24 августа 2010 года ингушская оппозиция заявила о воссоздании Совета представителей тейпов (Мехк-кхела). В республике и за ее пределами эту структуру часто называют альтернативным парламентом Ингушетии. Данная инициатива предпринимается ингушскими оппозиционерами не впервые. В 2008 году (когда президентом республики был Мурат Зязиков) противники республиканской власти уже создавали Мехк-кхел. На излете административной карьеры второго президента Ингушетии «альтернативный парламент» сыграл значительную роль в смене республиканской власти…
В тогдашний Совет представителей тейпов входили такие известные и яркие персонажи, как Магомед Евлоев (трагически погибший летом 2008 года), Макшарип Аушев (также погибший в ноябре 2009 года). Участниками Мехк-кхела были также и некоторые представители сегодняшней республиканской власти, которых можно назвать представителями «евкуровского призыва». В течение 2008-2009 гг. Совет представителей тейпов играл роль светской националистической оппозиции. В понятие национализм мы не вкладываем в данном случае негативного смысла. Просто позиции «альтернативных представителей» по многим острым этнополитическим вопросам были намного более жесткими, чем подходы республиканской власти (для многих они и остались таковыми сегодня). Как бы то ни было, а представители этого протестного движения были настроены критически не только по отношению к власти и «силовикам», но и последовательно осуждали террористические акции радикальных исламистов и эксцессы по отношению к иноэтничному населению Ингушетии. В своих действиях они в целом руководствовались российским законодательством и пытались апеллировать к официальной власти и позиционировать себя в качестве лояльных граждан РФ, хотя и «сепаратистская тема» время от времени муссировалась. Однако было бы неверно на этом основании рассматривать деятельность «альтернативного парламента», как проявление борьбы за сецессию, поскольку эта задача так и не стала для Мехк-кхела приоритетной и стратегической. Рассматривать ингушских оппозиционеров в качестве демиургов действительности - явное преувеличение. Однако без их твердой позиции и публичных выступлений отставка Мурата Зязикова, скорее всего, была бы отложена на неопределенное время.
С приходом Юнус-бека Евкурова, казалось бы, предпосылки для функционирования «альтернативного парламента» если не исчезли полностью, то были минимизированы. Третий президент республики практически открыто провозгласил «новый курс», основными целями которого были провозглашены борьба с коррупцией, изменение антитеррористической борьбы и усиление легитимности региональной власти (а через нее и федеральной). Тогда в интервью одному интернет-изданию представители ингушской оппозиции недвусмысленно заявили: «Наша цель достигнута, президент Зязиков ушел, наша нынешняя цель оказывать всяческую помощь новому главе республике Евкурову». Некоторые оппозиционеры либо вошли во власть (впрочем, некоторые недолго у нее удержались), а некоторые заняли подчеркнуто лояльную позицию по отношению к ней. Однако завышенные ожидания общественников и правозащитников не оправдались. Многие декларации третьего президента республики оказались не полностью реализованными. Многие с трудом мог бы реализовать и любой другой на его месте. Как бы то ни было, а политическое насилие, коррупция, терроризм и непотизм никуда не исчезли из политической жизни Ингушетии, хотя определенные позитивные тенденции нельзя не зафиксировать (нахождение компромисса с соседней Северной Осетией). В любом случае, у нового президента (как и у его предшественника) не появилось полнокровной стратегии, работающей сплоченной команды единомышленников. Когда в результате террористической атаки на Евкурова он вынужденно оказался на лечении в Москве, многие его распоряжения саботировались или выполнялись далеко не с полной отдачей. Итог, в общем- то предсказуем. Недовольные политикой новой власти рано или поздно должны были появиться. И они появились.
Среди инициаторов «возрожденного» Мехл-кхела есть «знакомые все лица». Так Магомед Хазбиев (оппозиционер со стажем, кто едва ли не первым начал скептически высказываться о Евкурове, когда многие еще разделяли оптимистические восторги) заявил, что в республике российское право не действует в полном объеме: «Вооруженные отряды в масках захватывают людей и вывозят из республики. Родственникам не сообщают, куда их вывезли и где они содержатся. И никто в республике не может противостоять этому насилию». Поэтому, возрождение Совета тейпов видится ему и его сторонникам, как общественный ответ на нереализованные властные обещания. При этом на данном этапе оппоненты уже третьего президента Ингушетии не готовы требовать его отставки. Впрочем, как говорит известная пословица, «легка беда начало». На повестке дня «альтернативного парламента» смена прежней законодательной власти, которая, по мнению оппозиционеров более не имеет легитимности. Как можем мы определить основные идеологические черты возрожденного Совета? Пока его лидеры держатся прежних программных установок. Они апеллируют к российскому правовому полю (требования исполнять УК и УПК, а также Основной закон РФ). Их взгляды на республику отличает более выраженный национализм (многие считают Ингушетию «падчерицей» среди других северокавказских субъектов).
При этом апелляции к демократии, самоуправлению и тому, что мы называем «западными ценностями» (права человека и гражданина) причудливо переплетаются с политической архаикой (апелляция к традициям родовых и фактически догосударственных отношений). Тейповая солидарность выставляется, как нечто, что способно стать ячейкой гражданского общества а в Ингушетии. При этом упускается из виду, что сама эта структура в нынешних условиях отнюдь не напоминает то, чем тейп был два или полтора века назад. Между тем, попытки «оживить» тейповые связи предпринимались в постсоветский период и властями, и оппозицией не только в Ингушетии, но и в Чечне не раз. Но ни в первом, ни во втором случае это не привело к успеху. И не могло привести, поскольку для возвращения к доминированию родовых отношений Ингушетии (равно как и Чечне) требуется самая малость – перенестись в средневековый период, то есть время, когда на территорию нынешнего «вайнахского мира» не пришел «российский мир», радикально изменивший исходные социумы (в данном случае тейпы). Дело в том, что тейп помимо родоплеменной солидарности (родовые общины, идентифицирующие себя общим происхождением) имеет и территориальную привязку. Однако за годы имперской модернизации, советской коллективизации, индустриализации, урбанизации, депортации, репатриации чистота тейпа была разрушена. Те же ингушские «шабашники» времен застоя не могли за пределами своей республики сохранить в чистоте «тейповый принцип». Консервации тейповой идентификации отнюдь не способствовали членство в КПСС, постсоветских администрациях, политические разногласия (нередки случаи, когда во время чеченских военных кампаний представители одного тейпа оказывались по разные стороны отнюдь не виртуальной баррикады). Не укрепляет тейповую идентичность и процесс «религиозного возрождения», поскольку для неофициальных мусульман, не подчиняющихся юрисдикции Духовных управлений или оппонирующих им, а также для исламских радикалов разного толка и разной степени единобожие важнее, чем территориально-родственная солидарность. И это, между прочим, одно из серьезных противоречий не только в Ингушетии, но и на всем восточном Кавказе. Представители одного тейпа могут принадлежать к разным не только догматическим, но и социально-политическим направлениям ислама. И именно эти идентичности являются для них намного более важными маркерами, чем принадлежность к тейпу.
Таким образом, сегодняшний тейп – это, в первую очередь, мобилизованная историческая память. И апелляция к ней происходит, скорее от безысходности. Прав известный российский востоковед Алексей Малашенко, когда говорит, что «у тех людей, кто хочет заняться оппозиционной деятельностью, нет возможности создать политические партии, поэтому они и обращаются к уже давно отжившим формам организации общественной деятельности». Однако архаические мотивы в деятельности ингушских общественников - это не лишний повод для того, чтобы порицать или клеймить их (хотя критика им также не помешала бы, как и властям). В данном случае важны совсем другие вещи. О чем говорит возрождение Совета? О том, что безграничный кредит доверия лично Евкурову и его команде имеет свои лимиты. Что в республике после перерыва возрождается светская националистическая оппозиция. Все это ставит перед властями всех уровней непростые задачи. Можно пойти по пути Мурата Зязикова и игнорировать тех, кто недоволен республиканским президентом и его командой. И, конечно, использовать в этом процессе пресловутый административный ресурс. Можно избрать и другую тактику - мирного сосуществования, поскольку проблемы, поднимаемые оппозицией, никуда не денутся. Их надо решать. Впрочем, и от оппозиции требуется конструктивность. Ведь маятник нестабильности в турбулентной республике можно раскачать еще сильнее, ослабляя до бесконечности власть, и без того имеющую проблемы с легитимностью. Таким образом, возникает вечная постсоветская тема «Как власти и оппозиции максимально учесть интересы друг друга, избегая авторитарных поползновений и с той, и с другой стороны». В 2008 году этот экзамен провалили и власти, и оппозиция. Появляется второй шанс в столь же непростых социально- политических условиях.
Сергей Маркедонов - приглашенный научный сотрудник (Visiting Fellow) Центра международных и стратегических исследований, Вашингтон, США
