Часть I
Почему реформы?
На исторической арене фигура Никона возникла в 1646 г., когда он стал архимандритом Новоспасского монастыря. Никон вошел в созданную при дворе царя группу духовных и светских лиц, названную русским писателем XIX-XX вв. Николаем Каптеревым (занимал кафедру всеобщей истории Московской духовной академии) кружком «ревнителей благочестия» (нередко именуются боголюбцами). В ней состояли духовник царя Алексея Михайловича (Тишайшего), протопоп Благовещенского собора Стефан Вонифатьев, царский окольничий Федор Ртищев, протопоп Казанского собора Иоанн Неронов, протопоп храма в Юрьевце-Поволжском Аввакум и др.
Выдающийся русский славист и историк ХХ в., трудившийся в США и Германии, Сергей Зеньковский писал об ожидании членами кружка периода, при котором "вся Россия, весь русский народ будет благоговейно предстоять перед великой тайной преосуществления святых даров". Когда же страна "со всей силой веры сознательно причастится телу Христову", начнется осуществление "вечного Царства Божия на православной земле, в Третьем и Последнем Риме"(1).
В данном контексте Н. Каптерев обращает внимание на то, что "в церковных грекофильских стремлениях" царя не последнюю роль играли политические мотивы, т.к самодержец "считал себя преемником древних благочестивых греческих императоров не только в делах веры и благочестия, но и законным наследником царства". Алексей Тишайший был убежден, что ему (или его преемникам) "действительно суждено в будущем владеть самым Константинополем и всеми православными народами томящимися под турецким игом". В свете чего "церковное единение он считал первой и необходимой ступенью будущего политического единения"(2).
В свою очередь, церковный историк и публицист, регент Спасского собора Андроникова монастыря в Москве Борис Кутузов, фиксируя рассмотрение государем рефоpмы для достижения цеpковного единообpазия по гpеческому обpазцу "пеpвой ступенью в осуществлении его глобальных политических замыслов - создание Великой Гpеко- Российской Восточной импеpии", оценивает его идеи, как политическую наивность, что являлось "бедой не только России, но и вселенского пpавославия"(3). Тем самым, как отмечается в аннотации к труду Б.Кутузова "Тайная миссия патриарха Никона", концепция "Москва - Третий Рим" была истолкована не в эсхатологическом, а в чисто политическом ее значении.
В любом случае, идея создания "Великой империи", возглавляемой московским самодержцем, явилась причиной спешной унификации русской и греческой церковной практики, впоследствие названной никоновской реформой, в основе которой фигурировало изменение существовавшей тогда в Московском государстве обрядовой традиции.
По всей видимости, идеологическо-практическим лидером реализации идеи Алексей Михайлович изначально видел Никона, избранного Собором архиереев и духовенства 1652 г. Патриархом Московским и всея Руси.
Естественно, Москва была заинтересована в получении добра Константинополя, ну и Вселенский Патриарх Афанасий III Пателларий в челобитной самодержцу проконстатировал, что "ныне на земле Царь учинился всем православным христианам". Исключительно "тебя, Великого Государя, мы имеем столп и утверждение веры, и помощника в бедах, и прибежище нам, и освобождение", а Никону - "освещать соборную апостольскую церковь Софии", что в Константинополе(4). Посему перспективными виделись военные действия Москвы с османами (в союзе с Запорожским войском плюс Молдова), успех которых высвечивал для царя престол византийских императоров.
Первым же шагом к осуществлению комбинации "правопрееничества" становились реформы на конфессиональном поле, в частности, достижение идентичности обрядовой стороны между церквами Москвы и Константинополя. Непосредственно Афанасий III также призвал к видоизменению богослужения в Северо-Западной Руси.
Оттенки реформы
Отсюда и целесообразно отталкиваться в аспекте актуализации Никоном замен части земных поклонов на молитве прп. Ефрема Сирина на поясные; употребление троеперстного крестного знамения вместо принятого на Руси двуперстного; произнесение славословия Богу “алилуйя” не дважды и ряд др. С учетом узаконивания Стоглавым собором 1551 г. двоеперстного сложения и сугубой аллилуи в Московской Церкви (с возобладанием ученого типа церковнославянского языка), ряд исследователей периода никоновских реформ утверждают об их обрядовой составляющей, без затрагивания существа православия в целом.
Как бы то ни было, реформа началась с изменения способа сложения перстов при совершении крестного знамения. Весьма симптоматично, что некоторые исследователи видят первенство в идее троеперстия в предыистории. Так, известный русский филолог ХХ века Борис Успенский ссылается на записки жителя города Констанца Ульриха фон Рихенталя о Констанцском соборе 1414-1418 гг., на котором, как отмечалось выше, участие принял митрополит Литовской (Юго-Западной) Руси Григорий Цамблак.
Так вот, У. Ф. Рихенталь свидетельствует, что при служении литургии он и окружающие его священнослужители делали "перед собой три креста".
Вместе с тем, по словам Б. Успенского, никоновские реформы, субъективно ориентированные на греческую церковь, объективно испытывали влияние церковной традиции Юго-Западной Руси(5).
Отметим, что мнение о направлении проконстантинопольским вектором Московской церкви к воспринятию значительно более соответствующей греческим текстам и традициям XVII в. южнорусской нормы, а не московской, не едично.
Собор 1654 г. положил начало делу согласования московских книг с греческими (книжная справа, т.е. исправление книг). Решения были утверждены на Константинопольском Соборе под председательством Патриарха Паисия I, активнейшее участие в котором принимал постриженник Киево-Печерского монастыря, иеромонах Епифаний Славинецкий - один из лидеров «греческого» направления в просвещении и богословии. Наверняка, его кандидатура была согласована с Алексеем Михайловичем, еще в 1649 г. вызвавшего Епифания (в числе прочих киевских «справщиков») для подготовки нового издания Библии.
Но среди справщиков были и лица, считавшиеся пропапскими. Таковым, в частности, виделся заведовавший патриаршей библиотекой и переводчик богослужебных книг Арсений Грек, в свое время "побывавший" католиком. Правда, с его слов, этот шаг вызывался желанием быть принятым в римское училище.
Никоновская реформа начала набирать обороты: в 1655 г. был исправлен текст Символа веры и введен для всеобщего употребления в Русской Церкви одобренный новоисправленный Служебник. Основой которого, послужило венецианское издание греческого служебника 1602 г. Т.е. вариант, увидевший свет после утери Византией "православной независимости" от католического Рима (вспомним "Флорентийскую унию"). Как писал входивший в группу "ревнителей" дьякон Феодор Иванов, "те книги, их же накупи Никон во Греках, проходят сквозе еретическия руки латинския, и прошедшия давно печатают их латинники в трех градех у себя: в Риме, в Париже и в Винецыи"(6).
Данный факт однозначно свидетельствует, что в стане коллег по "ревнительскому" кружку произошло размежевание. Насколько усматривается из источников, дело тут было в их неодинаковом подходе к путям реализации "греческого" проекта. Если И.Неронов, Аввакум и иже с ними ратовали за "старогреческий" фон движения, Никон (вместе с Ф.Ртищевым и др.) приняли за основу "новогреческий" оттенок. Важнейший нюанс тут в том, что имевшее к тому времени на Руси богослужение реально осуществлялось по доуниатской практике, т.е. более древней, по сравнению с новогреческой, традицией - как бы по "чисто" православному литургическому канону. Никоновский же маховик реформ был запущен (при однозначной поддержке самодержца) для протаривания "новой" дороги.
Раскол
Очередным реформистским шагом стало провозглашение в Успенском соборе патриархами Антиохийским (Макарий), Сербским (Гавриил) и митрополитом Никейским Григорием анафемы всех, кто, в частности, впредь будет креститься двумя перстами. Спустя год была обнародована книга "Скрижаль" с толкованиями Паисием чина литургии греческого иеромонаха Иоанна Нафанаила и др.
Наступил период, которого при таком развитии обстановки избежать было просто-напросто невозможно. Московская Церковь начала расслаиваться (раскалываться) на сторонников Никона («никониане») и его противников («раскольники» или «старообрядцы»). Причиной раскола единой "до того времени" православной "русской семьи" в своей лекции 1908 г. старообрядец В.Е.Макаров назвал "деспотичность" реформ. Из-за чего "народ возстал против новопечатных книг, новых обрядов", а также "латынских нравов духовных владык", отождествляющих "церковь с самими собою". Никон же, поддавшись влиянию "облатинившихся малорусских монахов и греков, воспитанников иезуитов", фактически вбросил "на чистое поле русскаго векового благочестия" знамя раздора"(7).
В 1910 г. архиепископ Волынский Антоний (Храповицкий) характеризовал складывавшуюся в рассматриваемый период ситуацию таким образом, что при Никоне "Москва стала православным Пантеоном. В ней постоянно во множестве пребывали греческие, арабские, сербские, болгарские и др. святители, архимандриты, священники, чернецы и миряне и в Московских храмах славилось имя Божие на всех языках". Здесь имело место не "предпочтение одной нации пред другой", а "вселенскость пред национализмом"(8).
В свою очередь, декан гуманитарно-экономического факультета Рубцовского индустриального института, профессор Светлана Севастьянова считает, что Никон, "как автор", органично вписался "в литературный контекст". С одной стороны от него - протопоп Аввакум и ревнители благочестия, "продолжившие демократическое направление и описавшие современные события через душевные переживания, чувства и эмоции". С другой, - "аристократы, представители барочной культуры, развиваемой Симеоном Полоцким (выпускник Киево-Могилянской коллегии; наставник царских детей - прим. авт.) и «западниками». Заняв "срединное положением между этими гетерогенными зонами эпохи", патриарх "по-своему рисовал портрет эпохи", фиксируя церковно-обрядовые события, "выбор и характер отражения которых" были обусловлены его положением "в церковной иерархии, а также его личными взаимоотношениями с царем"(9).
(в скобках заметим, что в 1670-х белорус Симеон Полоцкий стал одним из лидеров «латинского» направления в просвещении и богословии в Москве).
Таким образом, в основе раскола явно оказалась "идеологическая" карта. Одним из лидеров антиниконовского движения, наряду с теми самыми "ревнителями благочестия", стал протопоп юрьевский Аввакум Петров, утверждавший о преимуществе старых русских книг в отражении православной веры. Патриарх "отступник веру законы казил и церковныя, - писал он, - до самодержство Никона в князей у благочестивых России царей и все было православие чисто непорочно и церковь немятежна". Но параллельно у Аввакума проскальзывают нотки обиды на Никона, который, с момента приступления к патриаршим обязанностям, "друзей не стал и в крестовую пускать"(10).
К слову, убитый в 2009 г. священник Русской православной церкви, настоятель московского храма святого апостола Фомы на Кантемировской Даниил Сысоев считал, что "раскол во многом объясняется личной обидой" Аввакума за его "отстранение от дела исправления книг"(11).
В любом случае, даже если отбросить личностный характер взаимоотношений, вызванный, возможно, неисполнением одной из сторон предварительных обещаний (Иван Неронов также был отстранен от справы), внешне высвечивается идейный ракурс расхождений. Однако, как представляется, подоплекой событий являлись все же значительно более глубинные причины.
Царь и патриарх - единое целое?
Согласимся, не будь на то воли царя, вряд ли какое-либо из реформенных изменений Никона увидело бы свет, тем более периодическое совершение им литургии по-гречески или, скажем, нахождение в ходу греческого покроя монашеского одеяния. Насколько усматривается, царь предоставил добро на реформы и воспринимал их в качестве шагов к более звучной "симфонии" светской и духовной власти в Московском государстве (вспомним челобитную Афанасия III Пателлария Алексею Михайловичу). Митрополит Московский и Коломенский (1879 - 1882 гг.), историк церкви, богослов Макарий (Булгаков) приводит выдержки из предисловия к Служебнику, фиксирующим предоставление Богом Руси "два великие дара": царя Алексея и святейшего Никона, характеризуемых, как "богоизбранная и богомудрая двоица". Мало этого, обе личности называются "великим государем", а в заключени предисловия говорится: "Да возрадуются вси живущии под державою их" под "единым их государским повелением"(12).
Получалось, что Русь возглавлялась двумя государями, идентичными по сути. Именно здесь просматривается тончайший геополитический пунктир. Дело в том, что в 1648 г. император Священной Римской Империи германской нации Фердинанд III подписал ряд мирных соглашений с Францией и Швецией, ознаменовавших окончание Тридцатилетней войны. Как известно, начавшаяся внутри Империи в качестве религиозной (с оттенком гражданской) данная война переросла в общеевропейскую. По результатам же Вестфальского мира 1648 г. сложилась т.н. Вестфальская система - новый порядок в Европе, основанный на концепции признания государственного суверенитета (был принят основными европейскими державами). Параллельно приращению Швецией и Францией собственных территорий (за счет германских княжеств), Объединенные провинции Нидерландов получили правовое закрепление своего самостоятельного статуса, а Швейцарский союз – международное (т.е. европейское) признание. Тем самым, фактически были сформированы национальные государства с провозглашением равенства прав католиков и протестантов (при узаконивании осуществленной до 1624 г. конфискации церковных земель).
Данный ход событий подразумевал сокрушение двух ведущих до этого момента основных сил того периода - папства и Империи - т.к. с получением главами независимых государств Европы, имевших титул королей, уравнения в правах с императором, имперские и религиозные силы утеряли господство в европейским масштабе. В свете же практически происшедшей отмены принципа «чья власть - того и вера», значительно преуменьшился конфессиональный акцент в мировой политике. Благо новый европейский (мировой) порядок развязывание войн фактически отнес к законному праву суверенного государства. Добро же в международном масштабе на закрепление права сильного уже не предусматривало вхождения в круг геополитических лидеров Церкви, оставшуюся на вторых ролях и подпускаемую к этой роли светскими авторитетами лишь в случае игре религиозного фактора на стороне своего правителя.
Вот на этом фоне внутрироссийский унисон обеих ветвей власти как бы видоизменял складывавшуюся общемировую расстановку, т.к. вновь особыми красками обозначал конфессиональную канву, что было в интересах планетарной Церкви.
Вместе с тем, насколько усматривается, московский светско-религиозный тандем рассматривался царем начальным шагом ко вселенскому православному лидерству правителей Руси. Элементарно, в свете нового формата взаимоотношений Москвы с Левобережной Украиной, возникшего в 1654 г., царь принял титул «всея Великия и Малыя и Белыя России Самодержец», а Никон - Патриарха всея Великия и Малыя и Белыя России. Посему "симфоническое" равенство показательно осуществлялось во многих сферах. Архидиакон Павел Алеппский (писатель), сопровождавший своего отца, антиохийского патриарха Макария, в период его визита в Москву в 1655-1656 гг., описывает эпизод во время царского угощения: "Певчие пропели многолетие царице и ее сыну Алексею", а затем - Никону, и царь выпил "его здравицу". После чего "пропели многолетие патриарху антиохийскому"(13).
Это "единение" распространялось не только на внутреннее поле. В 1655 г., по совершении Божественной литургии, Никон и Макарий благословили Царя на новый военный поход на Литву, вручив ему походный предносной Крест. Уже в сентябре Никон прислал Алексею Михайловичу благословение именоваться Великим Князем Литовским, а вскоре царь повелел "в своем государском именованьи и титле писати себя великим государем, наше царское величество, великим князем Литовским и Белыя России и Волынским и Подольским"(14). Через некоторое Никон стал именоваться Патриархом всея Великия, и Малыя, и Белыя России. А тут еще эйфория от победы над литовцами дополнилась начавшейся в 1656 г. войной со шведами, ранее завладевшими Познанью, Варшавой и Краковом. Царские войска захватили шведскую крепость Динабург (ныне Даугавпилс), началась осада Риги.
Таким образом, внешне все выглядело проявлением унисона в помыслах и действиях московской светской и духовной ответвлений власти, направленных на реализацию "предусмотренной" новой роли России в общемировом масштабе. Однако, постепенно в тандеме стала расширяться трещина.
Приглушение звуков "симфонии"?
Весьма показательно, что, например, патриарх Филарет, даже будучи отцом Михаила Романова - самодержца, ни в кой мере не ставил задачу "перепрыгнуть" его. Наоборот, он создавал всяческие условия для беспроблемного правления сына, что не позволяло "симфонии" звучать фальшиво. Никон же, примеряя на себя "перспективные" одежды дислоцировавшегося в Константинополе Вселенского патриарха, вполне возможно, начал видеть себя в роли "духовного отца" всего православного мира (аналогично позиции Римского папы). Пусть только духовного, но за явным преимуществом над светским началом. Хотя, с учетом проуниатских нововведений Никона, не исключено его восприятие константинопольского престола не в "чисто" православном обрамлении, а через призму унии. Как впоследствие писал сподвижник Аввакума дьякон Феодор Иванов, Никон "до конца отверже белый святый клабук и черной наде на себе, омерзе бо ему та благодать, яко древним отступником и еретиком римским"(6).
В любом случае, в середине 1650-х гг. его уже официально именовали Великим Государем, хотя таковым всегда являлся исключительно самодержец. С другой стороны, - пользуясь безграничным карт-бланшем царя Алексея, он пытался законодательно приподнять статус церкви по отношению к светской власти, в частности, проявляя активность по ликвидации Монастырского приказа. Под последним понимался орган (ведомство) государственного (светского) суда над Церковью, фактически высшая судебная инстанция Русской Церкви, ступившая на смену упраздненных "Уложением" епископских судов. Т. е. боярский суд мог затронуть все духовенство, включая и высшие церковные лица (с 1655 г. в судейской коллегии структуры отсутствовали представители духовенства). Так что в контексте ликвидации Монастырского приказа речь, как минимум, велась о суверенности Церкви. Вероятно, это не особенно бы беспокоило царя (в последующем все эти моменты были решены в пользу духовного поля), но намерения Никона могли уже восприниматься шагами по "пересмотру" властной иерархии в государстве.
Здесь можно отметить, что еще в 1653 г. Никон включил в число дополнительных статей к официальному своду русского канонического права, называемого "Кормчей книгой", т.н. "Константинов дар" ("Дарственная грамота императора Константина папе Сильвестру"), свидетельствовавшую о передаче Константином I верховной власти над Западной Римской империей главе римской церкви. Однако, ко времени помещения документа в "Кормчую книгу" уже была доказана его подложность. Еще в XV в. итальянский гуманист Лоренцо делла Валла убедительно доказал факт фальсификации, а написанное им сочинение «О даре Константина» было опубликовано в первой четверти XVI в. Ульрихом фон Гуттеном. Следовательно, целью дополнения "Кормчей" являлось "историческое" обоснование преимущества духовного ответвления власти над светской, т.к. в приложении подчеркивалось не просто старшинство главы Католической церкви над всем христианским миром, но и превосходство духовного отсека над светскими христианскими правителями. Тем самым, в православие как бы вносилась католическая идея: «Священство выше царства». Хотя, по мнению того же Антония Храповицкого, Никон, "весьма часто" заявляя "о превосходстве священнической (а не патриаршей или епископской) власти над царской", понимал таковое "в нравственном смысле"(8).
Так мог ли царь согласиться с чьим-либо превосходством над ним (самодержавной властью), пусть даже в "духовной" оболочке? Вопрос риторический. Аналогично и чиновничий аппарат не был заинтересован сносить эту внезапно проявившуюся "иерархическую несправедливость" (вспомним уверенно ступавшую в планетарном масштабе Вестфальскую систему). Естественно, начались внутривластные игры, в которых, наверняка, оказались задействованы и экс-сподвижники Никона. Да, идейные расхождения между ними имели место быть, тем более что "атаковывались" устоявшиеся традиции и внешне возрастала роль иностранцев (проникновение иноземной культуры и влияния). Но недовольство вполне могло грамотно обыгрываться, если не инициироваться, "сверху". К тому же, наверняка, определенные шаги патриарха доводились до царя в ключе, выгодном его сановникам ("всяким ложным глаголником веру имет", - писал Никон).
Список использованных источников и литературы
1. С.А.Зеньковский. Русское старообрядчество
http://apocalypse.orthodoxy.ru/zenkovskij/10.htm
2. Николай Каптерев. Патриарх Никон и Царь Алексей Михайлович
http://www.krotov.info/history/17/1650/kapterev_01.htm#1
3. Церковная реформа XVII века: трагическая ошибка или диверсия?
refu.ru/refs/70/26437/1.htm
4. Цит. по: Васильева О.Ю., Дорошенко С.М. Шмидт В.В. Хронограф: век XVII
religio.rags.ru/journal/2009/2009_2s_12.pdf
5. Борис Успенский, Этюды о русской истории
http://krotov.info/history/17/1660/1653uspe.html
6. Диакон Феодор. Ответ православных благочестия поборников
о символе православныя веры
http://starajavera.narod.ru/otvetOrthodox.html
7. Старообрядчество. Его смысл и значение. Публичная лекция, прочитанная старообрядцем В.Е.Макаровым 20 января 1908 г. в Москве, в помещении 1-го общества торговых служащих.
http://nama-hatta.narod.ru/DATA/raskol.html
8. Восстановленная истина. Труды и дни патриарха Никона. Лекция Высокопреосвященнейшего Антония (Храповицкого), архиепископа Волынского, о святейшем Никоне
www.voskres.ru/podvizhniki/antonii.htm
9. Светлана Севастьянова. Литературно-публицистическое наследие патриарха Никона: принципы работы автора середины – второй половины XVII века
dibase.ru/article/21092009_sevastyanovask/5/
10.Житие протопопа Аввакума им самим написанное
http://feb-web.ru/feb/avvakum/texts/a34/a34-063-.htm
11. Священник Даниил Сысоев. Размышления о протопопе Аввакуме, церковной смуте и любви к Родине
http://russdom.ru/oldsayte/2007/200704i/20070432.shtml
12. м. Макарий. История Русской церкви
magister.msk.ru/library/history/makary/mak5201.htm
13. Павел Алеппский. Путешествие антиохийского патриарха Макария в Москву в ХVІІ веке
http://www.vostlit.info/Texts/rus6/Makarij/text3.phtml?id=1048
14. Именной царский указ "об именовании Государя, Царя и Великаго князя Алексея Михайловича Великим Князем Литовским, Белыя России, Волынским и Подольским
