Д.Халидов. Кризис в сфере духа и финансов, религия, наука и задачи синтеза. Постановка проблемы.

Халидов Деньга 

Кризис в сфере духа и финансов, религия, наука и задачи синтеза. Постановка проблемы  

СОДЕРЖАНИЕ

1. Торжество разума: неутешительный  итог
2. Пределы реформизма протестантов
3. Финансы и религия. Или о союзе науки и религии
4. «Грехи» неолиберального фундаментализма
5. Ислам: реальные  и мнимые «грехи»  радикального фундаментализма
6. Трансформация протестантизма или потеря ориентира
7. Русский «Ответ» и  перспективы православного фундаментализма
8. Вместо заключения.

Проблемы грядущего кризиса цивилизации Запада и, соответственно, проблема формирования глобальной этики и новой системы ценностей, все чаще становятся предметом широких дискуссий. Кризис капитализма, о котором заговорили даже люди типа Сороса, индуцировал разработку проектов глобального масштаба, призванных спасти человечество и народы мира. Общим местом подобного рода дискуссий стал тезис об приоритетном характере угрозы фундаментализма и, связанного с ним, международного (читай–исламистского) терроризма цивилизованному миру: тезис, мало чем отличающийся от риторики американских неоконсерваторов. Обычно, уровень дискуссии, при всей его насыщенности научной терминологией и идеями, не выходит за пределы неких заданных границ[1]. Насколько такой концептуальный подход адекватен реальной ситуации и природе глобальных угроз? Не является ли мир ареной (духовно окрашенного) конфликта  разного рода фундаменталистских концепций? И какова роль и место России в этой глобальной битве идей  и проектов?

1. Торжество разума: неутешительный  итог

Мировые религии содержат в своей ценностно-нормативной системе идеи, ограждающие человека и общество от губительных «траекторий» жизни; от тех неправильных, хотя, на первый взгляд, и прагматичных и здравых шагов, гибельные последствия которых могут обнаружиться лишь по прошествии столетий. Такова провиденциальная способность гениальных пророчеств посланников Бога и неискаженных откровений монотеистических религий. Но институты созданные для обслуживания божественной идеи, как правило, трансформируются в структуры, которые постепенно начинают обслуживать свои корпоративные интересы. В итоге, это отражается и на общественной жизни.  В Европе это можно было наблюдать в Средние века на примере католической Церкви, постепенно превратившейся  в эгоистическую корпорацию, с выраженными тенденциями к рутинизации, конформизму и  коррупции.

Начало духовной эрозии в лоне католической Церкви было положено еще в конце XI-м веке, уже после церковного разделения, когда идея крестовых походов на Восток «вдруг» овладела знаменитым папой Григорием VII.  Началась череда крестоносных походов, якобы «за гробом господним», а по сути – авантюра с вполне земными целями, которые больно аукнулись, впоследствии, для Византии. Крестоносцы, вдохновляемые - одни религиозной идеей, но большинство - будущей богатой добычей и финансируемые алчными венецианскими ростовщиками, напали на Византию, разграбили Константинополь  и принесли неисчислимые бедствия православию. «..вся эта разнородная  масса (католиков из социальных низов – авт.) устремившиеся на Восток, - говорил протоиерей В. Асмус- видели в войнах за гроб Господень средство избежать страшных тягот подневольной жизни.. Их воодушевляла и направляла в единое русло Римская церковь, имевшая, кроме идеальных побуждений, и свой собственный церковно-политический интерес - решить в пользу Рима давний спорь с христианским Востоком»[2].

Была и другая, не менее весомая внутренняя причина духовной эрозии Рима. Это борьба влиятельных олигархических групп за овладение престолом папства, в первой четверти XII–го века. Именно тогда, богатые семейства Рима, Пиерлеонов и Франджетонов,схлестнулись в борьбе за папский престол. Победило первое семейство, которой удалось посадить на престол своего ставленника, папу Анаклетуса (1124-1138г.г.).Итог известен. Два начала (вполне земное и духовное), сосуществовавшие и борющиеся внутри католической Церкви, постепенно разлагали его изнутри. Так что, обвинения в религиозном  мракобесии,  в жестокости инквизиции и в антипросвещенчестве католической Церкви, не были просто пропагандистскими лозунгами «отцов» Просвещения и первых идеологов секуляризации. Последние запустили механизм разрушения уже не только одной только католичкой Церкви, но и вообще христианства, в том числе и православия и европейских монархий.     

Но, на каком то этапе истории, процесс секуляризации зашел настолько далеко, что наряду с радикальным разрывом с Церковью, был легитимирован, также,  отказ от действительно актуальных норм и ценностей мировых религий. Торжество Просвещения, на взгляд его адептов, неизбежно  должно было увенчаться тотальной десакрализацией,  низведением божественных заповедей до обычных человеческих фантазий, заслуживающих уважения в той мере, в какой традиция входит в привычку людей и не требует разумного оправдания.

«Нет бога, да здравствует разум и просвещение!» - такие слова были начертаны на знаменах французских просветителей и вдохновляемых ими революционеров. «Свобода- против оков патерналистских режимов, разум - против мракобесия и невежества, равенство - против сословных перегородок» – эти идеи эпохи Просвещения не могли оставить равнодушными интеллектуальную элиту Европы. Сети, расставленные умелыми ловцами душ, начали давать обильные всходы в виде периодически возникавших революционных брожений и масонских заговоров, восстаний социальных низов и всевозможных погромов. Благо, почва для этого в Европе, в виде объективно назревших   и перезревших конфликтов, давно уже была готова.

Но еще ранее, с начала XVI века, в Северной Европе, (Нидерландах и Англии) вездесущия Венеция –оплот ростовщичества и работорговли -  через «засланцев», запустил механизм внедрения своей креатуры,  а впоследствии, (в XVII веке)  и  протестантских восстаний с последующим захватом государственно власти. Венеция уже не могла выполнять роль надежного плацдарма для продолжения привычного бизнеса, а награбленные за многие века сокровища, требовали нового убежища и нового «поля» деятельности. «Операция» внедрения, с помощью таких фигур как Паоло Сарпи – весьма одаренного монаха  и представителя венецианского  олигархического клана Джовани в Англии, - была осуществлена блестяще[3].  «Пройдет еще 80 лет (с 1540 г.- авт.) до полного утверждения в Англии "венецианской партии", – пишет Д. Роулз - но "интеллектуальная империя" воцаряется здесь необратимо. Сарпи создает розенкрейцеровский культ,… из которой возникает масонство. Когда этот процесс завершен, Англия становится оплотом…ростовщичества и работорговли»[4].

В конечном итоге, упрочение позиций протестантов и восстания в Голландии и Англии (1688 г.),  легализовали, по сути, ростовщический процент,  дав толчок для бурного роста биржевых спекуляций и финансового капитала. С другой стороны, новые хозяева жизни – венецианские «агенты» и их наследники – создав первый в мире частный государственный (Английский) банк, монополизировали право на эмиссию денег. «Это гаргантюанское венецианское жульничество, - пишет Х.Г.Лоури ( в ст. «Лейбниц и Свифт против Венецианцев») - которое быстро создало первый для Англии национальный долг, чтобы финансировать войну на истощение в Европе, навязало кредитный кризис…., и обложила новыми налогами уже коллапсирующую экономику. А главным архитектором банка стал лидер "венецианской партии" Чарльз Монтегю,..»[5]. В результате Лондон шаг за шагом начал вытеснять своих главных конкурентов (Испанию и Францию), стал  законодателем «моды» и новых правил игры в финансово - экономической жизни. Эти два процесса, легализация (и легитимизация) ростовщического процента, операций со вторичными финансовыми инструментами и секуляризация (вытеснение христианских институтов на общественную периферию) и упование на «голый» разум, начиная с XVII-XVIII в. стали ключевыми факторами мирового развития.

И только в XX в. наступило некоторое отрезвление от тотального упования на разум. Мыслители и философы, ученые и просто думающая  и ответственная часть человечества стали осознавать ограниченность разума и ошибочность упования на «чистую» науку, на технологический и материальный прогресс, не подкрепленный духовными  и нравственными скрепами. На саммитах лидеров большинства государств мира в Рио-де-Жанейро, (1991), в Иоганесбурге (ЮАР, 2002), да и на др. авторитетных  форумах прозвучали тревожные нотки о судьбе человечества и всей Земли. Впервые четко и недвусмысленно была озвучена идея первичности глобальных проблем, что ни один народ или государство не могут решать свои проблемы, вне глобального контекста и без возрождения духовных традиций прошлого.

Но, что лежит в основании и кто виноват в такой предкатастрофической ситуации в мире и, наконец,  что делать? Виноваты ли целый ряд стран исламского мира и  несостоявшиеся и бедные государства и народы в той поистине трагической ситуации, в которой они оказались? Является ли социальное аутсайдерство и бедность следствием органической неспособности к развитию одних,  а успех и богатство других – признаком «божественной благодати», как это пытаются убедить протестантские фундаменталисты Америки или авторы докладов Римскому клубу? [6]

2. Пределы реформизма протестантов

Пытаясь ответить на вопросы, поставленные временем, приходишь к несколько парадоксальным выводам. «Дьявол» ведя в искушение западного человека, вырвав его из оков религиозных институтов, противопоставил веру и разум, заставил его отказаться от признанных в традиционном обществе запретов. Такое «бегство к свободе» оказалось роковым.  Более жестоких и без правил  войн, чем те которые имели место в 20-м веке, в истории  человечества никогда не было в прошлом. На новом, безбожном этапе прогресса (или регресса, в зависимости от критерия), было реанимировано ново-«старое» божество, имя которому «Золотой телец». Ростовщик Шейлок (из «Венецианского купца» У. Шекспира), по сути – изгой в приличном обществе, стал, наконец, подлинным  хозяином положения в мире. Венецианская «партия» творила новую реальность не просто внедряясь на новую «почву», а провоцируя реформаторские течения внутри католичества с одной стороны, и контрреформацию – с другой.   

Пионеры протестантизма, ученики Ж. Кальвина и  М. Лютера,(XVI-XVII в.) и их последователи в Северной Европе и Америке, в своем антицерковном порыве, вполне могли руководствоваться лучшими побуждениями; желанием строго следовать духу ветхозаветных норм, от которых отступили католические институты[7]. Нет никаких оснований подозревать «отцов» протестантизма в двойной игре и в неверии в то, что они сами стали с некоторых пор проповедовать с убежденностью новых пророков. Новые интерпретации священных текстов Библии были вполне созвучны настроениям  и ценностям третьего сословия. Отказ от привычных для католической среды норм и образцов поведения, происходил тем легче, чем значительнее была обещанная (пропагандистами протестантизма) награда в этой и потусторонней жизни.

Но, столь же верно, что не будь влиятельных покровителей и вдохновителей нового течения из венецианской «партии», Реформация была бы задушена в самом зародыше. Факты (пока еще не вошедшие в официальную историю) таковы, что нам никуда не деться от поистине «выдающейся» роли, в антикатолическом реформаторстве равно как и в контрреформаторском «ответе» римской Церкви, венецианской «партии», в лице отпрыска древней аристократической семьи Гаспари Контариони. Венецианская игра была раскрыта на переговорах папской делегации с лютеранами в Регенсбурге в 1541 г., о чем писал, кстати, даже сам Кальвин.  «Теперь видно, что произошло с Ренессансом. –писал Дж. Роуз - Венеция манипулирует как Реформацией, так и контрреформацией, что приводит к серии войн…Кульминация - Тридцатилетняя война, в ходе которой численность населения Европы катастрофически падает»[8].  

И эта антицерковная, (обращенная против папства и его институтов),  революция (духа) в Европе высвободила такую предпринимательскую энергию  и зуд накопления капитала, поиска знания и рационального переустройства окружающего мира, которая позволила протестантам в короткие сроки, далеко оторваться от своего идеологического антипода. Накопление и приобретательство свободное от гедонистических мотивов и расточительного образа жизни, в сочетании с честностью, профессионализмом и трудолюбием заложило основу капиталистического образа жизни в Новом и Старом свете. Об этом блестяще написал Макс Вебер в своем великолепном труде[9].  Правда, столь высокие мотивы поведения абсолютно не распространялись в отношение коренного населения Америки. «Бог подарил «избранным для спасения» новую обетованную Землю, подобно тому, как древним иудеям – Землю Ханаана» - так примерно рассуждали пионеры протестантизма. Следовательно, протестанты, (как они полагали)  наделялись самим Богом правом на уничтожение или вытеснение индейцев с их родных земель.

Но, с другой стороны, протестантская Реформация, возбудив творческий поиск и интерпретаторский «зуд»: 1) разрушив былое единство догмы, спровоцировала бурный рост различных сект внутри протестантизма; 2) не только оправдала перед Богом честно и трудом нажитое богатство, но сделала деньги (вернее, их количество) мерилом и успеха, и БОГОИЗБРАННОСТИ; 3)косвенно легализовала ростовщический % и финансовый капитал, хотя сами протестанты не считали для себя возможным такой бизнес. Пионеры протестантизма и их последователи, заложив основы своеобразного этического кодекса капитализма, (рационального и методичного, трудолюбивого и честного) не могли, конечно же, предугадать – чем обернется реформаторский порыв их духовных отцов. Легализация  ростовщичества вкупе с правом на эмиссию денег, в короткие сроки позволили нескольким десяткам кланов в Европе скопить гигантские состояния, кои они конвертировали во власть, покупая монархов и правительства; переводя целые страны в режим перманентной кредитной зависимости, а в случае демонстрации строптивости, дефолта или войны[10].

Мало кто догадывается о том, что Федеральная резервная система (ФРС) США – аналог нашего Центробанка, по сути дела является частной «лавочкой», образованной пулом из 8 могущественных финансовых домов Америки в 1913 г. Столь же мало вникают в природу и причины  Великой депрессии в США(1929-33г.г.), привычно повторяя миф о «закономерном характере кризиса». Между тем, для не зашоренных либеральными штампами экспертов, не представляет секрета рукотворный характер кризиса. Завладев станком для эмиссии долларов и будучи независимыми, хозяева ФРС воспользовались этим по полной программе, пустив по миру млн. мелких и средних владельцев (акций, собственности) и прибрав их состояние в свои руки.            

3. Финансы и религия. Или о союзе науки и религии

Такое понимание причин грядущей катастрофы, в той или иной мере, демонстрируют  многие известные в мире ученые и политики, (И. Валлерстейн, Дж. Тобин, Дж. Стиглиц, М. Кеннеди, Д. Гэлбрайт, Л. Ларуш и многие др.). Они же и предлагают рецепты спасения, которые, в целом, лежат в русле ключевых заповедей монотеистической традиции (детально,  в теории исламского бэнкинга): в частности, в том, что касается ограничений на эмиссию денег, на операции с процентами и вторичными финансовыми документами и пр.  И эти рецепты направлены на кардинальную реформу всей международной финансово- экономической системы, когда стало бы невозможной наращивание капитала и прибыли, в результате перманентных (не включенных в производство товаров и услуг) трансакций и операций с вторичными финансовыми документами-дериватами.

Заблуждения, связанные с доминирующей на Западе финансово-кредитной системой, и рецепты, направленные на исправление недостатков этой системы подробно рассмотрены, в частности, в книге Маргарит Кеннеди «Деньги без процентов и инфляции». При даже минимальном (в 1%) в год ссуде и сложном %, рост денежной массы происходит по экспоненциальному закону, а для ее удвоения требуется 70 лет; при 3% годовых – уже 24 года. И такая практика обуславливает все возрастающий разрыв между реальными активами и денежной массой. Кроме того, «такой механизм – как пишет М. Кеннеди – позволяет богатым становится еще богаче, а бедных делает еще беднее.И потому % как средство оборачиваемости денег является средством скрытого перераспределения»[11].

Альтернативу существующему денежному механизму впервые были сформулированы в 1890 г., коммерсантом работавшим в Германии и в Аргентине, Сильвио Гезелем, выдвинувшем идею «естественного экономического порядка».В новейшее время, поиски рецептов в этом направлении поднялись на еще более высокий осмысления и научного обоснования. К примеру, Налог Тобина, названный по имени лауреата Нобелевской премии, на спекулятивные трансакции – как раз из разряда спасительных рецептов, также[12]. Ощущение грядущей катастрофы и полного обрушения финансового «здания» построенного на долл.США, сквозит  и в последнем интервью Линдона Ларуша[13].

Очевидно, в условиях наступающего прозрения,  для духовных лидеров актуальна задача новой реинтерпретации божественных заповедей. Актуально такое «вторжение» религиозных норм (к примеру, норм исламского бэнкинга)  в международную политику и экономику, которая ясно расставляет акценты и приоритеты; опирается на науку и ответственную мысль. Но и это не сулить смену вех в истории человечества. Это – только начало в длинной цепи нетрадиционных мер и шагов по новой глобальной «прививке»: культурной, ценностной «перекодировке» в жизни обществ; восстановления подлинных духовных, («человеко» и народосберегающих) ценностей. Но для решения этих задач, чрезвычайно важно преодолеть кризис в самых религиозных институтах; нейтрализовать конфликт фундаментализмов и  ложных интерпретаций,  как священных текстов, так и интеллектуального наследия «отцов» Просвещения  и либерализма.

4. «Грехи» неолиберального фундаментализма

Есть изрядная доля лукавства или непонимания реальной природы большого конфликта, пришедшему на смену идеологическому противостоянию прошлого, когда говорят о конфликте цивилизаций, (Самуэль Хантингтон) как главном, стержневом конфликте нашей эпохи. Реально же, не христианский мир находится в конфликте с исламским, а предельно секуляризованный мир сверхбогатых – подлинных вершителей судеб мира, находится в состоянии перманентной конфронтации со странами мировой периферии и полупериферии. Именно интеллектуально-информационная «обслуга» первого мира, представляет дело так, что конфликт культур имеет не локальный и вполне преодолимый, а прямо таки антагонистический характер, грозящий перейти в перманентную войну цивилизаций. Между тем,  весь мир, (в том числе, и «христианский»), по сути дела, является ОБЪЕКТОМ этого нового типа неолиберального фундаментализма… такого типа фундаментализма, когда все разнообразие культур  и цивилизаций должно быть окончательно вытеснено в этнографическую нишу.

Другая сторона этого «греха», заключается в подмене понятий; в такой трансформации идей «отцов» классического либерализма, (Адама Смита, Монтескье и др.) когда идея естественных прав человека (или социально-ответственного либерализма) была принесена в жертву идее неограниченной свободы. Свобода «от»,(церковного засилья в сфере духа и знания), согласно идеям «отцов» Просвещения и классического либерализма, должна была быть конвертирована в свободу  «для» социального прогресса и строительства гражданского общества. Классический либерализм - это побочное «дитя» протестантской Реформации. И после двух столетий эволюции либерализма, апология разума и ответственной свободы уступила место апологии  безудержного потребления и ничем не ограниченной свободе.  Ответственный либерализм трансформировался, т.о., в чувственно-гедонистический, с культом потребительства и  развлечения.  

Парадокс еще заключается в том, что в такой трансформации свою немаловажную роль сыграла Франкфуртская школа неолевых социологов и философов(1923 год основания): Новые адепты радикальной «эмансипации человека от буржуазных оков» (именно так формулировалась главная задача Франкфуртской школы), сделали ставку на социокультурную сторону проблемы; на очевидные недостатки советской модели антикапиталистического «вектора» развития. Идеи социального и сексуального раскрепощения человека, освобождения от всяких культурных запретов и норм получили мощную пропагандистскую поддержку на Западе в 50-60-е г.г. прошлого века. И в этом тоже чувствовалась «невидимая рука», направлявшая процесс «творения» новой реальности- разрушения привычного образа и стиля жизни сотен млн. людей и провоцирования хаоса в западном обществе. Именно антисоциальной (эмансипирующей) революции мы обязаны столь наглым вторжением в нашу жизнь разного рода маргинальных меньшинств: сексуальных, феминистских, сектантских и пр. Релятивизация морали и легитимазация греха и блуда достигла огромных масштабов.

5. Ислам: реальные  и мнимые «грехи»  радикального фундаментализма

Главная идея «победим международный терроризм», озвучиваемая с разных трибун в последние годы, подразумевает эндогенный (в рамках исламской традиции) характер терроризма. Ислам в данном случае представляется как религия и мировоззрение, изначально способное  продуцировать насилие и жестокость, в модернизирующихся обществах третьего мира.  В группе отечественных «исламоведов» особо можно выделить Александра Игнатенко[14]. Такой подход вполне укладывается в неоконсервативную (США) модель глобального переустройства мира, когда главной проблемой-помехой и символом вселенского зла выступает исключительно международный (читай –исламистский)терроризм. И, чем более актуализируется дискурс на эту тему, тем более обостренный характер приобретает исламская идентичность и тем больше среди мусульман тех, кто готов мысленно, а то и делом поддержать Бен-Ладена или Доку Умарова с его идеей пресловутого «Кавказского эмирата», призванного заменить упраздненную «Ичкерию». Похоже, что именно этого и добываются авторы сценария глобальной дестабилизации исламского мира, не исключая и Россию.

В целом же, реактивный характер (ответ слабого на чрезмерное государственное насилие и даже террор) исламистских радикалов не вызывает сомнения у многих исследователей. Мы вправе говорить о мере адекватности этой реакции. Есть правила войны принятые в Исламе, вытекающие из соответствующих интерпретаций стихов Корана и хадисов пророка Мухаммеда(да благословит его Всевышний). И коль скоро эти правила нарушаются, любой непредвзятый улем -ученый докажет неправомерность акций Большого террора (с множеством невинных жертв), равно как и не спровоцированного «наступательного» джихада[15]. «Война Исламе была предписана – пишет один из самих авторитетных улемов, председатель Международного совета мусульманских ученых,  Юсуф Карадави– только для отражения агрессии или для устранения препятствий с пути призыва к религии Аллаха…Ошибочным является деление мира на Дар уль-Салям(Земля мира) и дар-уль-Харб(Земля войны), признание войны как основы отношений мусульман с немусульманами и наступательного джихада коллективной обязанностью уммы..»[16].

Процессы, которые мы наблюдаем в мусульманской среде, вполне укладывается в классическую тойнбианскую (см. «Постижение истории» Арнольда Тойнби) модель «Вызов-Ответ», когда на вызовы Запада, в исламском мире, (в ситуации догоняющего развития) судорожно ищут и не находят адекватного ответа. Мощный и не без умысла «промоушен» для носителей гиперактивной реакции «троцкистов» от ислама (ничтожной доли в «умме») и неадекватной оценки вызовов, вытесняет на периферию подлинную мусульманскую элиту; перекрывает поиск достойного и адекватного ответа. А этот поиск продолжается с тех. пор как Запад, в привычном для неё колониальном духе, начал вторгаться в жизнь мусульманских стран (XIXв.в).  

Но вопрос можно поставить и несколько  в другом ракурсе. Не является ли неадекватная реакция на вызовы Запада, отражением другой неадекватности: а именно, такой избирательной актуализации тех или иных норм Ислама (легитимирующих право на насилие), когда др., более значимые нормы находятся в режиме «спячки»? Автор здесь пытается просто переформулировать вопрос, который однажды озвучил известный отечественный исламофоб, протоиерий Андрей Кураев (в г-те «Известия», сентябрь 2004) - «несет ли ответственность исламский мир и его духовная элита за терроризм, за Бен Ладена и Басаева?»- но с др. позиций.

Что имеется в виду? Нормативная система ислама имеет целостный характер и включает в себя сотни норм-элементов, связанных друг с другом: тот каркас- незримый «коридор», который задает модель образцового поведение и мировоззрения мусульманина в повседневной жизни и во все эпохи. Эти нормы выстраиваются в определенную иерархию: есть более значимые (столпы Ислама и «аккиды»- вероубеждения) и менее значимые, актуализируемые в ежедневной практике или в эпизодических ситуациях и т.д. и т.пр. Но эта система норм достаточно гибкая, чтобы реагировать на вызовы и угрозы безбожного мира; на различия  в культурах и цивилизациях включаемых в орбиту исламского мира. (К примеру, достаточно вспомнить, тот гибкий и предельно уважительный подход к проблеме исламизации и исламского призыва - «дав-ата» в цивилизованном Ираке, в VIII-м веке продемонстрированный имамом Абу- Ханифа – основоположником одного из 4-х мазхабов- правовой школы в Исламе).  Так вот, как только эта система норм приобретает черты закостенелости (в силу сложившейся, и не совсем адекватной их трансляции  в процессе образования и социализации), так следом, некоторые нормы переводятся в разряд незначимых и неактуальных. Институты и система исламского образования, т.о., перестают адекватно реагировать на изменяющийся мир. Как следствие, все новые поколения мусульман прошедших такую школу социализации и образования постепенно теряют тот нормативно-ценностный багаж, который, в свое время, и составлял методологическую («технологическую») и познавательную базу Золотого века халифата (VIII-XIII в.в.). Когда улемы-ученые, обязанные быть подлинными наследниками пророков, (согласно Корану) молчат или их голос не внятен, то в исламском мире чаще звучат взрывы бомб и автоматные очереди. И авторская гипотеза состоит в следующем.

Исламские институты (служителей культа и образования)  в традиционных центрах исламской мысли еще не преодолели кризис, начало которому было положено в средние века, (c XIII-XV в.). «Золотой век» халифата[17], с его общим рынком (от Гренады и Кордовы в Испании, до Индии и ЮВА), развитой городской культурой и наукой, постепенно уступил место косности, догматизму и…регрессу. В общественном мнении стран халифата (в период его расцвета) ценность образования и науки были столь высоки, что это прямо отражалось во всех сферах жизни: в торговле и ремесленном производстве, в экономике и политике, в системе образования и воспитания.

Но затем, исламская идея органического сочетания веры и разума, мистического и рационального в познании и, в целом,  философия прогресса (научного и технологического) была забыта, вытеснена на периферию общественной  жизни и системы институтов. Был утерян тот мощный импульс научного поиска и культа знаний, который дал миру множество бессмертных творений. Кочевнический (монгольский) элемент с Великой степи внес в исламский мир разрушительные, по сути, антипросвещенческие мотивы[18]. Были преданны забвению целый ряд норм, легитимирующих органическую связь религиозных истин с естественнонаучными поисками. С определенной поры, как только официальное духовенство получило свою долю власти (и не только в своей сфере), оно объявило приоритетным исключительно религиозное образование в ущерб естественнонаучному[19]. Были переведены в режим «спячки» целый ряд норм, легитимирующих упорство в поисках знаний и рационализм, органическую связь религиозных истин с естественнонаучными поисками**. Это был шаг «назад» и роковой по своим последствиям, в сравнении с «золотой» эпохой для Османской империи, последней мировой державы мусульман.

В итоге, каждое последующее поколение духовной элиты воспроизводило и закрепляло эту антипросвещенческую (и социально-пассивную) норму, разрушавшую органическую связь между религиозным и позитивным знанием, медитативными практиками и общественной активностью мусульман. Практика редукции(упрощения) религиозного долга правоверных до очень узкой области норм обрядовой практики и социального поведения, когда др., гораздо более актуальные  в современных условиях нормы (из сферы трудовой морали, политического культуры, отношение к наукам и НТР и др.) находятся в режиме «спячки» продолжается и теперь. В исламском мире не сформулирован адекватный «Ответ» на глобальные Вызовы и контуры исламского проекта все еще остаются весьма размытыми, неконкретными в том, что касается политического и правового устройства общества; решения глобальных проблем (в сфере экологии и народонаселения, научно-технологической революции  и экономики). Подарив Европе парус и алгебру, античную философию и восточную медицину,  и многие др. достижения исламский мир теперь вынужден лихорадочно догонять средневековых «учеников» мавров, без всякой надежды догнать Запад в ближайшие десятилетия. 

В разбуженном (колониальной экспансией Запада еще в конце XIXв.) исламском мире идет «брожение» умов и поиск ответов на вызовы. Эту волну, судя по множеству косвенных, а то и прямых свидетельств, оседлали глобальные «игроки» и через ряд промежуточных звеньев дирижируют этим процессом. Появление за последние полвека дюжины радикальных исламистских групп – это результат встречного движения носителей  активного поиска идеи и фундамента сопротивления с одной стороны, и хорошо продуманного сценария включения всего активного мусульманского элемента в те или иные происламские (а реально, дискредитирующие ислам) проекты, с другой стороны. Ныне покойный ливийский лидер Муамар Кадаффи и экс-вице-премьер Таджикистана (бывший лидер исламской оппозиции) Х. Акбар Туранджонзода в унисон вторят друг другу, когда подчеркивают решающую роль внешнего фактора ( в лице западных спецслужб) в генезисе таких организаций, как «Хизб ут –Тахрир», или «Аль -Даават»: организаций, в которых неадекватная интерпретация исламского наследия поощряется, оправдывается и незаметно канализируется во вполне определенное русло[20]. «Многие выдающиеся ученые улемы исламского мира – пишет Тураджонзода – в один голос утверждали, что «Хизб ут –Тахрир» создан именно с целью искажения и очернения Ислама… а его центральные офисы и центры весьма безбедно расположились в западных странах». Такое признание из уст экс- исламиста и вице-премьера в одном лице дорогого стоит. На этом фоне, мало  перспектив у адекватных (проблемам и угрозам и действительно, актуальных) проектов, опирающихся на Ислам. Не видно консолидированного (глобального) Заказчика, или заказчик – без денег и инфраструктуры поддержки. А база же реально поощряемых организаций, чаще всего, находится в Лондоне, реже в др. гор. западных стран. И подлинных заказчиков и дирижеров множества псевдоисламистских групп-возмутителей спокойствия, следует искать именно здесь.

В равной мере выводы относятся и к феномену распространения явления вооруженного «джихадизма» на Северном Кавказе. Автор отдает отчет в серьезном кризисе федеральной политики на Кавказе: неправомерное и неадекватное применение силы, «государственный» террор  и бессудные расправы над тыс. людей. Но нельзя отрицать и роль внешнего (западно-израильского) фактора в поддержании режима перманентного конфликта на Юге России.

6. Трансформация протестантизма или потеря ориентира

Англосаксонские фундаменталисты протестантского толка (в основном, в США) актуализируют исключительно проблему реанимации консервативных ценностей и норм. «Правильные» из них тихо ненавидят своих либералов, ругают, как и в России, масс-медиа и судачат о крахе «белой» Америки, о засилье евреев и цветного населения, об возрастающей иммиграции как угрозе  западной цивилизации[21]. Один из их рупоров,  консерватор Патрик Бьюкенен писал, имея в виду культурную революцию неолибералов: «..наш противник – не просто очередная партия, но иная ВЕРА, ИНОЙ ВЗГЛЯД НА БОГА и человечество. И исход войны решат не столько дебаты в Конгрессе, сколько школьное образование, позиция масс-медиа и судов»[22].

Из «неправильных»  (неадекватных) же: одни готовятся к антифедеральной «революции» в США (против финансовой олигархии), периодически взрывают то федеральные здания (как в Оклахаме, в 1996, феномен Т.Маквея), то…абортарии(?!)[23]; другие же восторженно внемлет зажигательным речам протестантских проповедников-шовинистов и не скрывают своих экспансионистских устремлений. Американские неоконсерваторы уверенны в праве США на ту огромную долю мировых ресурсов, которую страна потребляет; на поход (в др. страны) за «добычей», на тот расточительный образ и стиль жизни,  к которому привыкла Америка. Они уверенны, что ЭТО божественная награда за упорный труд, не замечая – сколь далеки они от пионеров протестантизма. И в этой близорукости проявляется американский провинционализм а, в скрытой форме, и социальный расизм. Теперь уже расизм носит глобальный характер и именно нам (россиянам), как впрочем, и многим др. народам уготована роль людей 2-го, а то и 3-го сорта.

Неоконсервативный фундаментализм не одинок в Америке. Его мощно подпирает фундаментализм новых фарисеев- мистиков, увлекающихся Кабаллой. Их грезы о грядущей (или уже бывшей) мессии для «избранного народа», о грядущем и неизбежном мировом господстве не есть только отражение их духовных поисков. Они полны энергии и упорства в достижении посюсторонних целей, ибо награда (вся планета) обещана, якобы им, самим Богом. И адепты этого ново-«старого» фундаментализма не просто рассуждают и молятся, но и активно действуют, осваивая все новые и новые страны. Результат такого видения будущего мира и технологии его форматирования - это перманентная война ради «вечного мира» и благополучия, т.н.,  «избранного» народа.

И этот симбиоз двух фундаментализмов создает своеобразную «духовную» подкладку для американских неоконсерваторов во главе с Бушем младшим и вице- президентом, Д. Чейни. Адепты этих двух течений методично втягивают мир в состояние перманентного хаоса; а в будущем, возможно и ядерного апокалипсиса. В целом же, неолиберальный фундаментализм с апологией псевдокультурной революции и симбиоз неоконсерваторов с фарисейским фундаментализмом – это две стороны одной глобальной политики, расхождения между которыми касаются исключительно вопросов морали: отношения к сексуальным меньшинствам, институту семьи, права на эвтаназию и т.пр.

7. Русский «Ответ» и  перспективы православного фундаментализма

Обсуждаемая тема  касается России в нескольких аспектах.   Первый аспект связан с тем, что отечественные адепты неолиберализма превратили страну в полигон для культурных и социальных экспериментов и лишают ее права на собственный проект; на геополитическое «изгойство», когда все содержание общенационального проекта (идеи) России должно свестись, исключительно, к защите от «экспансии Юга» (проблема мигрантов и Кавказа) и «исламисткого» радикализма. Такая интерпретация реального содержания процессов и угроз периодически разбавляется и китайской угрозой. Такой концептуальный подход актуализирует привычное для России оборонное сознание. Беглый контент –анализ либеральных масс-медиа не оставляет сомнения в такой интерпретации приоритетов угроз  для России.

Второй аспект связан с традиционно комплиментарной формой сосуществования православия и ислама в России на протяжении последних полутора веков, (после завершения Кавказской войны). Но именно исламистский радикализм и  фундаментализм объявлены главными врагами для России. Научный анализ вызовов и угроз для России не входит в нашу задачу. Скажем только, что в иерархии угроз для России радикальный исламизм и трудно операционализируемое понятие «международный терроризм» занимает лишь последние строчки в списке, (аналогично выводам из Доклада «Совета мудрецов» при ООН). Более того, манипулируемый (антиисламскими силами) «исламистский» экстремизм на Северном Кавказе и неолиберальный «фундаментализм» в Москве составляют некий симбиоз. И в этом качестве, исламский фактор является важным элементом внутренней политики на уровне федерального центра.

Третье, ощущение надвигающейся опасности актуализируют в России поиски более прочных оснований для сбережения страны; для сохранения своей культурной идентичности. В возврате к фундаменту – к православным ценностям и нормам, к мистике и к традиционной практике освящения всего и вся -  многие, сознательно или бессознательно видят возможность выстраивания оборонительных (культурных) рубежей. Экспансия протестантских миссионеров  и всевозможных фондов с Запада спровоцировали тенденцию к реправославизации. Походы в церкви или выставление в своих рабочих кабинетах икон и др. символов православия входят уже в обязательный атрибут позиционирования чиновничьей элиты.  Возрождаются и некоторые элементы из византийской практики, с взаимным проникновением государства и церкви. Ученые и представители других традиционных конфессий открыто говорят об угрозе клерикализации Российского государства. 

Но является ли это  подлинным фундаментом для адекватного «Ответа» на вызовы времени? Культивирование веры в чудеса, увлечение мистикой и антипросвещенческий синдром – это и есть «наш Ответ Чемберлену», или же  это из тех практик, задача которых канализировать бессознательные установки масс в ложное (и безопасное) русло? Пожалуй, и то и другое. Проект, основанный исключительно на православном фундаменте никак не может быть основой актуального нынче  синтеза и адекватного «Ответа» угрозам для России. Такой фундамент имел несравненно больше прочности и поддержки в государстве в 1917 г.. Но не смог защитить Империю от смуты и Гражданской войны. Ибо не содержит в себе позитивной программы поведения и ответов (на весь спектр вызовов), которые были бы освящены Божьим словом. Такая «недостача» в нормативной системе  лишает возвращающихся в лоно православной Церкви способности к различению, ключевой категории в религиозной традиции монотеизма. Именно способность  к различению позволяет проводит четкие границы между  «ими» и «нами»; между соблазненными «дьяволом» и «ведомыми ангелами» и строить свое поведение в соответствии с религиозными нормами.  А участие во всевозможных ритуалах  и религиозных праздниках есть лишь формальные атрибуты религиозной идентификации, слабо влияющие на социальное поведение верующих.   

 Синтез мистического и рационального, духовного и научного подходов и, наконец, соборное единение интеллектуальной и духовной элит – вот тот узкий «коридор», в рамках которых только и может Россия подняться с колен. В России, как нигде в другой стране, есть наличные условия (научные и технологические, духовно-нравственные) для такого синтеза и единения, но нет политической воли. А ее нет, и пока не предвидится, по той причине, что Россия включена в чужие сценарии и превращена в полигон  конфликта фундаментализмов не органичной, для страны, природы.

8. Вместо заключения

Мир ускоренными темпами приближается к серьезным потрясениям. Крах долларовой системы США неизбежен. Весь период 2009 – 2015г.г. - это период самых серьезных испытаний для России и исламского мира. России уготована роль «дойной коровы» для англо- американских ТНК и по всей вероятности, страну будут методично разваливать на 8 или 9 конфедеративных «осколков».  Люди могут и не заметить, то как страна из частичного внешнего контроля перейдет в режим почти полного внешнего контроля, такого контроля, который, к примеру, осуществляют США в ряде стран Европы (в Германии, Прибалтике и др.).

Выход из этой тупиковой ситуации видится, если несколько пофантазировать, в следующем. Россия  и наиболее авторитетные страны исламского мира(и вообще, незападных цивилизаций) должны инициировать постоянный диалог с единственной целью: как защитить свой самобытный мир? Как развиваться самым и сберечь человечество  и планету Земля от будущих (прогнозируемых) катастроф? Существующие ныне формы диалога, под названиями «форум цивилизаций» и .т.пр., кроме «сотрясения воздуха» и слабого «пиарного» эффекта ни к чему не приводят. Когда как нужен подлинный прорыв: ясный ответ на множество вызовов и множество структур, которые бы согласованно действовали в плане защиты традиционных ценностей с одной стороны, а с другой развенчивали бы западные мифы.

Но и это не все. Нужно наладить подлинное сотрудничество в плане инфраструктурного, социального и экономического развития мира в глобальном масштабе, в полном соответствии с идеями Л.Ларуша и др. мыслителей на Западе; а в России, - с идеями выдающегося мыслителя Побиска Кузнецова, других ученых и общественных деятелей. Надо освободиться, наконец, от навязчивой «опеки»  либеральных и протестантских фундаменталистов с Запада в сфере финансов и масс- медиа, образования и международной политики; свободить финансовую систему  в масштабах мира от правил и норм задаваемых уолл- стритовскими и  лондонскими банкирами, всевозможными спекулятивными фондами. И тогда обнаружится, что маниакальная убежденность в примате ценностей «ссудного процента и полной свободы финансовых операций»,  «демократии» и прав человека» для этой когорты «цивилизаторов» есть не более чем ширма, прикрывающая их далеко идущие замыслы. Надо просто признать, что наши ценности и традиционный здравый смысл и есть тот фундамент, на котором можно выстроить «здание» симфонии цивилизаций и культур.

Но эти идеи нуждаются в   активном продвижении в кругах, принимающих решения: по международным финансам и политике, по культуре и информации. Эти круги на Западе, при всем их цинизме, также, нуждаются в моральной и религиозной легитимации своей философии жизни. И коль скоро окажется, что духовная «подкладка» финансового капитала и социального расизма безбожна (бездуховна и аморальна),  то появляется шанс для постепенного демонтажа всего международного финансово-экономического «здания», без потрясений и трагических последствий для Америки и мира в целом. Можно сколько угодно списывать долги бедным государствам и народам, но пока остается в силе этот ненасытный механизм ссудного (и сложного) процента и биржевых спекуляций, мир обречен, просто, постоянно решать частные задачи; на все новое воспроизводство неравенства и нищеты, кризисов и несправедливости. И лишь на завершающем этапе подключаются талантливые управленцы и эксперты, дабы разработать безболезненный механизм реформ. Но все может оборваться на полпути, если  духовные «корпорации» разных конфессий вновь окажутся в сетях коррупционеров и конформистского синдрома. В свое время, на смертном одре вольнодумец и атеист Вольтер – как то проговорил: «Я хотел бы обратиться к Богу с одной-единственной молитвой. О Боже! Пускай мои враги будут смешны!». И Бог ответил Вольтеру: «ни один суд не заставлял церковников  выставлять себя на посмешище. Они стремились соответствовать (т.е., быть на уровне требований моды,  элиты и пр. – авт. прим.), а в результате оказались не у дел». Вместо пустых занятий церкви стоило бы озаботиться душами людей, правящих страной»[24]. Вот на этой нотке с элементами слабого оптимизма можно было бы и поставит точку.

ПРИМЕЧАНИЯ