В Казахстане складывается довольно противоречивая картина отношения светских властей к религии, в частности, к исламу. Летние теракты в Актюбинске (Актобе) и Алма-Ате были привязаны к деятельности приверженцев нетрадиционных религиозных течений. Власти взяли курс на усиление контроля в религиозной сфере, вплоть до отслеживания хода хаджа (паломничества) казахстанских мусульман.
В СМИ прошли публикации, посвященные рискам, связанным с появлением в Казахстане «новых мусульман» — так называемых салафитов.
Однако 25 октября президент Казахстана Нурсултан Назарбаев совершил намаз (молитву) в мечети пророка Мухаммада в Медине. Ранее МИД Казахстана выступил с заявлением в защиту ислама.
При этом 24 октября Духовное управление мусульман Казахстана (ДУМК) выступило с заявлением в поддержку запрета хиджаба в школах страны. А в начале октября аким (губернатор) Восточно-Казахстанской области Даниал Ахметов напомнил подчиненным, что Казахстан — светское государство, в котором работники в рабочее время не должны отвлекаться на посещение мечетей.
Корреспондент ИА REGNUM попросил прокомментировать эту противоречивую картину социолога Серика Бейсембаева, автора исследования «Религиозный экстремизм в Казахстане: между криминалом и джихадом».
ИА REGNUM: Серик, что вы думаете о молитве президента и в целом о сигналах со стороны власти мусульманскому сообществу в стране?
Последние сообщения в медиа о том, что президент совершил намаз в мечети в Саудовской Аравии, либо предложил не связывать терроризм с исламом выглядят как попытка отыграть назад усилившийся сейчас в Казахстане антиисламский нарратив. Однако нужно понимать, что отстраивать имидж с помощью медиа инструментов — это одно, а политическая практика — это совершенно другое. Например, в случае запрета ношения хиджабов в школах власти уже дали четкий сигнал, что не намерены мириться с «другой» религиозностью, не соответствующей канонам так называемого «традиционного» ислама. Конечно, еще неизвестно, как это решение будет реализовано непосредственно на местах. Если мы увидим, что с помощью школьной администрации будет включен репрессивный аппарат и все школьницы в хиджабах будут не допущены в школу, то никакими медиа инструментами не восстановить образ государства с высоким уровнем религиозной толерантности.
Та часть общества, которая дискриминируется этим положением, конечно же, будет возмущена и, возможно, проявит сопротивление. Однако при этом значительное большинство граждан скорее поддержат такое решение. Тем самым, еще более очевидным станет разрыв между светским большинством и активно верующим меньшинством. К чему это может привести? Думаю, ни к чему хорошему. Однако больше беспокойства вызывает в этом случае роль государства, которое, пользуясь правом на законное насилие, забывает про свою консолидирующую функцию.
Что ему следовало бы делать в рамках консолидириующей функции с учетом контекста и соображений террористической безопасности?
Происходит подмена понятий — вместо борьбы с экстремизмом и терроризмом идет борьба с «другой» религиозностью. Государству нужно более точно определиться с источниками экстремизма и терроризма, а не искать причину только в нетрадиционной религиозности.
Что вы имеете в виду под другой религиозностью?
Салафизм в данном случае.
И как государству с ним быть?
Здесь есть очень тонкий момент: экстремисты — чаще всего салафиты, но не все салафиты — экстремисты. Конечно, проще всех запретить, посадить и выгнать, как в Узбекистане. Но где гарантия, что мы в итоге не получим еще больше экстремизма? Я считаю, что с религиозностью не нужно бороться, тем более применяя карательные инструменты. Есть другие способы противостоять салафизму как идеологии — через медиа, образование и культуру нужно заниматься просвещением общества. Повышать уровень критического мышления и толерантности.
О совершении намаза президентом Казахстана в ходе официального визита в Саудовскую Аравию сообщила пресс-служба казахстанского лидера. В ходе своей поездки Нурсултан Назарбаев встретился с представителями деловых кругов, призвав арабских бизнесменов вкладывать деньги в Казахстан. Также он отметил, что есть все возможности для увеличения товарооборота между двумя государствами, который в 2015 году составил порядка 1 млрд рублей.
