Когда я вернулась в Сребреницу, я подала документы на грант для восстановления моего дома, потому что водопровод в нем был сломан, а сам этот дом, построенный моим мужем, был единственным, что у меня осталось. Но на протяжении 3 лет мне отказывали в гранте.

Я оставалась в своем доме всю войну. Мой муж и старший сын просили меня уехать с младшим сыном в Сараево, но я не хотела оставлять их. В последний раз я видела своих сыновей, родившихся в 1973 г. и 1979 г., прямо здесь, во дворе дома под этим деревом.

Зачем они убили их, ведь моим сыновьям было всего 22 и 16 лет? Как так получилось, что те, кто их убил, все еще живут прямо здесь, в Сребренице? Как они глядят нам в глаза, зная, что натворили?

Мой младший сын был такой сообразительный, хорошо учился по математике. Тогда его учитель видел меня, он всегда говорил: «Вот идет мама математика». Но останки моих сыновей так до сих пор и не найдены. Не найдены останки моего мужа и зятя. Каждый год 11 июля я хожу на похороны на мемориальное кладбище Потокари (там ежегодно проводят официальную церемонию захоронения останков, обнаруженных за последний год). Я надеюсь, что однажды смогу похоронить своих сыновей.

Я вернулась сюда, чтобы пройти теми дорогами, по которым ходили мои сыновья.

Когда я вернулась сюда спустя 5 лет, в 2000 г., меня сопровождала полиция, для защиты – таковы были правила. Но прямо перед домом они сказали, что не войдут со мной, и что мне придется делать это на свой страх и риск. В моем доме жила сербская семья, и когда я постучала, они не открыли, но я знала, что они там. Мне не было страшно, если бы они решили убить меня, то так тому и быть. Я просто хотела войти внутрь и посмотреть, не осталось ли каких-нибудь фотографий моей семьи, мне нужны были только эти фотографии. Когда мне, наконец, открыли дверь, то сказали, чтобы я убиралась отсюда, и не возвращалась, иначе меня убьют. Но мне не было страшно, в голове у меня был сын, стоявший рядом с тем деревом, где я видела его в последний раз.

Позже люди помогли мне, и я смогла вернуть свой дом.

Когда я бежала из Потокари с Тузлу, никто не спросил меня, где мои дети. У меня ничего не осталось, мне приходилось пить из старой консервной банки. Как-то раз одна женщина дала мне чашку. Я навсегда запомнила ее доброту.

Мы выжили, но я каждый день спрашиваю себя: почему? Почему это случилось?

Когда все это произошло, мой сын был женат, а его жена была на 7 месяце беременности. Когда пришли сербы, я просила мужа и сыновей бежать. Они побежали через улицу в леса, в сторону гор, а мы с невесткой побежали в другую сторону. Моя свекровь не хотела идти с нами. Она осталась. Когда мы приехали в Потокари (где дислоцировались голландские миротворческие силы ООН), мы 2 ночи переночевали на фабрике. Потом голландцы заставили нас уйти с фабрики, где мы нашли приют, и дальше нам пришлось спать под открытым небом. Я не могла спать ночи напролет, я все время ждала, когда мы сможем уехать на грузовике ООН.

На следующее утро мы с невесткой сели на грузовик и приехали в место под названием Триесте, и тогда нам сказали слезать и идти пешком, и еще нас заставили отдать все имущество, в противном случае нам угрожали «отрезать грудь». Мне было очень страшно, я беспокоилась за невестку и накрыла ее шалью, пытаясь спрятать.

Солдаты увели молодых девушек из грузовика. У меня ушла душа в пятки, а потом я поняла, что солдаты уводят мою невестку. Я начала кричать так громко, что пришли другие солдаты и стали спрашивать, в чем дело. Я сказала, что они забрали мою невестку, которая на 7 месяце беременности. Пока я ждала ее возвращения, я видела, как двое малышей плачут и зовут маму.

Солдаты увели ее в лес, чтобы изнасиловать. Они уводили туда всех женщин и насиловали. Наконец, моя невестка вернулась, но мы не разговаривали до самого приезда в Сараево.

Мы выжили, но я каждый день спрашиваю себя: почему? Почему это случилось?

Я надеюсь, что такое больше не случится ни с кем и никогда.