«Была бы на то воля Аллаха, Он сделал бы вас всех одной общиной. Однако Он разделил вас, чтобы испытать вас тем, что Он даровал вам. Состязайтесь же в добрых делах. Всем вам предстоит вернуться к Аллаху, и Он поведает вам о том, в чем вы расходились во мнениях» (Коран 5:48).

Идентичность и политика неотделимы друг от друга

Будучи исламским мыслителем, живущим на Западе и занимающимся исследовательской работой и чтением лекций по политической философии, я всегда восхищался поразительной живучестью идеи секуляризма. Для цивилизации, достигшей столь высокого уровня развития, предположение о том, что политика и религия являются совершенно отдельными сферами, или же могут быть успешно отделены друг от друга, представляется удивительно наивным. Это убеждение, заключающееся не в разделении церкви и государства, но в возможности разделения церкви и Государства, стало, на мой взгляд, одним из самых устойчивых мифов современности.

Этот миф основывается на ложном предпосылке существования «чистой политики» и «чистой религии». Секуляризм же описывается этим мифом как механизм для защиты религии от искажения политикой и политики от засилья религии.

Все эти фундаментальные проблемы являются не только нормативными по своей природе, но также распространяются на понятия индивидуальной и коллективной идентичности. От влияния политических или религиозных факторов не свободно ни понятие индивидуального «я», ни понятие коллективного самосознания. Даже в столь антирелигиозных обществах, как бывший СССР или современный Китай, или же просто более светских, чем США, – как Франция или Турция – религия остается важным политическим фактором, а политика определяет формы, в которых практикуется та или иная религия.

Место религиозных символов в общественной сфере, будь то ношение хиджабов во французских школах или же вывешивание табличек с 10 библейскими заповедями в американских судах, остается спорным в первую очередь потому, что до сих пор нигде в мире не был достигнут консенсус относительно исключения религии из общественной жизни.

При этом религия не только играет роль в политике, но и сама зачастую подвергается политизации. Обратите внимание, как некоторые республиканцы мечтают о том, чтобы в пух и прах раскритиковать Говарда Дина, если он станет кандидатом от Демократической партии на следующих президентских выборах, выставив его защитником однополых браков. Если это произойдет, то мы увидим совершенно чистый пример эксплуатации религиозных чувств избирателей («брак как учрежденный Богом общественный институт») в политических целях.

Я заметил, что зачастую американские политики пытаются заретушировать религиозную мотивацию своей политики светской фразеологией. Хорошим примером этому может служить неослабевающая поддержка «Израиля» и его оккупации Западного берега реки Иордан и сектора Газа некоторыми политиками-республиканцами, имеющими связи с евангелистскими церквями.

В то время, как они на деле поддерживают «Израиль», исходя из своих религиозных постулатов, публичным оправданием такой политики у них служит утверждение о том, что эта страна является «единственной демократией на Ближнем Востоке». Я часто думаю, прекратят ли они поддерживать «Израиль», если он станет менее демократическим, или же если они смогут убедиться в том, что многие из жителей этой страны лишены самых основных демократических прав?

В мусульманском же мире, напротив, легитимность власти произрастает из Ислама, и по этой причине многие политики мусульманских стран оправдывают свои сугубо материальные устремления, прикрываясь религией. В то время, как религиозные политики на Западе зачастую используют секуляристский дискурс для объяснения своей легитимности, мусульманские политики намеренно «исламизируют» обыденные мирские проблемы по тем же самым причинам. Здесь стоит обратить внимание на то, как «исламизировалась» риторика Саддама Хусейна во время первой войны в Заливе.

Религии на Западе не достает легитимности в общественной сфере, потому для использование ее в политических целях должно происходить скрыто, а в исламском мире вся легитимность произрастает из Ислама, и таким образом Ислам используется для оправдания той или иной политики.

Существует две причины, по которым религия и политика оказываются столь тесно переплетены друг с другом. Первая из них заключается в постоянном увеличении интенсивности использования сложных легитимизационных дискурсов.

Сегодня начинает казаться, что все политики стали следовать наставлениям Макиавелли – важно не быть справедливым, но лишь казаться им – и таким образом отдельные деятели, политические партии и режимы производят все новые и новые дискурсы для легитимизации своих целей и стратегий. Именно в производстве этих дискурсов религия либо служит подпоркой для политической логики, либо маскирует политическую мотивацию, в зависимости от культурного контекста.

Вторая и, наверное, самая важная причина, по которой религия всегда будет играть роль в решении критически важных вопросов, стоящих перед обществом, это ее участие в формировании индивидуальной и коллективной идентичности. Все наиболее важные политические проблемы так или иначе затрагивают индивидуальную или коллективную идентичность и, соответственно, религиозные чувства людей. До тех пор, пока религия продолжает играть роль в формировании идентичности человека, она будет продолжать оказывать влияние на политику.

Самоограничение или конституционные пределы

Губернатор Марио Куомо и конгрессмен Марк Саудер (США) оба связывают религию с общественной и личной моралью. Они оба соглашаются с тем, что верующему человеку сложно абстрагироваться от собственных религиозных ценностей, когда он занимает какой-либо общественный пост. Однако любопытно будет отметить, как они по-разному используют механизмы ограничения воздействия религия на общественную политику.

Губернатор Куомо утверждает, что политики должны проявлять самоограничение и пользоваться в своей политической практике лишь универсальными по своей природе ценностями и воздерживаться от включения в свои программы «обособляющих» ценностей. Конгрессмен Саудер же отрицает понятие «натурального Бога» и общих религиозных ценностей, утверждая, что различия между религиями более важны, чем то, что их объединяет.

Здесь мы видим интересный контраст между идентичностью и религиозными различиями. Куомо пытается преодолеть эти различия посредством поиска общей идентичности всех религий, в то время как Саудер настаивает на размежевании во имя поиска индивидуальной идентичности отдельных религий.

Будучи представителем религиозного меньшинства в Америке, я с большой настороженностью отнесся к ответу конгрессмена Саудера на вопрос об опасениях нехристианских религиозных меньшинств в США. Проще говоря, его слова о том, что христиане, по причине своей раздробленности на столь большое количество различных конфессий, никогда не смогут найти общего консенсуса для навязывания всем остальным своих религиозных ценностей, показались мне слишком уклончивыми.

Что же будет, если они действительно договорятся о создании широкой коалиции с целью лишения Ислама, Индуизма или Буддизма той же защиты со стороны закона, которой пользуется сейчас Христианство (например, в Англии закон о святотатстве защищает Иисуса, но не Мухаммада)?

Когда мусульмане постоянно требовали от президента Буша осудить антиисламское мракобесие таких известных христианских деятелей, как Пэт Робертсон, Франклин Грэхам и Джерри Фалвелл, президент уклонялся от ответа несколько недель, поскольку эти люди имеют достаточно широкую аудиторию, что непосредственно трансформируется в политическую силу во время голосования или в ходе сбора средств на предвыборную кампанию. Но мусульмане надеются, что когда-нибудь слово «исламофобия» станет настолько же «знаковым» термином, указывающим на предубеждение к другим людям, как и антисемитизм

В эпоху, когда религиозные меньшинства в Америке проявляют все большее беспокойство из-за нарастающего сотрудничества правых христиан и республиканского истеблишмента дождаться от властей четкого и недвусмысленного заявления – «мы не будет навязывать христианские ценности нехристианам» - будет очень непросто.

Конгрессмен Саудер настаивает на том, что, будучи христианским политиком, он достаточно сознателен, чтобы выполнять свои конституционные обязательства. Этот человек будет следовать Конституции, поскольку он принес присягу следовать ей и защищать ее.

Услышав красноречивую аргументацию губернатора Куомо в пользу самоограничения, я подумал, что было бы неплохо, если бы кто-нибудь попросил и конгрессмена Саудера преисполниться скромностью и самоограничением и отказаться от своих требований принятия поправки к Конституции, которая утвердила бы христианские нормы в качестве государственных. В демократии роль барьера между засильем большинства и правами меньшинств играют конституционные гарантии, которые сами оказываются зависимыми от настроений большинства населения.

Исламский мир в настоящее время переживает травматическое и чреватое многими расколами возрождение. Я не хотел бы здесь обсуждать вопрос конфликтов, однако мне представляется важным провести одну интересную параллель, на которую меня навело высказывание Саудера о том, что его вера – это его мировоззрение. Дело в том, что исламски мотивированные политические силы говорят то же самое.

Они утверждают, что Ислам – это не религия в обычном западном смысле слова, а мировоззрение, и даже сравнивают его с капитализмом и коммунизмом. Они написали тысячи книг, где приводятся сравнения Ислама со всеми социально-политическими учениями, стремясь доказать, что Ислам не только может дать ответы на все вопросы в жизни, но и превосходит любое другое учение. Это является для них основой их веры. Утверждения о том, что религиозные убеждения заключают в себе некое всеобъемлющее мировоззрение, имеют все шансы развиться в конечном итоге в нечто неприемлемое.

Эти два упомянутых мной политика демонстрируют два противоположных подхода к религии и политике. Губернатор Куомо представляет собой пример подлинного государственного деятеля, предпочитающего мудрость религиозной ограниченности и старающегося проявлять самоограничение в практике собственной религии, пытаясь делать акцент на общих ценностях для всей нации. Таким образом, он сделал выбор стать подлинно религиозным, а не просто католическим политиком.

Саудер же, с другой стороны, становится образцом гражданина, для которого приверженность принципам, записанным в Конституции, определяет роль религии в его политике. Однако его убежденность в том, что его вера является также и его мировоззрением, причем самым верным, является угрозой для действующей конституции. Я опасаюсь, что хотя его гражданские чувства будут требовать от него защищать конституцию, его христианские убеждения будут вынуждать его изменять ее в соответствии с требованиями его веры.

Ислам и политическая сфера

«О люди! Воистину, мы создали вас от одного мужчины и одной женщины, и разделили вас на множество народов и племен, чтобы вы смогли познать друг друга» (Коран 49:13).

«Да будут меж вами люди, призывающие к добру, поощряющие правильное и запрещающие неправильное; лишь такие люди будут успешными» (Коран 3:104).

Эти два аята Корана, которые я процитировал выше, и тот, что я использовал в качестве эпиграфа к статье, содержат в себе два важных утверждения: 1). Разнообразие людей и народов является следствием божественного замысла 2). Мусульмане должны играть этическую роль в общественной жизни.

Аят 3:104 с точки зрения некоторых исламских мыслителей является данным в Коране призывом к формированию политических партий и выполнению ими нормативной роли в общественной жизни. Я же утверждаю, что миссия Ислама/мусульман на Западе может заключаться в том, чтобы стать совестью свободного общества. Задачей участия мусульман в западной, и в особенности в американской политике, должно стать, прежде всего, поощрение правильного и запрещение неправильного, а не лоббирование геополитических интересов тех или иных мусульманских стран.

Исламские авторы признают расовые, этнические и даже религиозные различия в обществе и прививают ему культуру, основанную на равенстве и терпимости. Однако также существуют мусульманские деятели, которые настаивают на проведение эксклюзивистской политики.

«Те, что веруют (в Коран), и те, что следуют иудейским (писаниям), и христиане, и сабияне, - все, кто верует в Бога и Судный День, и творят добрые дела, получат свою награду у Господа» (Коран 2:62).

Если воспринимать союз «и» в этом аяте в качестве разделителя для определенных групп людей, мусульман и христиан… и тех, кто творит добрые дела, можно даже утверждать, что добродетельными оказываются даже атеисты, которые защищают справедливость, помогают бедным и т.д. Этот статус морального равенства всех людей может стать базисом для политического равенства в мультикультурном и мультирелигиозном обществе.

Сейчас Ислам вновь стал этическим языком мусульманского мира. Ислам в будущем станет не только управлять мусульманским общественным дискурсом, но и мусульманской концепцией этического в политике.

Когда мусульмане станут влиятельной политической силой в Америке, они наверняка постараются переопределить ту роль, которую играет религия в американской политике. Я лишь надеюсь на то, что в американском исламском движении идеи толерантного сосуществования множества религий возобладают над эксклюзивизмом, и они будут стараться подражать губернатору Куомо, а не конгрессмену Саудеру.

В заключение

Причина, по которой миф секуляризма оказался столь дорог современному миру, заключается не в его потенциале разделения религии и политики, но в способности предложить систему решений, позволяющую сохранять религиозное многообразие в обществе, где различные конфессии имеют различное влияние. И сегодня, когда все религии мира начинают испытывать возрождение, мы должны найти способы дать людям гарантии их религиозной свободы без установления неких пределов, в которых они могут практиковать свои вероубеждения.

(переведено в сокращении)

Муктедар Хан - вице-президент Ассоциации мусульманских ученых-обществоведов,

сотрудник Института Брукингса (одного из старейших «интеллектуальных центров» Соединенных Штатов),

преподаватель политологии, доцент Колледжа Адриан (Мичиган),

является научным сотрудником Института социальной политики и понимания

Сайт www.ijtihad.org