Преступления в Казани поставили вопрос - куда и как дальше будет развиваться Ислам в Республике Татарстан, и вообще в России. Минтимер Шаймиев позицию обозначил предельно четко: «Если мы хоть немного упустим ситуацию, если мы допустим хотя бы частичный отход от ханафитского мазхаба, тогда последствия будут действительно непредсказуемыми, причем не только для Татарстана, но и для всего Поволжья». Создается впечатление, что именно такая линия, персонифицированная в фигуре бывшего президента, а ныне госсоветника, и берет вверх. Это очень серьезно и не может не вызывать озабоченности и желания внести ясность в проблему.

Отдельные имамы, продолжил Шаймиев, «навязывают свои правила поведения, в том числе как надо держать руки во время молитвы, как держаться, когда обращаешься к Аллаху, отказываются от поминок по усопшим по истечении трех, семи и сорока дней, и тем самым и другими действиями отходя от сложившихся у нас традиций и обычаев при совершении религиозных обрядов». Руководством республики, по его словам, «будут жестко пресекаться любые попытки насаждения иной идеологии, которая идет вразрез с традиционными для нас ценностями Ислама».

«Общими усилиями будет обеспечено сохранение традиционного Ислама, и от этого мы не отступим, от кого бы ни исходила такая опасность, и чего бы это нам не стоило», – добавил Минтимер Шаймиев.

Кстати, самые традиционные – талибы…

Проблема конечно шире, чем то, кто, как молится и держит руки. Для начала вообще надо разобраться что такое «традиционный» и «нетрадиционный» Ислам, и если нетрадиционный, то насколько это опасно. По-хорошему надо бы собрать серьезную научную конференцию и расставить точки на i, чтобы исключить все спекуляции.

По-моему, в Татарстане с «традиционным-нетрадиционным» палку сейчас явно перегибают. Это очень напоминает борьбу партии с абстракционизмом в искусстве, в которой правила игры диктовали вкусовщина и кампанейщина. Традиционность и нетрадиционность – это сложная, многоуровневая научная проблема. Такие вопросы не должны, да просто не могут, быть критерием законопослушности, лояльности и рукопожатости.

Подошли бы сегодня, например, джадиды с их активной политической и вообще жизненной позицией, которых так превозносят в Татарстане, под критерии традиционных мусульман? А среди них были и суфийские шейхи – куда уж традиционнее. И таких вопросов – море.

Ханафитский мазхаб – это фикх (т.е. правила, обряды, ритуалы), а не акыда (вероучение). Поэтому можно быть ханафитом («традиционным мусульманином») и салафитом одновременно: салафитом по акыде, ханафитом в фикхе и, скажем, мадхалитом в манхадже, т.е. считать Миниханова или Шаймиева, и любого другого правителя, исламским амиром, а любые выступления против власти – греховными.

Или вот афганские талибы – самые что ни на есть «традиционные мусульмане». Они строго придерживаются ханафитского мазхаба, традиционной суннитской матуридитской акыды, суфийских тарикатов и своих этно-культурных обычаев и традиций (пуштунских адатов). Более того, будучи у власти они, прям как у нас в России, запретили сборник молитв «Крепость мусульманина» на том основании, что он издан саудовскими ваххабитами.

Но не думаю, что такой «традиционный Ислам» ждет Шаймиев в Татарстане.

Бабай – велик, но ведь не выше веры?

Я с большим уважением отношусь к Шаймиеву. У него много заслуг и достоинств. Он, без пафоса, автор татарстанского чуда, один из столпов современной российской государственности. Однако, при всем этом вопросы богословия, все-таки, не должны регулироваться административно, исходя из его сугубо личных представлений о том, какой Ислам должен быть, что традиционно, а что нет.

Минтимер Шарипович выдающийся хозяйственник, прошедший большой путь от директора советского колхоза до эффективного менеджера одного из ведущих регионов РФ. И даже больше – архитектора татарстанского суверенитета. Но его личного опыта не всегда достаточно для того, чтобы вмешательство в религиозную сферу всегда было позитивным.

Традиционный для татар Ислам – очень хорошо. Мы все к нему стремимся. Но силой склонять всех (особенно настроенную максималистски молодежь), к тому, что они называют «бабайством», – это опасный путь.

Пройдя в 90-е через увлечение неоджидидизмом, замешанном Рафаэлем Хакимовым на татарском национализме, Шаймиев с годами все больше стал тяготеть к понятной и близкому ему по образам детства модели Ислама. После отставки его политическим коньком стало национально-религиозное возрождение (восстановление Булгара и Свияжска). Он продолжает сохранять серьезное влияние на республиканскую политику и, учитывая, что Миниханов занимается в основном экономикой и хозяйственным менеджментом и не особо касается религии, вмешиваться бывшему президенту в эту деликатную тему полагается как бы по должности и статусу. Но то, что близко и понятно ему, не всегда понятно и близко современной молодежи.

Безусловно, экстремизм должен пресекаться (исключительно правовыми методами, конечно). Но личный религиозный поиск человека, ощутившего с годами связь с поколениями, с духовным наследием своего народа, со своей малой Родиной, через старый добрый «татарский Ислам» не должен быть эталоном для всех.

Не надо всем ровнять носки

Современная модель традиционного для Татарстана Ислама только формируется. Надо этот процесс поддерживать осторожно, чтобы он шел в конструктивном ключе (например, как в Дагестане стимулируют диалог суфиев и умеренных салафитов). Ислам – это живая ткань. Пытаться же блокировать развитие, консервировать то, что кому-то близко и нравится, тем более административно-силовыми методами, очень опасно.

Ислам в Булгарии отличался от Ислама в Золотой Орде и Казанском ханстве. Все они вместе сильно отличались от Ислама времен абызов и ОМДС и, тем более, от советских и постсоветских муфтиятов. «Традиционный Ислам» тоже развивается.

В конце концов, будет своя модель традиционного для Татарстана Ислама, благотворно влияющая и цементирующая татарстанскую государственность и общество. Он, безусловно, сложится. Но это сложный и длительный процесс, порой мучительный. Не надо его искусственно осложнять, иначе вместо двух шишек татарстанские мусульмане набьют десять.

Главное, не навредить, все делать в рамках закона. И, конечно, нельзя чьи-то личные приятные ощущения детства или конъюнктурные соображения делать критерием традиционности или нет.

Если о традиционном Исламе, на мой взгляд, и говорить, то речь может идти о модели, преломленной в соответствии с внутренними требованиями самого Ислама к современным политическим, социальным, культурным условиям региона. Это некое согласование двух процессов развития: национально-государственного и религиозного. В какой-то точке они должны совпасть.

Речь именно о преломлении, а не, как порой это бывает, нагибании Ислама под какие-то политические требования в угоду чьим-то пожеланиям. Ислам сам должен адаптироваться, самоопределиться в конкретном времени и месте в соответствии со своей внутренней логикой и правилами. То, что это обязательно произойдет, т.е. будет позитивное решение, сомневаться не приходится. История – тому яркое подтверждение.

Ислам как вода. Он проникает в любые общества, культуры и политические системы, занимая в них свое месте и наполняя их живительной влагой. У Ислама есть эта удивительная особенность – преломляться к любым условиям, оставаясь самим собой.

Проблема в том, что данный процесс в Татарстане и в России в целом, несколько затянулся. Почему – это отдельный разговор. Надо стимулировать самоопределение мусульманской общины как части российского гражданского общества, а не уводить в сторону разных мифов и миражей.

Нельзя объявлять охоту на тех, кто не так молится и держит руки. Это не ханафитский мазхаб и не традиционный Ислам, а ханафизм головного мозга, который оттолкнет на многие годы молодежь от любой традиционности и даже дальше – от умеренности и созидания.

Нельзя манеру совершения намаза вводить чуть ли не в уголовный кодекс. Вопросы фикха не должны смешиваться с политикой. Власти не стоит влезать в религиозную полемику, поддерживая кого-либо. Так было на Кавказе. И это ошибка, которую теперь не знают, как исправить.

Не думаю, что опыт Таджикистана нам также будет полезен. Там официально на уровне закона запретили «салафию» и утвердили ханафитский мазхаб. За дергание пальцем в намазе, как делают салафиты, или лишнее поднимание рук до уровня плеч, как принято у шафиитов, можно получить очень большие проблемы с органами.

Это абсурд. Полное непонимание сути проблемы.

Ислам – это поклонение Всевышнему, а не власти

Нужна законность, консолидация на основе знания и открытость. Нужна креативная проповедь умеренности, гражданской активности, религиозного созидания. На этой почве надо всех объединять, а не силой загонять в полумифический «традиционный Ислам».

Если власти выбрали кавказский путь – поддержать один «ислам» против другого – это путь в тупик, выход из которого будет долгим и тяжелым. В Дагестане от такой политики отказались. Там власти сами инициировали, в конце концов, внутримусульманский диалог в попытках хоть как-то наладить нормальную религиозную жизнь.

Виновных в убийстве надо наказать, все только за, кто бы они ни были. Но нельзя внутримусульманские проблемы, особенно богословские, переводить в политическую и тем более уголовную плоскость.

Должно быть широкое объединение верующих, отвергающих терроризм и насилие, а не жесткая фильтрация мусульманских активистов по принципу лояльности определенным лидерам. Среди авраамитических религий Ислам выделяется большим сопротивлением монополизму в духовной сфере. Так что консолидация на предложенных принципах обречена.

Из-за такого подхода, как пишет Константин Казенин, в Дагестане многие были фактически вытолкнуты из легального поля – как, например, молодые харизматичные преподаватели исламских наук, оказавшиеся за бортом официально действующих мусульманских вузов, в которых они хотели работать. Все это, естественно, вело к пополнению рядов потенциальных радикалов.

Если в мечети станет душно, люди уйдут на улицу

Духовное управление мусульман РТ еще недавно можно было смело назвать, если не самым продвинутым, то одним из самых продвинутых в России. При всей жесткости иерархии, бюрократии и требующегося на все «благословения» в рамках ДУМ действовали, помимо мечетей, религиозных общин и образовательных учреждений, молодежные, женские, социально-благотворительные, общественные организации, велась по российским мусульманским меркам широкая издательская и медийная деятельность, действовали детские учреждения, проводились спортивные и культурные акции. Были даже группы мусульманских бизнесменов и врачей. Такого больше нигде в России нет.

Татарстан был уникальной в каком-то смысле регионом, где муфтият оказался структурой с реальным социальным наполнением, а не декорацией. Не секрет, что обычно у нас в стране ДУМы живут одной жизнью, а мусульмане другой. Т.е. муфтияты не пользуются никаким влиянием на массы верующих. А в этом питательная среда для радикализации мировоззрения части исламской молодежи.

В РТ исламское пространство покрывалось ДУМ процентов на 90-95. Достигалось это гибкой политикой. Муфтият охватывал почти всех – от суфиев, традиционалистов до «центристов» и умеренных салафитов. В результате практически все группы (включая молодежные) так или иначе замыкались на каких-то официальных имамов, включенных в республиканскую систему управления.

Руководство ДУМ хоть и держало все под контролем, стараясь поглотить в себя все значимые мусульманские инициативы снизу, но давало широкий коридор всем тем, кто признавал сложившиеся правила и хотел работать в рамках существующей системы. Порой это могли быть даже идеологические оппоненты, которые в рамках единой структуры, в конце концов, вносили вклад в общий результат.

Много молодежи, отучившейся за границей, нашло себе место в структуре ДУМ (что не всегда бывает, особенно на Кавказе). Был диалог и сближение со светской исламской и неисламской интеллигенцией. Тоже не без издержек – но в других регионах и того нет.

Сейчас этот баланс нарушен, система внутриисламского управления расшатана, деятельность по многим направлениям под угрозой остановки. Если и дальше всех недовольных однобокой политикой И. Файзова будут стремиться загнать «под него» административными и силовыми методами, это приведет к отторжению большинства мусульманских общин от ДУМ и, соответственно, к изоляции муфтията от своей же паствы. Молодежь уйдет из мечетей на улицу. А Файзов рискует занять положение аналогичное, скажем, полностью потерявшим авторитет деятелям от Ислама, имена которых всем хорошо известны, т. к. они уже стали нарицательными.

Разрушение сложившегося в 2000-е баланса блокировало в значительной степени масштабную социально-религиозную работу, которая сформировалась в республике. Это может привести к откату и стагнации. Работа ДУМ во многом оказалась сегодня парализована.

А если молодежная энергия не будет должным образом канализирована в легальной исламской активности, она найдет выход в «подворотнях» и «квартирных молельнях» с их вульгарным и радикальным пониманием мира и Ислама. И тогда борцы за «традиционный Ислам» получат результат обратный желаемому.

Все-таки, задача главы ДУМ при поддержке руководства региона сегодня – это, если хотите, эффективный менеджмент в сфере развивающейся снизу под воздействием множества различных факторов мусульманской жизни, а не конструирование и продавливание в угоду тем или иным силам и чиновникам некой «традиционной» идентичности, во многом мифологизированной.

А ключевая проблема в российской умме – это не противостояние «традиционности» и «нетрадиционности» и даже не «суфизма» и «ваххабизма», а конфликт прогрессивных и модернизаторских тенденций с реакционными.