Многие из вас наверняка обращали внимание на то, что — как можно судить по книгам, фильмам или отчасти личным наблюдениям — в мире постепенно происходит феминизация мужчин. Если в XIX веке и первой половине ХХ века происходила маскулинизация женщин — они начинали носить брюки и курить сигареты (привет, Марлен Дитрих), коротко стричься и т.д., то в последние десятилетия все происходит ровно наоборот — мужчины начинают ходить в SPA-салоны, носить обтягивающие маечки, тратить уйму времени на шопппинг и слушать разного рода «эмо».

Межполовые ролевые различия постепенно становятся все более относительными, что видно и по поведению, и по внешнему виду, и по социальным функциям. Но есть и более далеко идущие последствия.

Очень любопытно наблюдать за тем, как связаны экономика и биология. Экономический рывок, который делало человечество в ХХ веке, позволил женщинам обрести достаточную самостоятельность для содержания детей в одиночку. Еще в 1970 году в США только 4% женщин зарабатывали больше своих мужей, а сейчас их доля — 22%, а в целом женщины зарабатывают на четверть меньше мужчин (в 70-м году зарабатывали вдвое меньше). Надо полагать, что со временем эта разница может еще уменьшится.

А теперь открываем учебник биологии и узнаем, что у животных половой диморфизм у животных обычно выражен тем больше, чем различнее являются вклады обоих полов в уход за потомством. Половой димофрмизм — это именно внешние отличия, типа гребешка у петуха или яркой окраски у селезня. Эти различия также напрямую связаны с моногамностью — чем моногамнее, тем меньше различий. Кстати, и моногамность, собственно, тоже напрямую зависит от возможности самки самостоятельно выходить потомство — чем самостоятельнее, тем полигамнее.

Проще говоря, исходя из общеизвестных законов эволюции, рост экономической независимости женщин будет с неизбежностью приводить к раскрепощению в количестве партнеров и стиранию различий в гендерных ролях, в том числе и различий во внешности. Это не плохо и не хорошо, это биологическая неизбежность. И мы сейчас переживаем период аномии, когда одна часть уже перешла на новые правила игры, а другая живет по старым. Готов поспорить, что через 50 лет этот вопрос уже вообще не будет стоять — секс со случайным партнером в вагоне метро будет такой же нормальной вещью, как сейчас поцелуй в том же вагоне с девушкой, с которой знаком неделю. Конечно мы, будучи занудными старперами, будем ворчать на молодежь и бросать им едкие замечания, а на нас будут смотреть снисходительно и посмеиваясь, считая нас такими же идиотами, каким мы считаем Рамзана Кадырова, объясняющего Александру Колесникову, что целоваться на улице — это стыд и срам.

Что же касается снижения диморфизма, то, очевидно, в моду уже не войдут широкие плечи у мужских костюмов, да и сами костюмы с галстуками будут носить реже. Впрочем, наличие тестостерона в крови еще никто не отменял, поэтому полного стирания разницы не произойдет никогда. Зато что уже происходит — рост толерантности к секс-меньшинствам, так как их эстетика все меньше отличается от принятой нормы.

Что ж, я ничего не имею против мужиков, которые тратят половину зарплаты на бенетоновские маечки. Но ничего не могу поделать со своими вкусами — глядя на то, как отличаются нынешние Джеймсы Бонды от Роджера Мура и Шона Коннери, хочется почему-то грустить. Да и кому он сейчас нужен, этот Бонд...