Библиотека
Официальный и неофициальный Ислам в Дагестане. Часть1
Начинаем публикацию аналитического материала Д.В. Макарова, подготовленного Центром Стратегических Исследований. Исследуемая тема - исламское движение на Северном Кавказе в середине и в конце 90-х годов; корни и причина конфликта на Северном Кавказе и, в частности, в Дагестане; позиции государства, Духовного управления мусульман Дагестана, суфийских шейхов, лидеров салафитского движения и неформальных (вновь образованных) исламских организаций; их роль в этих событиях.Несмотря на "давность лет", тема очень актуальна, тем более что у Российского государства до сих пор нет четкой позиции к исламу и мусульманам. Редакция нашего сайта не во всем разделяет позицию автора. Однако, для более широкого и объективного освещения данной проблематики мы предлагаем Вашему вниманию сей документ в надежде, что допущенные ошибки не повторятся.
Аналитический отдел мусульманского информационно-аналитического канала "АНСАР.РУ".
Возрождение Ислама в современном Дагестане.
Дагестан является одним из наиболее древних очагов исламской культуры на территории России. Ислам впервые появился здесь еще в 7 веке. В Дагестане сложилась сильная школа мусульманских ученых, алимов - знатоков богословия и шариата. Широкое распространение, особенно на массовом уровне, получил суфийский (тарикатский) вариант ислама, который сегодня рассматривается исследователями как "традиционный" для Дагестана ислам.
При советской власти исламу был нанесен существенный удар: многие мечети и медресе были закрыты, религиозные деятели - репрессированы. Накануне перестройки религиозная ситуация в Дагестане характеризовалась ярко выраженным разделением на официальный и неофициальный ислам. Первый был представлен духовенством, входящим в структуру Духовного управления мусульман Северного Кавказа (ДУМСК) во главе с муфтием Махмудом Геккиевым. В подчинении ДУМСК находились имамы и другой немногочисленный персонал 27 действующих мечетей, сохранившихся в Дагестане к середине 1980-х годов. Официальное духовенство, особенно его высшее звено, было послушным исполнителем воли правящей коммунистической номенклатуры и фактически помогало государству в борьбе против подпольно действовавших алимов и суфийских братств. Последние рассматривались властями как носители "реакционного и экстремистского" ислама, хотя на деле их "экстремизм" сводился лишь к нежеланию сотрудничать с органами партии и КГБ, словесной критике "безбожной" советской власти и стремлению продолжать, по мере возможности, обучение молодежи основам религии. Постепенно, и особенно с 1980-х годов, в Дагестан начали проникать идеи исламского фундаментализма, который составил второе (наряду с тарикатизмом) направление "неофициального ислама". Сторонников фундаменталистского ислама в Дагестане, как и в остальных регионах бывшего СССР, стали называть "ваххабитами".
В конце 1980-х годов курс М.Горбачева на либерализацию общественно-политической жизни создал условия для возрождения ислама в Дагестане. С этого времени, и особенно после крушения власти КПСС в 1991 г., в республике активно пошел процесс строительства и восстановления мечетей, регистрации местных религиозных общин (джамаатов), создания религиозных учебных заведений, выпуска религиозной литературы; дагестанские мусульмане получили возможность свободно поддерживать связи с единоверцами из других стран. К маю 2000 г. в республике функционировало 1585 мечетей, в том числе 917 соборных (джума) и 668 квартальных и прочих (из них 212 были зарегистрированы в местных администрациях), 12 высших исламских учебных заведений (из них 6 были лицензированы), 33 филиала исламских вузов, 36 медресе, 203 примечетских школы (мектеб). В середине 1990-х годов в республике действовало 11 исламских центров и благотворительных организаций, численность служителей культа (имамов, кадиев, муэдзинов) составляла около 3,5 тысяч человек. Число открытых для посещения святых мест (мазаров, или зияратов, обычно представляющих собой гробницу святого-шейха или необычный элемент ландшафта) превысило 800. Если в советские времена лишь единицы дагестанцев могли ежегодно отправится в хадж, то к середине 1990-х годов ежегодное число паломников из республики обычно превышало 10 тысяч человек. По данным на 1996 г., около 1500 молодых дагестанцев проходили учебу в религиозных учебных заведениях в различных мусульманских странах.
Одновременно развивался процесс спонтанной исламизации общественной жизни, особенно в сельских общинах. В некоторых селениях была запрещена продажа алкоголя, стали открыто проводиться религиозные праздники и церемонии, участились случаи, когда общественные проблемы, в том числе земельные споры, решались на основе шариата при участии местных религиозных авторитетов. Иногда глава сельской администрации просил местного имама принять решение, а затем оформлял это решение как постановление администрации. В Махачкале для проведения религиозных праздников отводились большие стадионы. Популярным стало ношение элементов исламской одежды (платки у женщин и белые шапочки у мужчин).
В республике получили возможность действовать различные религиозные общественные организации, движения и партии, такие как Исламская партия возрождения, "Жамаатул Муслими", Исламская партия Дагестана, Дагестанское отделение общероссийского мусульманского общественного движения "Нур", Дагестанское отделение Союза мусульман России (СМР), объединение женщин-мусульманок "Муслимат" и другие. Возникла и заняла свою нишу на информационном рынке исламская пресса, представленная газетами "Ас-Салам", "Нурул Ислам", "Путь ислама", "Исламский вестник" и другими изданиями, менее регулярными или выдерживающими вообще лишь один-два выпуска.
Появившаяся на рубеже 1990-х гг. свобода слова и религиозного самовыражения способствовала формированию исламской оппозиции, выступающей за обновление и реформирование системы религиозной администрации и усиление роли ислама в общественной жизни. Еще в мае 1989 г. под давлением оппозиции ушел в отставку председатель ДУМСК Геккиев, позднее обвиненный в коррупции и сотрудничестве с КГБ. К руководству ДУМСК и созданного после его ликвидации в январе 1990 г. самостоятельного Духовного управления мусульман Дагестана (ДУМД) пришли новые люди, тесно связанные с еще недавно гонимыми суфийскими братствами. С этого момента тарикатизм превращается в официальную идеологию ДУМД. Об этом недвусмысленно говорят высказывания, например, заместителя муфтия Губдалана Абу-Муслима о том, что "по исламским канонам . иметь шейха-воспитателя является обязательным", и "каким бы крупным алим (знаток ислама) ни был, он обязан идти под духовную опеку шейха", поскольку "без вступления в тарикат ни религиозность человека не будет полноценной, ни земные удачи не будут гарантированными". Грань между официальным и неофициальным духовенством также оказалась весьма условной: основная часть не только религиозной элиты, но и рядовых имамов и других служителей культа в сегодняшнем Дагестане принадлежит к тем или иным тарикатам. Конечно, суфийские братства сохраняют свои параллельные организационные структуры, причем многие из них не признают власти ДУМД, которое оказалось под контролем довольно узкого круга шейхов и их мюридов. Однако в целом тарикатизм превратился в идейную и кадровую основу официального ислама, поэтому рассмотрение идейной и политической эволюции последнего невозможно в отрыве от ситуации в тарикатском исламе.
Тарикатизм, или официальный ислам
Хотя процесс возрождения ислама в Дагестане в 1990-е годы обычно ассоциируется в первую очередь с активизацией салафитов, следует отметить, что немаловажной составляющей этого процесса стал подъем тарикатизма, получившего возможность использовать в своих интересах инфраструктуру и ресурсы Духовного управления.
В современном Дагестане насчитывается примерно 20-25 тарикатских объединений, или отделений (вирдов). Большинство дагестанских вирдов относятся к двум направлениям суфизма - накшбандийя и шазилийя. Есть также последователи кадирийи (в основном - среди чеченцев-аккинцев Хасавюртовского района). Некоторые шейхи "работают" одновременно по двум направлениям - например, накшбандийя и шазилийя. Наибольшей известностью пользуются вирды, во главе которых стоят шейхи Магомед-Амин Гаджиев (скончался летом 1999 г.), Саид-Афанди Чиркейский, Бадрудин Ботлихский, Арсланали Гамзатов (Параульский), Рамазан Гимринский, Абдулвахид Какамахинский, Абдулгани Закатальский, Мухаммад-Мухтар Кахулайский, Сираджудин Хурикский, Таджудин Хасавюртовский, Мухаджир Догрелинский.
В 1990-е годы наблюдался бесспорный рост численности суфийских братств, которые, по некоторым оценкам, объединяли до 60% верующих мусульман и насчитывали в своем составе до 80-100 тыс. мюридов. В братства вступили даже около 30 принявших ислам русских дагестанцев, которые образовали т.н. "Союз новообращенных мусульман".
Значительное влияние тарикатизма на общественно-политическую жизнь Дагестана обусловлено целым рядом исторических и социальных факторов. Во-первых, в массовом сознании закрепилось восприятие суфизма (не совсем, впрочем, верное) как знамени освободительной борьбы горцев против Российской империи в 19 веке. Во-вторых, в годы советской власти особенно пострадал т.н. "высокий", интеллектуальный ислам; фактически прервалась традиция классического религиозного образования. В условиях, когда официальное духовенство было либо уничтожено, либо полностью контролировалось партией и КГБ, именно "народный ислам" и олицетворяющие его неформальные суфийские группы оказались единственными хранителями исламской традиции. В-третьих, суфийские братства были глубоко интегрированы в систему традиционных общинных и семейно-клановых связей дагестанского общества. Зачастую принадлежность к определенному братству определялось просто родовой традицией.
Высокий мобилизационный потенциал суфийских братств связан также с особенностями их внутренней организации. Для тарикатских групп характерны "претензии на религиозную исключительность, фанатичная приверженность вере, строжайшая организационная замкнутость, строгая дисциплина и безусловное подчинение религиозным авторитетам". Подобная структура тарикатизма еще с советских времен стала питательной средой для формирования на ее основе полутеневых кланов, постепенно захватывающих руководящие позиции в местных органах власти. Во времена перестройки и национального возрождения процесс сращивания тарикатов с этнополитическими кланами пошел с особой интенсивностью. Открытая борьба за власть авторитетов этих кланов и религиозных группировок начала проявляться в ходе выборов как в местные советы депутатов, так и в Народное Собрание Дагестана и Государственную Думу РФ. Тарикаты сконцентрировали вокруг себя не только религиозную, но и хозяйственную и даже политическую жизнь, выполняя при этом функции посредника в урегулировании межнациональных, межклановых споров, а подчас и защитника интересов мусульман "глубинки" перед центральной властью. Например, суфийские тарикаты в 1990-е гг. выступали как важный фактор урегулирования межнациональных конфликтов между аварцами и чеченцами-аккинцами в Казбековском, между даргинцами и кумыками в Хасавюртовском, между лакцами и чеченцами в Новолакском, между кумыками и аварцами в Карабудахкентском районах и других районах.
При значительной социально-политической роли шейхов, рядовые члены братств не проявляют особой социальной активности, за исключением, пожалуй, борьбы против салафизма, который тарикатисты считают опасной сектой и угрозой для ислама. Основное внимание мюриды уделяют традиционным суфийским занятиям: исполнению мавлидов (религиозных песнопений), зикру, медитациям, беседам с устазами. Сами братства не очень активно занимаются даавой, т.е. проповеднической деятельностью по распространению ислама, как бы перепоручая эту работу официальным структурам Духовного управления. По признанию некоторых шейхов, инициатива в вопросах даавы принадлежала салафитам.
Соперничество и разногласия внутри тарикатского ислама
Смена руководства Духовного управления в 1989 г. сопровождалась обострением противоречий и борьбы за власть между различными фракциями исламского духовенства. Здесь главную роль сыграли два фактора. Во-первых, контроль над ДУМД открывал доступ к огромным финансовым ресурсам, которые, как ожидалось, должны были хлынуть в республику в виде помощи братьев по вере из Саудовской Аравии, Кувейта, Турции, Пакистана, а также от многочисленных исламских благотворительных фондов. Во-вторых, в условиях идеологического вакуума ислам рассматривался как важный политический ресурс в нарастающем противоборстве между различными этнополитическими элитами Дагестана, прежде всего аварской, даргинской и кумыкской. Отлично понимая мобилизационный потенциал религиозного фактора, ведущие этнополитические группировки стремились установить свой контроль над официальными исламскими административными структурами. С другой стороны, соперничество между этими группировками открывало духовенству новые возможности для оказания давления на власть с целью продвижения своих корпоративных интересов, связанных с дальнейшей исламизацией общества, укреплением своей финансовой и организационной инфраструктуры и сдерживанием своего главного конкурента - салафизма.
Первоначально, в 1989-1991 гг., в руководстве религиозной администрации задавали тон представители неаварского духовенства. Первым преемником М.Геккиева на посту муфтия ДУМСК в июне 1989 г. стал молодой кумыкский шейх Мухаммад-Мухтар (Бабатов), имам Таркинской мечети в Махачкале. После него муфтием был избран даргинский алим Абдулла-хаджи Алигаджиев, а в январе 1990 г. на первом съезде мусульман Дагестана руководителем новообразованного Духовного управления мусульман Дагестана (ДУМД) стал кумык Багауддин-хаджи Исаев. Выдвижение на руководящие посты кумыкских представителей отражало стремление новой религиозной элиты дистанцировать ДУМД от партийно-государственной номенклатуры, ведущую роль в которой играли в тот период аварцы, и представляло собой временный компромисс между крупнейшими дагестанскими этносами (аварцы, даргинцы, кумыки). В 1990-91 гг. ДУМД находился в оппозиции к дагестанским властям, настаивая на расширении религиозных свобод, в частности - обеспечении беспрепятственного выезда паломников в Саудовскую Аравию. В то же время, этническая принадлежность муфтия и многих видных представителей официального духовенства предопределила сочувственное отношение ДУМД к радикально-оппозиционному кумыкскому национальному движению "Тенглик", развернувшему в 1990-92 гг. активную кампанию в защиту национальных и политических прав кумыков. В январе 1991 г. муфтий Багауддин-хаджи и авторитетный кумыкский имам Ильяс-хаджи Ильясов принимали участие в чрезвычайном съезде Кумыкского народного движения и кумыкских народных депутатов всех уровней.
Избрание на должность муфтия аварца Саид-Ахмеда Дарбишгаджиева в феврале 1992 г. означало начало реванша аварской религиозной элиты. Дарбишгаджиев был близок к оппозиционной правительству Исламской демократической партии Абдурашида Саидова, и "демократический" имидж нового муфтия должен был соответствовать условиям победы демократии в России и начала демократических реформ в стране после упразднения СССР в декабре 1991 г. Однако избрание Дарбишгаджиева не было признано кумыками, значительной частью даргинев и лакцев, которые приступили к созданию своих "этнических" муфтиятов. Стабилизация политических позиций аварской элиты и все более заметное разочарование общества в последствиях "демократических реформ" способствовали переходу ДУМД на проправительственные позиции. Этот сдвиг нашел свое отражение, в частности, в избрании новым муфтием в январе 1994 г. политически более консервативного Магомеда Дарбишева. "Аварский" характер ДУМД был закреплен избранием в 1996 г. новым муфтием Сейидмухаммада Абубакарова, а после его трагической гибели в августе 1998 г. - Ахмад-хаджи Абдулаева. Деятельность альтернативных этнических Духовных Управлений оказалась фактически заморожена; они даже не прошли необходимую перерегистрацию в 1994 г. Стимулом к восстановлению единой системы религиозной администрации явилась также активизация салафитского движения. Так или иначе, опасность открытого раскола официального духовенства по этническому признаку была отодвинута.
"Аваризация" ДУМД означала не столько превращение его в орган выражения интересов всего аварского духовенства, сколько переход контроля над муфтиятом и другими высшими религиозными институтами (Совет алимов, Совет имамов) в руки последователей и сторонников аварского шейха Саид-Афанди Чиркейского. Группировка Саид-Афанди, отличающаяся очень высоким уровнем внутренней солидарности, имеет полиэтнический характер и включает в себя, например, влиятельного кумыкского шейха Арслан-Али Гамзатова и даргинского шейха Абдель Вахида Какамахинского. Поэтому, хотя разногласия внутри тарикатского ислама (а, следовательно, и внутри традиционалистского духовенства) имели определенный этнический оттенок, во многом разделение происходило прежде всего по религиозно-корпоративному и, отчасти, политическому признаку. В более или менее открытой оппозиции к ДУМД находились многие не только кумыкские (Мухаммад-Мухтар, Ильяс-хаджи) и даргинские (Мухаммад-Амин, Магомед-Гаджи, Абдулла-хаджи Алигаджиев), но и некоторые аварские (Таджуддин Хасавюртовский, Идрис-хаджи Исрафилов) шейхи, алимы и имамы.
Немалая часть исламских структур (мечети, медресе, институты) на протяжении 1990-х гг. фактически не признавала власти ДУМД и находилась вне сферы его контроля. Так, по некоторым оценкам, из 8 квартальных мечетей Махачкалы ДУМД реально контролировало лишь 2, а в масштабах республики - примерно 200 мечетей, т.е. не более 15% от общего числа. Независимо от ДУМД действовал и Исламский университет им. Имама Аш-Шафии в Махачкале.....
Официальное духовенство и вопросы исламизации общества
В условиях конкуренции со стороны салафитов официальное духовенство настойчиво стремилось утвердить за собой роль главной движущей силы процесса исламизации в Дагестане. Принципиальное требование духовенства состояло в необходимости отказаться от положения о светском характере государства и законодательно признать ведущую роль ислама. Лоббируя интересы духовенства в ходе развернувшегося в 1996-1997 гг. обсуждения проекта нового закона о свободе совести, С.Асиятилов активно выступал против принципа отделения церкви от государства и школы от церкви. Эта же позиция была отражена в обращении духовенства республики к Народному собранию, в котором отмечалось, что государство не должно обеспечивать право мусульманина на ширк (многобожие): "Если государство гарантирует право не исповедовать никакой религии - это безбожие". Муфтий С.Абубакаров призывал "не только декларировать устно, но и официально (конституционно) закрепить отношение к исламу как "религии демократического большинства", а также "отметить главенствующую и координирующую роль мусульман в республике". Основные идеи мусульманского истеблишмента относительно исламизации Дагестана сводились к следующему:
1. Исламизация системы образования и воспитания, и дальнейшее развитие системы религиозного образования. Это, в частности, предусматривало: введение в государственные учебные заведения религиозных предметов, которые изучались бы по просьбе детей, их родителей вне зависимости от мнения руководства учебного заведения; право религиозных организаций осуществлять обучение религии вне образовательной программы без согласия органов местного самоуправления и администрации учебных заведений; создание сети исламских детских садов; право студентов религиозных вузов изучать и общеобразовательные предметы; учреждение государственного исламского института, который позволил бы решить проблему нехватки квалифицированных имамов и преподавателей духовных учебных заведений.
2. Постепенное введение шариата в различных сферах общественной жизни. Отмечая, что главным критерием в данном вопросе должна быть польза общества, представители мусульманского духовенства утверждали, что "постепенное интегрирование шариатских норм в законодательную базу Дагестана", прежде всего - в области гражданского права, позволит сделать судебную систему менее бюрократизированной и более эффективной. В числе наиболее зримых направлений исламизации обычно фигурировали требования: объявить пятницу выходным днем; скорректировать государственную символику и атрибутику в соответствии с требованиями ислама; наладить убой мяса и птицы по шариату, а также систему "халалного" питания для военнослужащих-мусульман в армии; ограничить торговлю алкоголем и эротическими изданиями; обеспечить условия для ношения женщинами исламской одежды.
Официальное духовенство выступало за легальные парламентские методы исламизации Дагестана. Муфтий С.Абубакаров подчеркивал, что необходимо лишь выбрать в Народное Собрание 61 достойного депутата из 121, чтобы они мирно решили проблему "исламской направленности" Дагестана. Кроме того, официальное духовенство считало, что в условиях Дагестана необходимым каналом выражения и реализации интересов ислама должна быть исламская партия, призванная "собрать всех мусульман воедино". На практике ДУМД установило тесное сотрудничество с дагестанским отделением Общероссийского мусульманского общественного движения (ОМОД) "Нур", которое зачастую выступает в роли рупора официального духовенства. Следуя принципу "правители являются путеводителями и наставниками для людей, а для правителей наставниками являются алимы", официальное духовенство добивается повышения политико-правового статуса Духовного управления и муфтия, чтобы они могли принимать участие в назначении некоторых министров, в частности - министров народного образования, культуры, социального обеспечения, а также в принятии важных государственных решений.
Мобилизация ресурсов для борьбы против салафизма
Необходимость более эффективного противодействия салафизму предопределила активизацию усилий ДУМД в организационной сфере. В июле 1994 г. на заседании Президиума Совета алимов Дагестана был разработан комплекс мер, направленных на "преодоление стихийности в деятельности различных духовных учреждений республики (мечетей, религиозных учебных заведений и т.д.)" и обеспечение более эффективного контроля над ними со стороны ДУМД. Для "укрепления связей мечетей с ДУМД" было решено создать во всех районах Дагестана Советы имамов мечетей, объединяющие имамов всех мечетей сел района; председатели этих советов имамов должны были войти в Совет алимов Дагестана. ДУМД брало под свой контроль задачи обучения и повышения квалификации имамов, организации выезда бригад проповедников на места, разработки и утверждения учебных программ для религиозных учебных заведений и лицензирования их деятельности, упорядочения и координации миссионерской деятельности и контактов с зарубежными религиозными общинами. Представители ДУМД прилагали немало усилий для смешения имамов мечетей, заподозренных в симпатиях к салафитам.
К середине 1990-х гг. ДУМД практически полностью контролировало процесс отправки паломников в хадж. Представители официального духовенства также неоднократно требовали поставить под контроль ДУМД и Совета алимов издание, ввоз в республику и распространение религиозной литературы, а также набор и отправку дагестанских студентов в зарубежные исламские учебные заведения, поскольку в противном случае, как писала близкая к ДУМД газета "Нурул Ислам", "наши дети вместо исламского образования получат ваххабитскую отраву, а по возвращении будут распространять ее в Дагестане". В своих внешних связях и в развитии системы религиозного образования ДУМД ориентировалось прежде всего на Турцию, видя в турецком исламе, тесно связанном с традицией накшбандийского суфизма, возможный противовес распространению салафизма. Кроме того, по направлению ДУМД более 200 дагестанских студентов обучались также в Сирии, где фундаментализм жестоко преследуется. Именно в этой стране, например, повышал свою религиозную квалификацию С.Абубакаров до его избрания муфтием. В ограниченных масштабах ДУМД сотрудничает также с другими мусульманскими странами.
Довольно слабы связи между ДУМД и муфтиятами европейской части России. Это объясняется как общей постсоветской фрагментацией административных религиозных структур, которые скорее соперничают, чем сотрудничают друг с другом, так и некоторыми различиями в идеологии (официальное духовенство в остальных частях России практически не сохранило связи с суфийской традицией) и приоритетах деятельности (для "европейских" муфтиятов, например, проблема борьбы с "ваххабизмом", по крайней мере - до недавних пор, стояла гораздо менее остро).
Между тем, ДУМД активно развивало региональные связи, выступая за объединение усилий официального духовенства республик Северного Кавказа для противодействия салафизму..
Лоббируя новый закон о свободе совести, ДУМД активно добивалось его принятия в таком виде, чтобы он запрещал деятельность салафитских джамаатов. По замыслу руководителей муфтията, закон был призван также усилить контроль за формированием кадрового состава духовенства, наделяя ДУМД полномочиями утверждать избрание имамов мечетей всех уровней и контролировать регистрацию любых религиозных организаций. Официальное духовенство активно поддерживало идею С.Асиятилова об исключении из закона положения о религиозной группе, видя в нем "лазейку для ваххабитов". Важным требованием официального духовенства было обеспечить представителям ДУМД право свободного доступа к СМИ и официально закрепить это право в новом законе о свободе совести.
Тарикатисты и власть: причины и пределы конфронтации
В 1997-98-х гг. ДУМД начало все более явно выражать недовольство тем, что правительство недостаточно активно, с его точки зрения, борется с салафитами и не способствует усилению общественной роли ислама. Крайнее недовольство муфтията вызывало, в частности, затягивание принятия нового закона о свободе совести, а также стремление части депутатов НС и политических деятелей привести этот закон в соответствие с общероссийским, что, по мнению ДУМД, не учитывало дагестанских реалий и делало закон неэффективным с точки зрения борьбы против "ваххабизма". По словам заместителя муфтия Ахмед-хаджи Тагаева, лишь нападение чеченских боевиков Хаттаба при поддержке дагестанских "ваххабитов" на воинскую часть в Буйнакске в декабре 1997 г. побудило депутатов Народного Собрания проголосовать, наконец, за принятие закона, в который ДУМД внесло около 40 поправок. С нескрываемым раздражением сторонники ДУМД восприняли попытки властей начать диалог с салафитами летом 1998 г. В риторике официального духовенства постепенно стали звучать скрытые угрозы. Так, в упомянутой резолюции Конгресса мусульман Северного Кавказа отмечалось, что "непринятие во внимание руководствами республик рекомендаций (по борьбе с "ваххабизмом" - Д.М.), предложенных Духовными управлениями, может вынудить нас принять самостоятельные меры, прибегать к которым крайне не хотелось бы".
Среди руководителей ДУМД складывалось убеждение, что правительство намеренно игнорирует или скрыто саботирует все инициативы официального духовенства, направленные на исламизацию общества. Так, правительство формально не отклонило предложение о перенесении выходного дня на пятницу, однако этот вопрос был оставлен на усмотрение местных администраций, которым, по мнению представителей муфтията, сверху было предписано заблокировать эту идею. Также ходили слухи, что М.Магомедов лично давал указание главам местных администраций не принимать участие в мавлидах. Представители ДУМД с возмущением говорили о том, что ислам представлен на телевидении лишь одной непродолжительной передачей в неделю, а также указывали на нежелание государства допустить создание централизованной системы сбора и распределения закята из опасения, что подобная исламская альтернативная программа социальной помощи окажется более эффективной, чем государственная. Руководители муфтията стали предостерегать власти, что игнорирование требований ДУ обернется в конце концов еще более радикальным вариантом исламизации. Выступая на Совете алимов 14 июля 1998 г., муфтий С.Абубакаров заявил, что если сегодня ДУМД и правительство не обеспечат "исламскую направленность" Дагестана, то "то завтра к нам будут приходить и навязывать это Мовлади (Удугов), Хаттаб и другие." Более жесткая критика стала звучать и по поводу морально-нравственного облика правящей верхушки. Не случайно в одном из своих последних выступлений в июле 1998 г. С.Абубакаров напомнил случай, когда одна из газет не опубликовала его интервью только из-за содержащихся в нем слов о том, что ответственные лица в правительстве "покровительствуют всевозможной грязи и пошлости". Обвинения руководителей республики в поощрении коррупции, безнравственности и "издевательства над большинством народа" стали постоянной темой на страницах поддерживающих ДУМД газет.
Усиление критики правительства за его несоответствие "исламским" этическим стандартам явилось одним из аспектов процесса все более активно включения ДУМД в политическую борьбу, которая развернулась между основными группировками правящей элиты весной-летом 1998 г. вокруг проблемы выборов председателя Госсовета республики. Все более явно склоняясь к поддержке соперников М.Магомедова, муфтият начал выступать с критикой правительства даже по чисто политическим вопросам.. Прозвучавшие в том же выступлении муфтия слова о "конституции, на которую сегодня садятся, завтра берут в руки или ставят на голову", трудно было расценить иначе как выражение поддержки противникам внесения поправки в Конституцию, которая обеспечила М.Магомедову возможность переизбрания на пост председателя Госсовета в июне 1998 г.
Наиболее серьезный антиправительственный демарш ДУМД предприняло вскоре после гибели муфтия С.Абубакарова в результате теракта на территории Центральной мечети в Махачкале 21 августа 1998 г.. Ответственность за это преступление была сразу же, не дожидаясь расследования, возложена на салафитов, хотя многие наблюдатели высказывали вполне обоснованные сомнения в этой версии. На созванном 29 августа в Махачкале по инициативе ДУМД Общедагестанском конгрессе прозвучали крайне резкие высказывания в адрес властей и лично М.Магомедова, который, по словам депутата НС Абакара Акаева, "своей трусливой и пассивной политикой (попустительства "ваххабитам" - Д.М.) убил лидера мусульман Дагестана, убил каждого из нас". Руководство ДУМД выдвинуло предложение, отраженное в резолюции Конгресса, о немедленной отставке всего руководства республики во главе с М.Магомедовым, а также конституционном введении прямых всеобщих выборов нового председателя Госсовета и скорейшем назначении срока этих выборов. В случае невыполнения этих требований участники Конгресса угрожали принять "все меры в рамках закона", которые они посчитают необходимыми. Смысл этой угрозы отчасти проясняли слова 1-го заместителя муфтия Курамухаммада Рамазанова, который заявил: "Сегодняшнее наше собрание - это всего лишь репетиция. Мы, если нужно будет, заполним все площади и будем стоять до последнего и добьемся всех наших требований". Характерно, что накануне открытия Конгресса уже была предпринята попытка митингового давления на правительство, когда в Хасавюрте и Кизилюрте среди участников массовых собраний в знак протеста против убийства муфтия "стихийно" возникла идея с оружием в руках двинуться на Махачкалу, чтобы добиваться наказания виновных в этом преступлении. По всеобщему убеждению, за этими событиями стояли такие лидеры аварской общины, как Г.Махачев и глава администрации Хасавюртовского района С.Умаханов.
Попытка ДУМД возглавить атаку политической оппозиции против режима М.Магомедова не увенчалась успехом. Вежливо выслушав членов делегации Общедагестанского конгресса, власти не только не сделали никаких шагов навстречу их требованиям, но и в течение последующих нескольких дней провели прямые переговоры с салафитами, которые завершились подписанием 1 сентября соглашения об урегулировании отношений между правительством и салафитским джамаатом селения Карамахи. Это явилось серьезным ударом по интересам и престижу ДУМД, приложившему немало сил для срыва данного соглашения.
Кроме того, в начале сентября ДУМД лишилось некоторых влиятельных союзников, когда в ходе организованной властями широкомасштабной кампании по борьбе с коррупцией и преступностью, в частности, был арестован Р.Гаджибеков, а Ш.Мусаев объявлен в розыск после выдачи прокуратурой санкции на его арест. Эта борьба с коррупцией, фактически вылившаяся в скрытую форму борьбы с политическими оппонентами, существенно укрепила позиции режима М.Магомедова и заставила руководство ДУМД во главе с новым муфтием Ахмад-хаджи Абдуллаевым умерить свои политические амбиции.
Открытый переход ДУМД на сторону оппозиции в августе 1998 г. серьезно подорвал доверие режима к нынешнему руководству муфтията. Не сумев простить этой "измены", власти, судя по всему, избрали тактику сдерживания и нейтрализации ДУМД как одного из центров силы. Между тем, в охлаждении отношения правительства к ДУМД и критике деятельности его структур (в частности, духовных учебных заведений) сторонники муфтията усматривали еще одно доказательство заигрывания властей с "ваххабитами" ...
Несмотря на явное усиление политической оппозиционности, резкую критику правительства, конкретных руководителей государства и участие в политических маневрах различных группировок правящей элиты, официальное духовенство в принципиальных вопросах все же продолжало сохранять лояльность нынешней дагестанской власти. Официальное духовенство взяло на себя задачу обеспечения религиозно-правовой поддержки правительства перед лицом нападок салафитов, которые, обвиняя руководителей республики в неверии (куфр), считали возможным вести против режима вооруженный джихад и активно содействовать объединению Дагестана с "исламской" Чечней. Так, в Заключении Совета алимов от 28 июля 1998 г. говорилось, что хотя правители республики и не следуют установлениям шариата, но все же открыто не отрицают ислама, и поэтому являются не безбожниками (кафирами), а лишь грешниками (фасиками), вести джихад против которых запрещено. Сам Дагестан признавался исламской территорией (дар аль-ислам) и "исламским" государством, ибо для такой констатации достаточно, чтобы мусульмане хоть однажды установили свою власть над этой страной. Что касается объявления джихада против России, то его считали нецелесообразным и неправомочным даже те имамы, которые в период войны в Чечне вопреки конформизму основной части официального духовенства имели смелость открыто занимать прочеченскую позицию (в частности, шейх Мухаммад-Мухтар). Подход официального духовенства к проблеме джихада против правительства соответствовал одному из важных принципов мусульманского права: во имя избежания смуты и кровопролития допустимо поддерживать даже неправедного правителя. Вместе с тем, за этой позицией легко угадывались также тесные связи и общие интересы руководителей ДУМД и некоторых группировок правящей элиты, которые являются неотъемлемой частью критикуемого муфтиятом антиисламского и безнравственного режима.
Отношение официального духовенства к проблеме объединения Дагестана с Чечней было также близко к правительственной позиции. Соглашаясь с необходимостью вести работу по объединению Чечни и Дагестана, традиционалисты подчеркивали, что существование границ сегодня еще необходимо, и что нельзя допускать силового навязывания Дагестану религиозных и мирских порядков, существующих в Чечне.В данном вопросе позицию ДУМД можно объяснить не только здоровым прагматизмом, но и особенностями тарикатского ислама, который, будучи тесно переплетен с местными традициями, местной историей, придает большое значение дагестанской идентичности. Так, многовековая богатая исламская традиция Дагестана противопоставляется "поверхностному" исламу Чечни. Дагестан рассматривается как место сосредоточения наиболее выдающихся шейхов и алимов нашего времени (как минимум, на территории бывшего СССР), причем для обоснования этого тезиса используется ссылка на слова самого Пророка, в частности на явно недостоверный хадис о том, что "в конце времен в Дагестане будет много вали (святых)". Подчеркивая благодатность Дагестана, заместитель муфтия К.Рамазанов отмечал, именно здесь живут четыре истинных устаза, подобных которым "во всем мире единицы". Характерны критические комментарии газеты "Нурул Ислам" по поводу приезда в Дагестан накшбандийского шейха из Турции Мухаммад-Назима Кубруси, которого Надир Хачилаев пригласил на празднование мавлида в июле 1997 г. Газета писала: "Мы не ценим своих шейхов, как они того заслуживают, но готовы броситься к любому иностранцу. В Дагестане есть несколько шейхов, силсиля которых не вызывает никакого сомнения., а в Турции и странах Ближнего Востока (Египте, Сирии, Ираке, Иране и Хиджазе) практически нет ни одного ученого-суфия, зато есть множество лжемуршидов и лжетарикатчиков".
Ярко выраженную патриотическую позицию заняло официальное духовенство и в ходе вторжения в Дагестан отрядов Ш.Басаева и Хаттаба в августе-сентябре 1999 г. Руководители ДУМД решительно осудили вторжение, заявив о недопустимости рассматривать его как джихад. Кроме того, они призвали всех мусульман встать на защиту родины и веры, и даже призвали возносить молитвы за успех федеральных сил, сражающихся с боевиками Басаева. В то же время, военная операция дагестанских и федеральных сил против салафитского анклава в Карамахинской зоне была встречена тарикатистами уже не столь однозначно. Если сторонники шейха Саид-Афанди приветствовали ликвидацию этого "гнезда ваххабитов", то шейх Мухаммад-Мухтар, по некоторым сведениям, осудил штурм селения, назвав оборону Карамахи "джихадом".
Вторжение боевиков из Чечни способствовало некоторому снижению напряженности в отношениях между властью и официальным духовенством, которые снова почувствовали потребность во взаимной поддержке. 16 сентября 1999 г. Народное Собрание исполнило, наконец, давнюю мечту ДУМД, приняв закон "О запрете ваххабитской и иной экстремистской деятельности на территории Республики Дагестан". Согласно этому закону, ДУМД получало возможность почти полного контроля за религиозной жизнью в республике: его санкция отныне требовалась для направления на учебу в зарубежные религиозные учебные учреждения, утверждения программ и кандидатур преподавателей в местных религиозных образовательных учреждениях, регистрация местных религиозных организаций. Принятие этого закона не только ограничило легальные возможности салафитской пропаганды и агитации, но и, что весьма существенно, укрепило позиции сторонников шейха Саид-Афанди в их соперничестве с другими тарикатистскими группировками.
.. В целом можно констатировать, несмотря на некоторое улучшение отношений между правящим режимом и ДУМД, стороны по-прежнему испытывают взаимное недоверие, опасаясь непредсказуемых маневров со стороны друг друга в контексте борьбы различных этнополитических группировок за перераспределение власти в республике.