Уйдя в XVIII веке от царской власти в Турцию, казаки вернулись в ХХ веке на Родину, чтобы «раствориться» в советском бытии
Борьба казаков за политические свободы и суверенитет Войска Донского отмечена в истории России не только воинскими подвигами казаков-повстанцев и ужасом репрессий, обрушенных на население Дона войсками Петра I, но и созданием оригинальной философии собственно казацкого бытия. Автором ее стал прославленный вождь повстанцев, атаман Игнат Некрасов.
Преемник Степана Разина
Донской казак Игнат Некрасов родился около 1660 года в станице Глубинская на Верхнем Дону. В первый свой военный поход против турок он отправился в возрасте 17 лет. Уже достаточно зрелым Некрасова избрали атаманом станицы Есауловской (в исторических источниках ХVII века — Есауловский городок).
В военной эпопее Кондратия Булавина против царских войск Некрасов действовал гораздо успешнее других атаманов. Весной 1708 года во главе небольшой повстанческой армии (не более 5 тысяч сабель) он, совместно с бузулукским атаманом Иваном Павловым, легко захватил волжский город Дмитриевск (Камышин). 26 мая казаки осадили Саратов, но мощная крепость этого города оказалась не по силам относительно немногочисленному войску повстанцев. Обойдя Саратов, Некрасов двинулся вниз по Волге и вскоре взял Царицын.
Портрет атамана Игната Некрасова художника Дмитрия Киселева
Гарнизон Царицына был относительно небольшим — около одной тысячи солдат, но фортификация цитадели была развитой: старая крепость с прочными палисадами и более высокая «малая крепость», хорошо оснащенная артиллерией.
7 июня 1708 года казаки с трех сторон пошли на штурм и вскоре захватили весь периметр старой крепости. Царицынский воевода Афанасий Турченин сумел вывести в малую крепость основную часть гарнизона. Он был настроен решительно, так как знал, что на выручку Царицыну спешит из Астрахани полк Бернера — немецкого офицера на службе Петра I.
Информацию о подходе правительственных войск получил и атаман Некрасов. Спешив часть своих казаков, он отправил крупный десант на стругах вниз по Волге — в тыл отряда Бернера. В результате этого маневра немец оказался неожиданно атакован казацкой конницей с фронта, а казацкими пешими «пластунами» — с тыла. Деморализованные яростным нападением солдаты не выдержали натиска, сломали строй и побежали: степь близ Саркинского острова, в пяти верстах ниже крепости, густо окрасилась кровью.
Следом наступила очередь Царицына: казаки стали энергично готовиться к финальному штурму — засыпать на двух участках крепостной ров землей. Затем, поймав нужное направление ветра, повстанцы запалили гигантские костры у стен цитадели, сложенные из смоляного леса.
«Великою силою и тем пальным огнем тот осадной городок взяли, — доносил царю Петру астраханский воевода, — и Афанасия Турченина убили, великою злобою умуча, отсекли голову, а с ним подьячего и пушкаря и двух стрельцов; а других, кои были в осаде, офицеров и солдат, отобрав ружье и платье, ругаясь много в воровских своих кругах, оставили быть на свободе».
Как видим, «дикая казацкая сарынь» — как презрительно именовали казаков царские вельможи — оказалась весьма милосердной к простым русским солдатам, в которых казаки видели скорее не врагов, а подневольное царю воинское «тягло».
Верный соратник атамана Булавина
Вскоре после взятия Царицына Некрасов получил плохие новости с Дона — в казацкой столице Черкасске усиливались политические позиции «промосковской партии», войсковому атаману Булавину явно грозила опасность.
Некрасов спешно созвал малый круг казацких старшин, на котором настаивал на немедленном уходе с Волги и рейде на Черкасск, — «взяв всю алтилерию и все кони». По мысли атамана, прежде чем продолжать борьбу с царскими войсками, нужно было в полной мере обеспечить политическую надежность тыла, а значит — окончательно подавить сопротивление казацких коллаборационистов.
Кондратий Булавин художника Геннадия Курочкина
Тактически абсолютно верная мысль Некрасова была категорически отвергнута вторым атаманом волжского казацкого войска Иваном Павловым.
Он и его единомышленники наотрез отказались прервать столь удачно складывающийся рейд и призвали казаков «идти плавною (то есть сплавом на судах. — РП) по Волге на море». Поскольку Некрасов продолжал настаивать на возврате в Черкасск, в среде казацкой старшины произошла серьезная размолвка, почти мятеж. «И великой у них был спор, и подрались, и приезжих с Некрасовым многих били».
В невнятице и спорах было упущено драгоценное время, и вскоре в волжском казацком войске узнали о гибели Булавина, убитого промосковскими коллаборационистами. Некрасов был в ярости. «Если вы не изволите оповестить, за какую вину его убили, — с угрозой пишет атаман мятежному старшине в Черкасск, — и его стариков (арестованных родителей. — РП) не освободите, и если не будут отпущены казаки (повстанцы. — РП), то мы всеми реками и собранным войском будем к вам идти в Черкасск ради полного розыску».
После гибели Булавина именно Некрасов стал вскоре вождем и знаменем казацкой войны за политический суверенитет Войска Донского. Его духовное старшинство признали известные, уважаемые в среде повстанцев полковники — Беспалый, Чернец, Колычев, Лоскут, Ворыч и даже потомок купецкого рода атаман Павлов.
Ушедшие за Кубань
Армия князя Василия Долгорукого 28 июля 1708 года вошла в Черкасск. Соединившись с конницей казаков «промосковской партии», царский воевода стал намного сильнее. Возникла идея взять повстанческое войско Некрасова «в клещи»: с запада — ударом полков Долгорукого на станицу Есауловскую, а с востока — корпусом воеводы Хованского на городок Паншин.
В ожесточенных сражениях решительно применяя конницу, активно маневрируя, атаман Некрасов сумел сохранить цвет донского воинства. В сентябре 1708 года, окончательно оторвавшись от царских полков, он уводит войско и семьи булавинцев за Кубань.
Как отмечает известный российский историк С.А. Козлов, уход казаков Некрасова «не стал паническим бегством, это было хорошо организованное отступление: казаки ехали строем со знаменами, в отряде было не менее семи пушек». За уходящей армией, подчеркивает историк, «по степи ехали многие сотни телег с женщинами и детьми».
Предгорная Кубань в начале ХVIII века находилась под юрисдикцией Крымско-татарского ханства. Крымский хан разрешил казакам-некрасовцам поселиться между Темрюком и Копылом (сейчас Славянск-на-Кубани). Старожилы здешних мест до сих пор могут показать Некрасово городище — заросшие дерном невысокие холмы, оставшиеся, по преданию, на том месте, где казаки впервые построили свои курени после ухода с Дона.
Царская канцелярия Петра I в переписке со своими европейскими «партнерами» всячески пыталась приуменьшить масштаб казацкого исхода. Даже в те не слишком гуманные времена массовое бегство людей от родных очагов считалось позорным для владетеля событием. Неохотно упоминали о 500–600 семействах, «блудно исшедших вслед за вором Игнаткой». Сами же казаки в переговорах с крымчаками и турками называли другое число спасшихся за кордоном — более чем 40 тысяч казаков «со всеми животы». Современные исследователи определяют общее число казаков, ушедших на Кубань с «батькой Игнатом», в 12–20 тысяч человек.
Оказавшись на чужбине, атаман Некрасов проявил себя как выдающийся организатор традиционного казацкого уклада и хороший дипломат. Он сумел наладить прочные добрососедские отношения и с формальным владетелем Кубани — крымским ханом — и с его местными, во многом самовластными вассалами — князьями черкесов. При этом казаки не отступили от принятого в их среде национального стереотипа поведения, признаваемого ими как социальный идеал, а также не разменяли независимость своего внутреннего самоуправления.
Некрасов также сумел добиться выдающихся успехов и в международных дипломатических отношениях. На Кубани была фактически восстановлена Казацкая республика с выборным войсковым атаманом во главе, причем и Крымское ханство, и Оттоманская империя признавали автономный политический статус республики некрасовцев.
Турецкий султан и крымский хан предоставили казакам войска Некрасова особые привилегии. Была обеспечена полная свобода в вопросах внутренней жизни казацкого войска. На казацкой территории свободно совершались все православные требы. Как крымскоподданные казаки обрели совершенно равные права с мусульманским населением. Они получали гарантированное снабжение в военное время оружием, провиантом и даже лошадьми.
Ответные обязательства казаков по отношению к хану и султану не выходили за рамки традиционной казацкой социальной миссии — охрана границ, несение караульной и сторожевой службы, участие в военных походах в качестве автономного кавалерийского подразделения. Крымский хан Менгли-гирей, посетив в 1730-х годах станицы некрасовцев, был настолько очарован красотой, спокойствием, разумной упорядоченностью казацкой жизни, что по возвращению в Бахчисарай решил сформировать особую казацкую сотню для личной охраны. Казаки, вошедшие в состав ханской сотни, получили личное денежное содержание, особые земельные наделы на Темрюке и право быть свободными от службы по воскресеньям для отправления христианского культа.
«Казаки и их дети должны гутарить по-старому»
Так гласил 16-й пункт в уникальной рукописи «Заветы Игната» — философски осмысленном своде национальных и социально-бытовых установок казацкого народа, написанном, по преданию, самим Некрасовым. Этнический кодекс «Заветы Игната» включал более 170 статей, регламентирующих почти все аспекты национального бытия казаков, здесь же давались весьма жесткие рекомендации по примерному наказанию для отступников.
Казацкий кодекс «Заветы Игната»
Ученые до сих пор не пришли к единому мнению о том, какая книжная традиция была положена в основу «Заветов Игната». В этом уникальном национальном кодексе бесспорно прослеживается традиция как древнерусских морализаторских памятников — «Домостроя» протопопа Сильвестра и «Поучения детям» князя Мономаха, так и мусульманских религиозно-этических сводов. Некоторые исследователи указывают на несомненную смысловую связь казацкого кодекса с исламским собранием «Хадисов Пророка Мухаммеда», регламентирующих все стороны жизни правоверного мусульманина.
С особой тщательностью в «Заветах Игната» прописаны нормы самобытной этнической морали казаков, позволившие в итоге некрасовцам сохранять более 200 лет свою национальную самобытность в инонациональной и инорелигиозной среде.
«Заветы», безусловно, требовали заключения браков только внутри казацкой общины. За попытку вступить в брак с иноверцем полагалась смерть. Казаки-мужчины и дети обязаны были говорить на древнем языке казаков — ныне почти исчезнувшем «донском гуторе». За личные экономические или криминальные взаимоотношения с турками казака ожидала смерть. Национальное достоинство казаков тщательно оберегалось «Заветами»: «Казак казака не нанимает. Денег из рук брата не получает. Сиротам нашим и престарелым помогает Войско, дабы не унижать и не унижаться».
В области защиты семейных устоев «Заветы Игната» фактически повторяли многовековые семейно-этические нормы запорожцев. Казаку за измену жене полагалось 100 плетей. Казачку за измену ожидала жесточайшая смерть — ее закапывали по шею в землю и оставляли вплоть до смерти без воды и пищи. Дочь или сын, поднявшие руку на родителей, наказывались смертью. «Младший брат на старшего руки не подъемлет, — жестко требовал кодекс Некрасова, — Круг плетьми накажет». За измену казацкому Войску или богохульство полагалась смерть по решению Круга.
«Казак казацкую кровь помнит»
Кодекс «Заветы Игната» требовал отмщения за пролитую врагами казацкую кровь. Слова атамана Некрасова не расходились с делом.
В 1711 году, хорошо обустроив свое Войско на Кубани, Некрасов решил, что пришла пора поквитаться с царской властью за кровь булавинских повстанцев. С большим конным отрядом (более 3,5 тысяч сабель) Некрасов вторгся на территорию поволжских русских губерний. Атаман был опытнейшим мастером маневренной войны: казацкий отряд с боями прошел всю территорию Саратовской и Пензенской губерний, а затем благополучно вернулся на Кубань.
Петр I был взбешен рейдом Некрасова. Астраханский губернатор Петр Апраксин получил приказание жестоко покарать «воров» — для этой цели был сформирован специальных корпус из русской пехоты и конных калмыков. На Кубани планировались те же кровавые «подвиги», которые осуществлял Долгорукий в 1708–1709 годах на Дону. Однако в условиях предгорий Западного Кавказа организовать широкомасштабные карательные акции оказалось затруднительно: поход Апраксина фактически стал «ударом по воздуху». Бессмысленно потеряв в боях с казаками 150 солдат и 540 резервистов-калмыков, воинство Апраксина потянулось обратно в Россию.
В ответ на поход Апраксина атаман Некрасов зимой 1712–1713 годов совершает масштабный военный рейд через Нижний Дон в Слободскую Украину. В дыму сжигаемых помещичьих усадеб казаки дошли вплоть до Харькова.
В 1717 году состоялся новый масштабный поход. Некрасовцы с боями прошли по широкой дуге через несколько российских губерний: от Волги — через Хопер и Медведицу на Верхнем Дону — обратно на Кубань. В этом походе атаман Некрасов с особой тщательностью поквитался с теми казацкими коллаборационистами, которые когда-то предали дело Булавина.
Казацкая республика на Кубани стала буквально «бельмом в глазу» для имперской администрации Петра I. Атаман Некрасов никак не хотел воевать по правилам европейской армейской науки с ее фронтальными атаками, планомерными маневрами и большим обозом. Стремительная казацкая конница налетала как будто бы ниоткуда — жестоко «жалила» неприятеля и столь же стремительно отступала.
Русский царь решил выкурить некрасовцев с Кубани дипломатическим методом. По указу самодержца русский посланник Василий Блёклый прибыл в Бахчисарай с богатейшими подарками и четкой инструкцией — во что бы то ни стало добиться выдачи казаков царским войскам.
Хан Девлет-Гирей II с почетом принял посланника в своем дворце и внимательно выслушал. Воодушевленный этим приемом Блёклый настойчиво попросил выдать России казаков-некрасовцев. В ответ Девлет-Гирей с усмешкой покачал головой: «Я не могу отдать русскому царю то, что мне не принадлежит».
Родина обязательно придет за вами
Атаман Некрасов погиб осенью 1737 года в возрасте 77 лет в случайном столкновении с солдатами русского пограничного отряда (по другой версии — был вероломно убит царским агентом во время переговоров).
Нужно отдать должное противникам «батьки Игната» в Петербурге: царские администраторы хорошо сознавали всю степень идеологической угрозы устоям империи, которую несла высококультурная, нравственно здоровая и экономически процветающая республика казаков. Проблемы, связанные с разрешением «некрасовского вопроса», неоднократно рассматривались на самом высоком уровне — на заседаниях царского Тайного Совета, Военной коллегии. «Воровство» кубанских казаков неизменно подчеркивалось российской стороной на дипломатическом уровне — как особый род наиболее нетерпимых «антироссийских деяний», совершавшихся с территории Крымского ханства.
Беглые на Дону, художник Наль Драгунов
После гибели Некрасова имперские дипломаты посчитали, что вместо прямого силового давления казаков-некрасовцев гораздо более эффективно можно будет «приручить» подачками. С 1737-го по 1739 год Россия несколько раз официально предлагала некрасовцам вернуться на Родину, обещая за это всевозможные блага. Цену «отеческим посулам» российских администраторов казаки хорошо знали, поэтому никто не вернулся. Устав договариваться, императрица Анна Иоанновна направила на Кубань донского атамана Фролова с войсками. «Фроловцы» не спешили разбираться с братьями-казаками, и последователи Некрасова получили возможность более-менее планомерно переселяться на более дальние от России рубежи турецких владений.
В 1740 году своим именным указом султан Оттоманской империи подтвердил казакам-некрасовцам все те привилегии, которыми они пользовались на Кубани у крымских ханов. С этого года казаки стали массово переселяться в низовья Дуная (в Добруджу), где основали станицы Слава Черкасская, Журиловская, Некрасовская и другие.
Некрасовское войско казаков пережило на территории Турецкой империи сложную, полную драматизма историю, но свято сохраняло свою древнюю этнокультурную самобытность.
В 1911 году, в связи с изменениями в военном законодательстве Турции, часть молодых семей некрасовцев, не пожелавших отдавать сыновей на службу в турецкую армию, вернулась в «матушку Россию». Однако «матушка» оказалась на деле мачехой, ибо категорически запретила казакам селиться на родовых землях Дона и Кубани, а «гостеприимно» сослала их в Грузию, где этническим чужакам не были рады местные жители. В итоге многолетних бедствий и скитаний эта волна казаков-некрасовцев оказалась на Кубани, в станице Прочноокопской. Здесь, после 1920 года, некрасовцы попали под давление большевистской политики и были частью уничтожены, а частью стали влачить жалкое существование на Новонекрасовском хуторе. К началу Великой Отечественной войны эта группа уже почти не существовала как казацкая этническая общность.
Следующая большая переселенческая волна казаков-некрасовцев вернулась в тогдашний Советский Союз в эпоху хрущевской «оттепели» — в 1962 году. Их возвращение было вызвано резкой радикализацией национальной политики в Турции — назойливыми попытками турецких властей усилить ассимиляционные процессы в среде некрасовского казачества. В Советском Союзе казаки-некрасовцы попали «из огня да в полымя»: их национальные обычаи, бережно сохраненные на исламской чужбине в течение нескольких веков, были разбиты в прах интернациональной «советской действительностью» всего за 15–20 лет.
Советская школа, которую в обязательном порядке заставили посещать казацких детей, стремительно разрушила многие «архаичные» представления молодых некрасовцев. В частности, был быстро сломлен традиционный институт моноэтничной казацкой семьи: дети, рожденные в браках казаков с советскими русскими, в итоге оказывались только советскими. Вслед за разрушением казацкой семьи столь же стремительно рухнула этническая мораль казаков: «советские» дети перестали вставать при входе в комнату пожилых людей, а младший брат без всяких для себя последствий мог отвесить тяжелую оплеуху старшему. Постепенно в казацкой среде завелось и неизбывное на российской почве пьянство.
В настоящее время потомки казаков-некрасовцев проживают в поселке Новокумский Левокумского района Ставропольского края. Они считаются по вероисповеданию старообрядцами белокриницкого согласия. Казацкий кодекс «Заветы Игната» в их среде почти не соблюдается.
Автор — доктор исторических наук
