Возникновение братств и подоплека проуниатских настроений в Юго-Западной Руси
В связи с предоставлением польским королем Стефаном Баторием в распоряжение основанных им на территории юго-западной Руси иезуитских коллегий всех местных православных монастырей и церквей (с их имениями), в 80-х гг. XVI в. в регионе стали образовываться православные братства, характеризуемые русским богословом, историком, известным деятелем экуменического движения Георгием Флоровским, "как церковные и «религиозно-оборонительные» учреждения"(1).
Безусловно, возникали они не сами по себе. Так, патриарх Александрийский "Іоакимъ благословилъ основаніе Львовскаго братства", оказавшегося "разсадникомъ многихъ другихъ братствъ" региона, заботившихся "объ истинномъ благе православной русской церкви". Структуры контролировали точное соблюдение "православныхъ церковныхъ обрядовъ", "возставалм противъ всякихъ попытокъ ввести унію, защищали православныхъ на сеймахъ противъ всякихъ притисненій, основывали школы, заводили типограФіи и заботились такимъ образомъ о распространеніи въ народе истинныхъ религіозныхъ православныхъ убежденій"(2).
Возвращаясь в 1589 г. из Москвы в Константинополь через территорию Литвы, вселенский патриарх Иеремия II "на основании грамоты" воссевшего на польский трон после смерти Батория Сигизмунда III, "выхлопотанной" князем Константином Острожским, "подтвердил братства церковные в Вильне, Львове и др. местах". Проуниатские епископы не восприняли решение патриарха, а католики усилили нападки на православные церкви, актуализируя идею "о подчинении римскому престолу"(3).
Насколько усматривается, последний акцент явно инспирировался папским Римом, что не должно вызывать удивления в свете наделения Константинополем Москвы православной патриаршей кафедрой.
Другое дело, между самими братствами в Речи Посполитой шли трения. Тот же Иеремия II предоставил особые полномочия Львовскому братству, заключающиеся в его освобождении от власти львовского епископа Гедеона (Гринория) Балабана и получении права назначать (освобождать) от должности священников Успенской церкви во Львове, патронируемой братством. Поскольку отношения между Гедеоном и львовским братством были натянутыми еще до патриаршей грамоты, епископ был оскорблен постановлением Иеремии II, т. к. устав возникшего в 1586 г. Успенского братства устанавливал за ним превосходство над другими идентичными структурами и контроль за духовенством, включая епископов. Это привело к конфликту с Гедеоном, причем не только в свете иерархического фактора, но и имущественного (оспаривание братством права собственности на Уневский и Онуфриев монастыри).
С учетом факта поддержки братства со стороны Киевского митрополита Михаила Рагозы, не исключено предположение об инициировании конфликтной ситуации не "с места". Дело в том, что грамоту на киевскую митрополию М. Рогоза получил от Сигизмунда III, а "рукоположилъ нового митрополита въ южную Русь", по "просьбе братства", все тот же Иеремия II, правда, оговорившись, что не знает кандидата, а доверяет лишь рекомендовавшим его. Предварительно же он "обличивши" занимавшего Киевскую митрополию "ОнисиФора двоеженца"(2) (это шло в русле запрещения Вселенским патриархом отправления богослужения священникам-двоеженцам).
Вместе с тем, озвучивается мнение о связке: М.Рогоза - иезуиты.
Как бы то ни было, Львовскому братству (как и Виленскому) удалось получить право ставропигии (неподчиненность местным православным епископам). М.Рагоза, а вслед за ним и церковный собор 1590 г., признали суверенитет братства от львовского епископа при прямом подчинении Киевскому митрополиту.
На пути к унии
Вместе с тем, Иеремия II создал в Киевской митрополии должность патриаршего экзарха (в православии и католицизме - титул главы отдельного церковного округа), с подчинением назначенного на пост епископа Луцкого и Острожского Кирилла Терлецкого непосредственно Константинопольскому патриарху.
Что касается Гедеона, после лишения его М. Рагозой (с ведома патриарха) сана, он в 1590 г. инициировал встречу епископов холмского и белзского Дионисия Зборуйского, К. Терлецкого, пинского и туровского Леонтия Пельчинского, где впервые был озвучен вопрос унии.
Вскоре подпись Гедеона появилась на грамотах Сигизмунду III и Римскому папе Клименту VIII, фиксировавших просьбу о введении унии на находившихся в составе Речи Посполитой территориях с православным населением. Текст направляемых в Рим в 1592 г. грамот звучал приблизительно следующим образом: "Мы, господарь...хотячи под зверхность и благословенство одного пастыря светейшаго отца нашего папежа римскаго быти, ему старшенство и зверхность признати, заховавши в себе вцале вси справы и церемонии в целости во церквах божиих"(4).
Мало этого, съезд духовенства львовской епархии в 1595 г. признал власть Рима. Как следствие, было отменено раннее решение в пользу львовского братства, а Гедеон Балабан получил добро на восстановление его епископских прав. Тогда же К.Терлецкий, вместе с епископом владимирским и берестейским Ипатием Потеем, присягнул на иерархическое подчинение Папе. Правда, собор епископов того года выработал артикул, оговоривший условия (33 пункта), позволяющие епископату Киевской митрополии признать церковную юрисдикции папства. Текст был направлен в Рим и Сигизмунду III, к тому времени ставшим обладателем и шведской короны.
Первым параграфом озвучивалась просьба о несклонении "к иному вероисповеданию". Далее актуализировалась неизменность молитвы "согласно с древним обычаем Восточной Церкви"; цельное сохранение "тайны Святого Крещения и ее формы"; непредоставление "митрополичьих, епископских и других духовных санов нашего обряда" никому, за исключением "людей нашего народа или греческого и нашей религии"; непревращение монастырей и церквей "наших в костелы; разрешение "основывать школы, семинарии греческого и славянского языка"; позволение "нашим митрополиту и епископам места в сенате его Королевской милости", в целях обеспечения "большей власти" и "чтобы наши овцы нас больше уважали и почитали". Планы в направлении сената собравшиеся обосновали тем, что "сенаторская присяга" позволит избежать "такого разрыва, как после смерти" Киевского митрополита Исидора, подписавшего Флорентийскую унию 1439 г., когда не имеющие обязательств присяги владыки "легко отступили" от решений Флорентийского собора. В случае принятия данного предложения "будет трудно и подумать о разъединении".
Безусловно, внешне озвученное однозначно свидетельствовало о полном разделении епископатом Киевской митрополии идей униатства. Но, согласимся, что его появление могло быть вызвано и намерением доступа к политической власти.
Последней ремаркой артикула "подписанты" раскрывали свое стремление к единству "ради согласия в христианской Речи Посполитой", в целях недопущения "дальнейшего разлада и несогласия"(5).
Тем самым, документ подчеркнул политико-религиозную целесообразность (если не вынужденность) появления артикула (для истории или нет - другой вопрос). Согласно Г.Флоровскому, "есть известная психологическая правда в утверждениях первых униатов, что они не меняли веры. По их мнению, речь шла о смене "только юрисдикции", т.к. "веру латинскую и греческую они считали собственно эквивалентными". Тогда многие видели возможность "оставаться православным и под Римским послушанием", тем более что в соглашении была оговорена неслиянность Унии с латинской Церковью(1).
Ряд исследователей убеждены, что при помощи унии православное духовенство намеревалось заполучить идентичные права с польскими священнослужителями; знать надеялась подступиться к административной иерархии; служащие - оказаться в магистратах и т. д.
Как бы то ни было, артикул собственноручно подписали митрополит киевский галицкий, епископы владимирский и брестский, луцкий и острожский, пинский и туровский. Также наличествовало 8 печатей, включая епископов львовского и холмского; на обороте имелась подпись архимандрита кобринский церкви святого Спаса(5).
Документ полностью подчинил региональную православную ветвь христианства католическому Риму.
Брестская уния и возникновение греко-католической церкви
Акт унии был осуществлен в конце 1595 г. в Ватикане (с представлением соответствующих текстов на украинском и латинском языках), чему Папа посвятил специальную буллу. Вслед за чем, в 1596 г., никто иной, как Михаил Рогоза, "приихавши с Киева до Брестя Литовского", "учинил собор на духовенство"(6). В этой связи, польский писатель-историк, теолог-библеист ХХ в. Тадеуш Жихевич характеризовал М.Рагозу личностью боязливой и нестойкой, который "одной рукой подписывал, другой - в случае надобноси - мог замазать", хотя он "не был ни плохим, ни продажным"(7).
Собравшиеся на форуме "принялы унею и послушенство Михаил Рогоза отдал папежови, пославши до Риму епископов Ипатия Поцея и Кирилла Терлецкого". Признав Папу римского своим главой, участники согласились с католической догматикой, правда, с сохранением богослужения византийского обряда на церковнославянском языке.
Однако, далеко не все шло гладко: "Унеи духовенство иншое руское и монастыри все и шляхта не приняли"(6). По всей видимости, взятие Рагозой на себя лидерства в вопросе унии, привело к "кульбиту" Балабана. Не согласившись (вкупе с епископом перемышльским) с проуниатским решением, он объявил об открытии заседания православного Собора, проконстатировавшего отсутствие у какой-либо структуры полномочий решать аспект унии без добра Собора восточных Патриархов. Также не поддержали унию патриарший экзарх Никифор, князь Константин Острожский и ряд епископов.
Собравшиеся на православный форум, провозгласив "обет веры, совести и чести за себя и наших потомков", призвали твердо стоять "в нашей святой вере", сопротивляясь всем "насилиям и новизнам", могущих помешать "свободе нашего богослужения". "Сенаторы, сановники, чиновники и рыцарство", находившиеся на православном соборе вместе с духовными лицами "греческой веры", выразив протест против униатов, высказались за неподчинение им(8).
Участники обоих соборов проанафемствовали друг друга. Естественно, Сигизмунд III повелел всем православным Речи Посполитой подчиниться униатской линии. В ответ на что Патриарх Александрийский (местоблюститель Константинопольского престола на время его вакансии) Мелетий I Пига предал "отвержению конечному" Рагозу "и нЂкоторых еще c ним епископов его яко отступников и разорителей церкви соборное". До избрания нового митрополита, своими экзархами (власная рука) патриарх назначил следующихъ лиц: "Гедион, епископ лвовский", "Кирил, митрополит сербский", "Епископ премыский", "Никифор Typ, архимандрит киевский монастыря Печерского"(4).
Тамим образом, с заключением унии Речь Посполитая оказалась перед фактом наличия двух Церквей "восточного направления": греко-католической (униатской) и "чисто" православной. Без сомнений, разделение православной ветви на "своих" и греко-католиков решало важный политический заказ - ослабление притязаний Московского патриархата на земли Юго-Западной Руси. Но и данная тонкость не поспособствовала паритету греко-католической церкви с Латинской (Римской), которую Сигизмунд III всегда видел первенствовавшей. Элементарно, епископы первой не допускались в сенат, т. е. православию фактически было определено место лишь для "бытового" исповедания.
Данное развитие событий, еще более отделяя территорию Юго-Западной Руси от влияния Московского патриархата, ослабляло духовные связи православного населения Речи Посполитой с Москвой. Это привело к тому, что, по утверждению знаменитого русского и украинского историка Николая Костомарова, постепенно русский высший класс отступал "от своей религии, а вместе с тем и от своей народности". В связи с чем "русские паны стали для русского народа вполне чужими и власть их получила вид как бы иноземного и иноверного порабощения". Там же "где народ был бодрее и менее подвергался рабскому страху, уния трудно пускала свои корни". Посему православная религия "сделалась для русского народа знаменем свободы и противодействия панскому гнету". При этом Н.Костомаров также констатирует сдачу панами управления имениями "в аренды иудеям с полным правом панского господства над хлопами". По его словам, "ничто так не тяготило и не оскорбляло русского народа, как власть иудеев"(9).
За прошедший после унии период греко-католическая (униатская) церковь укоренилась в западных областях сегодняшней Украины. По словам известного американского историка Ричарда Пайпса, отказ значительного "православного населения" от присоединения к унии привел к "религиозному разделу", породившему "большую вражду между поляками и русскими", не позволив "литовско-польскому государству стать потенциальным средоточием национальных русских чаяний"(10).
В то же время, согласно Г. Флоровскому, уния означала "самовключение в западную традицию", подводя к "религиозно-культурному западничеству". Сопротивление этому могло осуществиться лишь посредством верности "византийским и патриотическим преданиям". В данном направлении неоценимую роль сыграли братства, уставы которых утверждались Константинопольским патриархом. Постепенно организовывались школы, открывались типографии, издавались книги. Правда, "западно-русский литературный язык перегружен греческими словами. Весь дух преподавания был греческим"(1).
На царском престоле - Романовы
На фоне данной ощутимейшей атаки на православие, ослабленная наступившим с 1598 г. на 15-летний срок периодом Смутного времени Москва столкнулась с польско-шведской интервенцией. В 1604 г. польские войска вступили в пределы Московского государства (русско-польская война 1605-1618 гг.), где начался этап молниеносной смены внутриполитических декораций, приведший к принятию в 1610 г. старшим сыном Сигизмунда III - королем Польши и великим князем Литовским Владиславом - в качестве московского царя обязательства перехода в православие.
Но признавшее его царем Московское переходное правительство (Семибоярщина) оказалось низложенным, и Владислав не воссел на русский трон.
А в 1613 г. Земский собор (собрание представителей различных земель и сословий царства северо-западной Руси) принял решение об избрании нового царя в лице сына боярина Федора Романова (митрополит Ростовский) - Михаила. В грамоте он был представлен, как "великий государь Богом избранный" царь, "всеа Русии самодержец". Зафиксировав, что от Бога "приимша земля наша Руская своими государи обладаема быти", документ в очередной раз провел нить к московским царям ("корень изыде") от "превысочайшего цесарского престола" и "корени Августа кесаря, обладающаго всею вселенною"(11). Т. е. было легализовано "царско-божественное" происхождение власти московских царей.
Венчание Михаила Федоровича на царство произошло в том же году. Восхождение на царский трон династии Романовых ознаменовало новый этап в истории Руси.
1.Прот. Георгий Флоровский. Пути русского богословия
http://www.vehi.net/florovsky/puti/02.html
2.Архив Юго-западной России, издаваемый временной комиссией для разбора древних актов. Том V
http://www.pseudology.org/History/ArchiveYZRussii/1_05a.pdf
3.Летопись Церковных событий и гражданских, поясняющих Церковныя.
От Рождества Христова до 1879 года Архимандрита Арсения
http://www.omolenko.com/istoria/history.htm?p=16
4.Баркулабовская (Варколабовская) летопись
http://izbornyk.org.ua/psrl3235/lytov11.htm
5.Исторический текст 1595 г. с комментариями
http://www.krotov.info/acts/16/3/15950601.html
6.Черниговская летопись
http://litopys.org.ua/chernlet/chern01.htm
7.Жихевич Тадеуш. Иосафат Кунцевич — мученик за единство Церкви
griekukatoli.narod.ru/index156.htm
8.Русская Православная Церковь, 988-1988. Очерки истории I-XIX вв.
http://www.sedmitza.ru/lib/text/436369/
9.Н.И. Костомаров. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей
http://www.spsl.nsc.ru/history/kostom/kostom36.htm
10.Ричард Пайпс. Россия при старом режиме
http://www.lib.ru/HISTORY/PAJPS/oldrussia.txt
11.Утвержденная Грамота об избрании на Московское Государство Михаила Федоровича Романова
http://pokrov.ucoz.ru/gramota_1613.pdf
