусульман были «услышаны». Я всецело это поддерживаю. Поэтому задаю вам вопрос: когда Вы замените фонд «Куиллиам» людьми, которые пользуются доверием и уважением со стороны британских мусульман и способны защищать их интересы? Есть немало практикующих мусульман, которые придерживаются «умеренных взглядов», а также организаций, которые хотели бы вместе с вами бороться с угрозой экстремизма. Они и есть «голос» 2,7 миллиона мусульман, живущих в Великобритании.
Мыслей и поводов для беспокойства очень много. Вот какова жизнь мусульман в современной Британии. Если Вы действительно хотите бороться с «экстремизмом», говорите с людьми, чье мнение играет роль, и обращайтесь к проблемам, которые действительно важно решить.
Я жду Вашего ответа.
Сиема Икбал, «The Guardian» (24.07.2015)